Оставшись один, Игорь Юрьевич снова прочёл то, что было на листке. Хорошо кому-то досталось, бесспорно. Очень хорошо – пулевое ранение в область правой половины груди, разрыв лёгкого… пневмоторакс… Что это такое – пневмоторакс, скажите на милость? Интересно, этот, в которого стреляли, после такого жив-то остался?… Смотри-ка, остался. Только его доставили в «базовое здание», этого кого-то… почему вместо имени или чего ещё всегда стоит N5?… А вот с осложнением – непонятно. Про осложнение написано по латыни.

Третий листок оказался самым свежим. Осень 1985 года, октябрь. Это был не отчёт, ни заключение, ни письмо… стоп. Почти что письмо. Записка. Вернее, её первая половина. Адресована какой-то Вале.

«Здравствуй, Валя! Прости, что я столь долго держал тебя в неведении, но что мне оставалось ещё делать? Я всеми силами старался отвести от тебя беду, но теперь, когда ситуация столь сильно осложнилась, когда я и сам запутался в ней, как муха в паутине, я не вижу иного выхода, как рассказать тебе всё, что знаю сам. Я присутствовал при задержании тех пятерых, девятнадцать лет назад (не удивляйся, их и в правду было пятеро, об этом отдельно и позже). Почти год их держали на первом, там, где раньше работала ты. Деталей операции я не знаю. В том году, 1967, их никто и пальцем не трогал, обращались с ними очень хорошо – была надежда, что они станут сотрудничать, это во-первых, а во-вторых – подробно расскажут, кто они и откуда. Видимо, этот вопрос несказанно волновал наших руководителей. Ещё бы! Стоит подробней описать всех пленников, чтобы понять, почему. Двое, их звали весьма странно: Ирден и Ноор, были по всем показателям, прекрасными представителями именно людской породы: высокие, статные, красивые парни, один – светловолосый, черты похожи на скандинавские, серые глаза… второй: черноволосый, тоже сероглазый, очень яркое, запоминающееся лицо, точёные брови, одним словом – красавец, так принцев рисуют. Двое других – Лин и Пятый, тогда они были совсем не такими – братья-близнецы, рыжий да чёрный, складные, ловкие, подвижные, очень весёлые. Почти во всём – люди, только вот глаза подвели – выдали истинную породу их обладателей… Они, похоже, тогда так и не поняли, что же произошло. И последний пленник. О нём стоит рассказать отдельно. Это был не человек, Валя. Хотя у него было две руки, две ноги, голова, и всё такое прочее, но человеком он не был. Небольшого роста, хрупкий, светловолосый… но черты! Описать невозможно! Видела в детских книжках эльфов? Похоже. Те же остроконечные уши, пушистые волосы, полупрозрачное лицо… хотя лицо не похоже. В книжных эльфах от человека значительно больше, чем было в Арти. Он, кстати, был мозговым центром всей компании, это стало видно сразу. Остальные относились к нему с почтением, советовались, как со старшим. Он был очень умён. Я говорил с ним, Валя. На чистом русском языке. Во время очередного допроса. И я понял, почему остальные так к нему относились. Это иное существо. И не из-за своих странных глаз оно было таким. Арти, по-моему, всё знал заранее. Он попросил меня впоследствии, после его смерти, позаботится об остальных. Я спросил, почему он должен умереть? Что он ответил, я не расскажу. Просто не могу. Но он оказался провидцем.

Теперь – о том, что было дальше. Их всех через год перевели на третье, и началось то, о чём ты осведомлена не хуже, чем я. Прошло четыре года. Ноор и Дени решили бежать. Дени был убит при попытке к бегству, его просто расстреляли около машины, прямо на стоянке. В тот же день Ноор повесился в камере на…»

В этом месте лист был оторван. Игорь Юрьевич поднял ошеломлённый взгляд и увидел в дверях Вася. Тот махнул ещё одним кусочком бумаги.

– Хвостик нашёл! – радостно сообщил он.

Игорь Юрьевич взял последнюю бумажку и прочёл: «…дать тебе один совет: когда умрёт Пятый – беги! Спроси своего мужа, как это делается, он очень хорошо умеет бегать, хотя тебе об этом, понятное дело, не рассказал. Его право. Спасай свою жизнь, Валя! Ты знаешь нашу страну и понимаешь, что я хочу сказать. Я старик, мне бежать уже поздно, но ты, молодая и красивая, достойна лучшей участи, чем бункер с кислотой. Прощай. Твой друг Воронцов Алексей Лукич.

P. S. Письмо уничтожь немедленно!»

– Дела… – потеряно произнёс следователь. – Кем же это твой прадед работал?…

– Так этого никто не знает, даже дед, – ответил подросток.

– Как же так? Не может этого быть… или может? Вася, а кто был твой прадед по специальности?

– Военный хирург. Он войну прошёл всю… потом, в пятидесятых, немножко работал в госпитале. А потом его куда-то позвали, и он… словом, никто ничего не знает. Только про заказы все помнят, которые он носил. С икрой.

– Сколько ему лет было, когда он умер?

– Семьдесят четыре, по-моему. Может, больше…

– От чего умер?

– Инфаркт. Я его не помню совсем, прадеда. Мне ещё года тогда не было.

– Вася, давай так сделаем. Ты мне это оставишь, а я тебе позвоню потом. Или, если хочешь, можешь сам перезвонить сегодня же.

– Хорошо. Когда звонить?

– Попробуй через часок. Как раз Светлана подойдёт, я хочу с ней посоветоваться. Я латынь не знаю, точно так же, как и ты, – Игорь Юрьевич проводил мальчика до двери. Потом он прошёл на кухню, закурил, и снова просмотрел все листочки. Да, странно это всё. Очень странно. В то же время… мало ли, что могло происходить в те годы? Тогда за подобные записки могли вообще прибить на месте. Может, это какой-то странный шифр?… Нет, тоже ерунда.

От мыслей о шифрах его отвлёк приход любимой женщины. Светлана, естественно, никак не могла придти с пустыми руками, поэтому минут десять они занимались тем, что разгружали две огромные сумки.

Наконец Светлана устала и, присев за кухонный стол, закурила. Рассеяно стала перебирать бумажки на столе.

– Игорёк, что это такое у тебя тут валяется? – спросила она, подняв двумя пальцами заключение. – Я надеюсь, ты с этим человеком не общался напрямую?

– С каким человеком? – не понял Игорь Юрьевич.

– Вот с этим. Я про этот анамнез. Тут плохой диагноз стоит – туберкулёз лёгких, причём в остром периоде. Можно заразиться. И ещё… потеряла, нет нашла… а вот, пожалуйста. Дистрофия.

– Светик, эта бумажка написана в семьдесят пятом году. Так что общаться, вероятно, уже не с кем.

– Скорее всего он умер… Так, Игорёк, а где ты взял эту бумажку?

– Соседский мальчик принёс. Это осталось после его прадеда. Представляешь? Он просит меня помочь разобраться. Да мне, кстати, самому интересно. Интригует, не правда ли?

– Правда. Только ты предаёшь слишком большое значение этому анамнезу. Может, этот дедок в зоне с заключёнными работал? Тогда всё легко объяснимо.

– Ты прочти остальное, – предложил Игорь Юрьевич, – а потом поговорим.

Светлана читала неторопливо, обстоятельно, а Игорь Юрьевич курил и потихонечку любовался ею. Через несколько минут она отложила листочки.

– Бред сивой кобылы, – повторила она вслух то, что подумал сам Игорь Юрьевич в первый момент знакомства с этими бумажками. – Старик, наверное, был болен на голову, а родственники ничего не знали.

– А как же, – поддакнул Игорь Юрьевич. – И икру в заказах, конечно, у нас дают только шизофреникам. И никому другому. Нет, Светик, тут что-то ещё. Гораздо более интересное, чем шизофрения.

– Этот человек… прадед, как ты сказал, твоего соседа, был кем-то важным, наверное. Иначе он бы не писал о том, что просит разрешения проводить какие-то «беседы» с «пленными». Точно?

– Умница. Правильно думаешь. Единственное, что по-настоящему смущает, так это то, что кроме этих бумажек у нас ничего нет. И взять, как я полагаю, неоткуда. Только если поинтересоваться для начала у родственников…

– Для начала чего? – спросила Светлана. – Что ты задумал, Игорь?

– Да, понимаешь, люблю я загадки. С детства.

– Оно тебе надо? Только-только в отпуск пошёл – и на тебе! Я, естественно, понимаю, но эти твои порывы иногда кончаются неважно. Вспомни сам, чем кончилось это дело с «троянцем»…