— Ты из Конмэлов? — спросил пастух. — Не молчи, я знаю, что волков Ирландии давно уже нет.

— Тебе-то что, Грэг Леван? — спросил я. — За овцу твою заплачу, случайно вышло.

— Коли так, тогда я ее разделаю, как положено, и могу завезти в твой дом.

— Идет. Завтра занесу деньги, — я собрался уходить.

— Могу угостить тебя грогом, — торопливо произнес он.

Я остановился, изучая запах. За сильным волнением угадывалась смесь неприязни и любопытства. Любопытство пересиливало. Я засмеялся. Пастух вздрогнул, псы его припали к земле. Лишь через несколько секунд до него дошло, что я не рычу, а смеюсь.

— Хорошо, — произнес я.

Грэг осторожно подошел. Взял овцу, закинул на плечи.

— Не первый раз сбегает, — сказал он. — Ну теперь добегалась.

Пастух направился чуть выше по холму, где стоял небольшой деревянный сарай — там он забивал животных. Я шел рядом. Псы, поджав хвосты, следовали за нами на приличном расстоянии.

— Не понимаю, почему они тебя боятся.

— Потому что я не волк.

— Выглядишь вполне как волк, — возразил пастух.

— Это для тебя. А они знают, что я сильнее и порву обоих, как слепых щенят. Они не трусы и не дураки. Так что не наказывай их, если вдруг собираешься.

— Ты еще и мысли читаешь? — пробурчал Грэг.

— Запахи. Они выдают не только настроение, но и желания.

В сарае пахло смертью и кровью, давно не стиранным бельем и старыми шкурами. Грэг подвесил овцу на балке над ведром, спуская ей кровь. Достал из заплечного мешка термос, из ящика полуразвалившегося кухонного комода — пару не слишком чистых стаканов, разлил в них напиток.

Потом, миг подумав, снова полез в шкаф, извлек оттуда бутылку и плеснул еще алкоголя. И посмотрел на меня. На лице пастуха явно был написан вопрос, как я собираюсь пить угощение.

Я прочел три слова возврата. Глаза у Грэга разве что на лоб не полезли.

— Это ты⁈ Я думал, что имею дело с твоим отцом.

— Па такими делами не занимается, — заметил я. — Буду признателен, если ты дашь мне что-нибудь накинуть, — без шкуры тут прохладно.

— Какими делами? — продолжал любопытствовать Грэг.

— Он почти не оборачивается, не говоря уже о чем-то более серьезном, — я оскалился в усмешке.

Грэг нашел старое одеяло, бросил мне. Я завернулся в него, сел на жалобно скрипнувшее подо мной кресло и потянулся за стаканом. Грэг смотрел на меня в сомнении.

— Для тебя я могу нацедить овечьего молока.

— Брось, я не маленький мальчик.

Я хлебнул грога, прикрыл на мгновение глаза и, откинувшись в кресле, посмотрел на пастуха.

— Отличный грог. Сколько я тебе должен за овцу?

Грэг похлопал глазами, словно его вывели из ступора.

— Две сотни.

Я в сомнении глянул на пастуха.

— В ней чистого веса фунтов сто.

— Не беспокойся, в мясную лавку я сдаю немногим дороже. Считай, что я тебе сделал скидку за убой.

Я засмеялся, оскалившись, и допил грог. Грэг, снова занервничав, налил мне еще.

— Разделай сейчас, — произнес я. — Сам домой отнесу.

Грэг кивнул, достал нож, принялся сдирать с туши шкуру.

— Почему в прошлый раз ты принял меня за пэйви? — спросил я.

— Да так, крутились они поблизости одно время, а потом… Да нет, это всего лишь предположения. Забудь.

Я хмыкнул. Не хочет рассказывать, ну и не надо. Грэг, все еще пребывая в сомнении, топором порубил тушу на куски, запаковал в бумагу и сложил в сумку. Я поднялся, закинул ее на плечо.

— Одеяло занесу вместе с деньгами, — бросил я на прощанье и потопал вниз с холма, к Клонмелу.

Деньги я занес ему на следующее же утро. Оставил на бойне, придавив купюры кружкой. А самого Грэга увидел уже через месяц, вытаскивая его из полыхающего фургона…

После случая с Грэгом я неделю безвылазно просидел дома. Но потом мать стала на меня странно поглядывать. Затворником, в отличие от сестры, я никогда не был. Решив, что если еще день просижу дома, Лиадан точно начнет подозревать неладное, я вернулся к прежней жизни.

— Вставай! — гаркнул мне кто-то в самое ухо.

Я, ошалелый, распахнул глаза. Нарушитель сна обнаружился перед носом. Ростом в ладонь, худой, в бархатном зеленом камзоле, штанах и щегольских башмаках с острыми носами. И со стрекозиными крыльями, которые безостановочно работали, как пропеллер Спитфайера.

— Ты спишь под нашим боярышником!

— Да ну? — подивился я и окинул взором цветущий куст. — На нем что, написано?

— Невежа! — человечек упер руки в бока. — Ты же не человек, ты должен знать!

— Да, конечно, — согласился я, зевая. — Поэтому мне плевать.

— Кажется, я был достаточно вежлив! — возмутился он еще больше. — Но теперь…

— Вежлив, это когда я чуть не оглох?

— Грязное чудовище! Ты хоть знаешь, чем от тебя несет? Ты когда мылся последний раз?

— Эй, полегче!

— Твое амбре убивает весь чудеснейший аромат! Проваливай!

— Сам проваливай! — огрызнулся я, поведя вокруг себя носом.

Сквозь густой цветочной запах едва пробивался запах мокрой шерсти и влажной земли, приставшей к лапам.

— Нежный какой, — проворчал я.

Человечек вытаращил глаза.

— Ты что, не уйдешь?

— И не подумаю.

— Я тебе спать все равно не дам.

— Тогда пожалеешь, что разбудил, мелюзга.

Он оказался проворнее, чем я думал. Зубы клацнули в воздухе. А фэйри взмыл в воздух быстрее стрекозы. Сунул указательные пальцы в рот и издал такой пронзительный свист, что у меня заложило уши. Не успел я опомниться, как из кустов вылетела примерно дюжина его собратьев.

— Бей вонючку! — крикнул зачинщик.

А на меня уже нападали. Кто-то больно стукнул кулачком в нос, кто-то вцепился в шерсть, выдирая клоки. Я закрутился на месте, стараясь дотянуться до кого-нибудь, но они проворно уворачивались до того момента, пока я всерьез не разозлился, после того как мне под хвост кто-то додумался сунуть репей. С диким рыком я махнул в воздухе лапами и молниеносно клацнул зубами. В итоге штук пять сбил на землю, а шестой, едва успев отпрянуть, придерживая распоротые клыком штанишки, ретировался в кусты.

Я собирался сгрести в кучку сбитых и оглушенных недругов, когда мне в морду полетели репьи. Главный зачинщик остался в воздухе. Окончательно разозленный, я прянул за обидчиком. Когда я подумал, что он летит слишком низко, когда мог бы упорхнуть от меня в высоту, было уже поздно.

Земля ушла из-под ног, и я свалился в какую-то яму. Падал, наверное, точно так же, как провалившаяся в кроличью нору Алиса. Только ничего сказочного вокруг не оказалось, и я со всей дури, едва не вышибив дух, впечатался в дно. Далекое белое пятно размером с Луну на несколько мгновений потемнело.

Когда я пришел в себя, во рту был вкус крови, а все тело ломило так, как будто меня пинали подкованными железом сапогами. При первом вдохе показалось, что переломанные ребра пропарывают легкие. Я сжал зубы, чтобы не заорать от боли. Прошло еще минут десять, показавшихся бесконечными, и дикая боль отступила. Я приподнял голову и увидел, что нахожусь в пустом колодце футов пятьдесят в глубину. В глазах роились золотые искры. Среди них я разглядел парящего над дырой фэйри.

— Эй, вытащи меня отсюда! — крикнул я, сплюнув кровь.

Эхо отразилось от каменных, покрытых лишайником стен.

— Ты там жив, что ли? — откликнулся он, приложив ладонь козырьком ко лбу и пытаясь рассмотреть меня.

— Ты! Придурок! — разозлился я. — Моя мать найдет меня по следу и вытащит! И тогда тебе придется плохо!

— Рассказывай сказки, Руари Конмэл! Твоя мать уже три года как не выходит на улицу. А твой папаша-алкаш и подавно тебя искать не станет. Будешь тут сидеть, пока не станешь вежливым!

Он грозил мне кулаком.

— Много ты знаешь! Мама ради такого выйдет!

— Ты и раньше пропадал на несколько дней из дома. Так что, посочувствую, что ты не убился сразу: сидеть тут много дней с твоим волчьим аппетитом — не сахар. С другой стороны, у тебя будет время подумать о своем поведении!