Обычно именно в этом месте Мухаммед Али переходил на шепот и говорил, что знает в консульстве одного человека, который – разумеется, за плату – сам подготовит бумаги, поставит на них все печати, а потом перешлет их ей по почте. Дело было верное, и чаще всего беседа заканчивалась тем, что женщина протягивала ему либо золотой браслет, либо пятьсот рупий на хлопоты и, счастливая, уезжала.

Они все были издалека – обычно он выяснял, кто откуда приехал, прежде чем подходил к этому моменту, а потом уже говорил смело, нисколько не боясь, что она рискнет во второй раз проделать такой путь в сотни миль. Женщина, довольная, отправлялась обратно в свой Лалукет или Саргодху, где начинала собирать вещи, а потом, конечно, догадывалась, что Мухаммед Али мошенник, но время было потеряно, и уже ничего нельзя было сделать.

Жизнь, она тяжелая у всех, а старику остается только идти на хитрость. Мухаммед Али ничуть не страдал сочувствием к вторничным женщинам.

Но тут его снова подвел собственный голос, который вместо того, чтобы завести как по писаному давно затверженную речь, принялся вдруг выбалтывать вслух его сокровенные тайны.

– Мисс Рехана, – к изумлению Мухаммеда Али, произнес его голос, – вы редкий человек, вы жемчужина, и для вас я сделаю то, чего, может быть, не сделал бы и для родной дочери. У меня есть один документ, с помощью которого вы решите все свои проблемы.

– Что же это за волшебный документ? – спросила она, а глаза ее при этом взглянули на него с откровенной насмешкой.

Дальше голос его зазвучал едва слышно.

– Британский паспорт, мисс Рехана. Подлинный, настоящий британский паспорт. У меня есть хороший приятель в консульстве – впишет имя, наклеит фотографию, и дело сделано! – торопитесь, складывайте вещи и добро пожаловать в Англию!

Он в самом деле это сказал!

Тогда, значит, с ним может случиться все что угодно – он, значит, сошел с ума. Мухаммед Али сейчас еще и отдаст его бесплатно, и тогда останется только целый год кусать себе локти.

Старый дурак, сказал себе Мухаммед Али. Только старые дураки и теряют голову из-за красивой девушки.

– Правильно ли я вас поняла? – проговорила она. – Вы предлагаете мне совершить преступление…

– Я предлагаю, – перебил он, – ускорить события.

– …совершить преступление, въехать в Лондон, в Бредфорд, в обход закона и тем самым утвердить английских сахибов в мысли о том, что их низкое мнение о нас справедливо? Разве это хороший совет, дедушка?

– В Англию, в Бредфорд, – грустно поправил он. – Нехорошо так относиться к подарку.

– А как еще я должна к нему относиться?

– Я бедный человек, биби[2], и мне захотелось сделать тебе подарок ради твоей красоты. Не плюй на него. Бери. Или откажись от своей затеи, вернись домой, забудь про Англию – не ходи в этот дом, не позволяй им себя унизить.

Но мисс Рехана уже поднялась и, не дослушав, направилась в сторону ворот, возле которых толпились женщины, и потерявший терпение охранник кричал на них, чтобы стояли спокойно, иначе никого сегодня не примут.

– Глупость делаешь, – крикнул ей вслед Мухаммед Али. – Да как хочешь, мне-то что! – крикнул он, чтобы она поняла, что он сделал ради нее все что мог.

Она даже не оглянулась.

– В этом вот беда нашего народа, – возопил тогда он. – Мало того, что мы нищие, что мы темные, так мы еще и не хотим ничему учиться.

– Что, Мухаммед Али? – сказала с другой стороны ряда женщина, которая торговала бетелем. – Плохи твои дела? Ей-то, небось, нравятся помоложе?

В тот день Мухаммед Али ничего не заработал, потому что простоял весь день возле ворот в ожидании мисс Реханы. То и дело он принимался себя бранить: “Ступай отсюда, старый болван, она леди и даже и говорить-то с тобой не пожелала”. Но все-таки он ее дождался.

– Салям, советчик-сахиб, – сказала ему мисс Рехана, направляясь к нему.

Вид у нее был такой же уверенный, как и утром; на него, на Мухаммеда Али, она явно больше не сердилась, и он подумал: “Ах ты боже мой, слава Аллаху, кажется, повезло. Значит, даже и у английских сахибов оттаяло сердце, едва они утонули в глубине ее глаз, и она получила визу”.

Он улыбнулся ей в ответ улыбкой, исполненной надежды. А мисс Рехана улыбнулась в ответ улыбкой, исполненной спокойствия.

– Дочь моя, мисс Рехана-бегум, – сказал он, – в счастливый час торжества примите мои поздравления.

Она вдруг ласково взяла его под руку.

– Пойдемте, – сказала она. – Позвольте мне поблагодарить вас за хороший совет, который вы мне дали, извиниться за свою грубость и угостить вас пакорами.

Они стояли на пыльном пятачке между воротами консульства и автобусом, который должен был отбыть ближе к вечеру. Кули привязывали на крыше скатки матрасов. Разносчик старался всучить пассажирам любовные романы и травяные снадобья, громко расхваливая и то и другое как средство от всех несчастий. Совершенно счастливый Мухаммед Али вместе с мисс Реханой устроились на “пылесборнике”, иначе говоря, на бампере, и принялись уплетать пакоры. Дневная жара пошла на спад.

– Нас обручили еще наши родители, – неожиданно начала мисс Рехана. – Мне тогда было девять лет, Мустафе Дару тридцать, но отец хотел, чтобы муж был старше меня и заботился обо мне так, как сам он заботился о матери, потому он и выбрал мне Мустафу-джи, которого считал человеком ответственным. Потом родители у меня умерли, а Мустафа Дар отправился в Англию и сказал, что через некоторое время вызовет меня. С тех пор прошло много лет. У меня есть его фотография, но он для меня давно чужой человек. Я даже голос его по телефону не узнала.

Слушая, Мухаммед Али дивился ее рассказу, но в этом месте кивнул головой, надеясь в душе, что кивнул с умным видом.

– Ну, – сказал он, – в конце концов, родители всегда стараются, чтобы детям жилось получше. Ваши родители выбрали для вас хорошего честного человека, который сдержал слово и вас вызвал. Теперь вы познакомитесь, полюбите его… у вас вся жизнь впереди.

Заметив на этот раз горечь в ее улыбке, Мухаммед Али удивился.

– Скажите, уважаемый, – заговорила мисс Рехана, – почему это вы так уверены в том, что мне дали визу?

Потрясенный, он встал.

– У вас… вы оттуда вышли с таким счастливым видом… Я и подумал… Прошу прощения… Неужели и вам дали от ворот поворот?

– Я ответила неправильно на все вопросы, – сказала она. – Что родинка не на той щеке, что ванная комната совсем не такая – я ее придумала и обставила, как хотела. Одним словом, все сказала не так, понятно?

– Что же теперь делать!? Куда вы теперь?

– Обратно в Лахор, вернусь на работу. Я работаю в одном большом доме няней у трех прекрасных мальчиков. Если бы я уехала, они заскучали бы.

– Какая беда! – воскликнул Мухаммед Али. – Я ведь предупреждал! Нужно было взять паспорт. А теперь, как это ни печально, я не в силах помочь. У них теперь есть анкета, и если они проверят, то и паспорт не поможет… Все пропало, все пропало… Ах, ну если бы вы меня послушались! Все было бы хорошо.

– Вряд ли, – сказала она. – И не нужно так огорчаться.

Он стоял на пятачке возле остановки автобуса и смотрел, как она улыбается ему сквозь заднее стекло, до тех пор пока автобус не скрылся в облаке пыли, не в силах отвести от нее глаз, потому что до сих пор никогда в жизни – в своей жаркой, длинной и трудной, не знавшей любви жизни – он не видел такой открытой, такой счастливой улыбки.

Мы все знали, что, коли вдова вцепилась в него мертвой хваткой, добром дело не кончится, но парень был глупый, осел молодой да и только, а таких ничему не научишь. Жизнь у него начиналась хорошо. Бог его одарил божественной красотой, отец уступил ему место и сошел в могилу, но не бросил мальчишку-то без ничего, а оставил ему в наследство роскошную рикшу, с пластмассовыми сиденьями и всем что положено. Так что и красота у него была, и работа была, и если бы откладывал сколько-то рупий в год, со временем нашел бы себе хорошую жену, так нет, его угораздило влюбиться в жену вора, когда усы еще не отросли, молоко, можно сказать, не обсохло.