— Ну и где ты был? — поинтересовался он.
Потом принюхался.
— Ты это назло мне? — спросил он, учуяв запах алкоголя.
— Нет, так получилось.
— Получилось? — он встал, сделал шаг ко мне и застыл, разобрав еще один запах.
Я втянул голову в плечи, пытаясь незаметно запахнуть пиджак плотнее, хотя понимал, что скрывать бесполезно. Отец оказался рядом. Его рука сдернула с меня пиджак, скользнула по пропитавшейся кровью рубашке. Палец обнаружил одну дыру от пули в ткани, затем другую.
— В тебя стреляли? Вчерашние?
— Нет. Другие.
— Что случилось?
Я чуть помялся, но все-таки рассказал о своих злоключениях с самого утра. Выслушав, Мак принялся хохотать. Я смотрел на него, насупившись, с недоверием, не понимая, что могло его рассмешить.
— Прости, Руари, — произнес он. — Патрик Мурр, конечно, иногда писал про тебя, но я не думал, что все так плохо.
— Мистер Мурр тебе писал? Что это значит?
— Мне тоже есть о чем тебе рассказать. Пару лет назад, когда снова начались настроения против нас, я придумал, как мне казалось, беспроигрышный шаг — приставить к каждой семье оборотней куратора, чтобы тот приглядывал за семьей и писал отчеты, что все в порядке. Люди — ужасные бюрократы, надо заметить. И бумажки с хорошими отчетами действовали в министерстве почти магически.
— Что⁈ Так это тебе мы обязаны надзором? — возмутился я.
— Это сработало. По крайней мере, два года действовало почти безотказно. Я постарался отобрать в кураторы лояльных к нам людей.
— То есть мистер Мурр…
— Много лет боролся за наши права. Он мой очень хороший знакомый, Руари, почти друг. И то, что ты вел себя с ним первое время, мягко говоря, невежливо…
— Он что же, обо всем тебе писал?
— Сперва да, потом уже меньше, когда вы наконец нашли общий язык.
— Ну спасибо.
— Так что, несмотря на то что меня не было рядом, я более-менее понимал, что происходит в семье.
— Но, если бы мама вчера тебе не позвонила, ты бы не приехал.
— Приехал бы, — он опустил взгляд. — Как я уже говорил, нам надо поговорить. Я не сказал женщинам, но ты должен знать. Мне больше некого защищать, Руари. Кроме нашей семьи и семьи Ноланов из Дерри.
Смысл сказанного до меня не доходил, не представлялся возможным. Не при таких обстоятельствах. Не сейчас…
— Что? Па…
— Месяц назад Фэлан Артегал со своими сторонниками прорвался в Министерство. Их остановили. За этим последовал приказ.
— Но почему всех? Почему⁈
— Они пошли с ним — все главы кланов. Даже старик Туал. Или Фэлан убедил их, или лучшего выхода они не видели. Они перестали мне верить, Руари…
Отец снова опустился в кресло. Я вдруг понял, что его недавний хохот — всего лишь нервная разрядка.
— У тебя, случайно, выпивки не осталось? — поинтересовался отец.
— Нет, — я хмуро смотрел на него, осознавая, какой неподъемной тяжести вина давит на него. — Почему нас оставили в живых?
— Мурр приезжал с речью, и многие другие кураторы тоже… Свалили все на Артегала, что он взбаламутил всех, запугал и повел на верную гибель.
— А его куратор что сказал?
— Ничего. Артегал его убил…
— А ты что сказал?
— Про произошедшее — ничего. Мурр посоветовал придерживаться версии, что мы не знали о происходящем, что Артегал подговорил всех, но к нам он соваться не стал, так как знал, что у меня друзья в Министерстве. В итоге издали приказ, который защищает нас как последних представителей вида оборотней.
— Нас теперь что, типа охраняют, как зверей в заповеднике?
— Что-то вроде того, — отец криво и совсем невесело усмехнулся.
Я помолчал.
— Тебе нужно было предать его.
— Что?
— Забыть свою чертову гордость и честность, предать одного ублюдка правосудию, чтобы сохранить жизнь остальным.
Мак подскочил в кресле с изменившимся лицом. В следующий миг я оказался прижат к стене.
— Не смей мне говорить, что я должен был делать! Ты не понимаешь…
— Согласно Кодексу запятнавший себя людоедством изгонялся из семьи. Его презирали все рода… Почему…
— Ты давно читал Кодекс? — спросил отец.
— Давно, года три назад, но я прекрасно помню каждое слово, записанное в нем.
— Открой страницы с древами родов, — мрачно посоветовал отец.
Он выпустил меня, и мы пошли с ним в библиотеку. В центре зала я прочел три слова открытия тайника. В полу дощечки потертого наборного паркета ступеньками разложились во все стороны, превратив узор листа шэмрока в объемный. В открывшейся нише в полу осталась лежать древняя книга. Я наклонился и, не вынимая книгу из ниши, перевернул титульный лист, а следом еще с сотню желтых, как Луна, страниц. Здесь начинались родовые древа.
— Открой семью О’Лири.
Я удивленно глянул на отца, долистал до рода отцовского друга. Имя последнего главы рода — имя Лира — было перечеркнуто. Я уставился на отца. Он горько усмехнулся.
— Мы очень давно дружили. Сколько я помню, Лир всегда был едва ли не таким же тихим, как те ягнята на его ферме. Но, когда у него захотели отобрать землю, он сорвался… Я не верил, хотел с ним увидеться, переговорить, посмотреть, как его семья. Поэтому мы тогда поехали к ним.
Я не понял, чему он не верил. В голове уже возникли страшные и абсурдные мысли, что мой отец имеет отношение к приказу, по которому семью О’Лири должны были уничтожить. Я продолжал смотреть на отца, и у меня был только один вопрос. Отец без труда прочел его в моих глазах.
— Я не имею к приказу никакого отношения. Наш визит к их семье и облава — всего лишь трагическое совпадение. У Лира хотели отобрать землю. А у него было двенадцать детей, Руари. Он сглупил, написал угрозы правительству, что поубивает всех, кто ступит на его землю. Я приехал, чтобы уговорить его, успокоить. Но было поздно. Приказ насчет его семьи, как я узнал после, был уже подписан, угроз оказалось достаточно. А сам Лир… сдержал накануне свое слово насчет угроз. Но это тоже еще не все. Полистай…
Я просмотрел еще несколько родов. Нашел еще два десятка перечеркнутых имен. Три года назад этого не было. Я действительно давно не заглядывал в книгу.
— Откуда ты узнал?
— Просил Лиадан следить… Мне очень жаль, Руари…
— Мне тоже, па.
Черный колодец в душе был почти полон. Я вдруг понял, что от злости к горлу подступили слезы, прикусил губу до боли — и так уже ревел сегодня, когда словил пули. Старая боль плескалась на самой поверхности колодца.
— Наша семья получила выигрышный лотерейный билет, — негромко произнес Мак. — Но как долго он будет действителен?
Глава 18
После нашего разговора отец начал пить и практически перестал меня контролировать. А я, несмотря на его запрет, продолжал оборачиваться и часто пропадал в лесу или среди вересковых пустошей.
В один из таких дней, прогуляв школу и до самого вечера проторчав в холмах, я возвращался домой.
Пустоши закончились, уступив место полям. Нырнув в кусты, я оказался на лугу и с лёта врезался в овцу, отбившуюся от стада. Она издала звук, больше всего похожий на изумленное хрюканье, в панике засучила передними ногами, осев на задние. Но развернуться и убежать не успела.
Мой инстинкт сработал быстрее. Я вцепился ей в горло и сжал челюсти. В нёбо забил горячий фонтан крови. Я глотал ее, прикрыв глаза, а внутри расползалось приятное успокоительное тепло. Жертва еще пару раз слабо дернулась, так и не успев осознать своей гибели.
Где-то совсем недалеко залаяли собаки. Уши ощутили неприятную вибрацию от ультразвукового свистка. Ко мне неслись два огромных серых пса. За ними бежал пастух.
Я выпустил овцу, стоял над ней и ждал. Волкодавы футов за сто резко сбавили прыть, смутились, яростный лай сменился поскуливанием. Они оглядывались назад, поджимая хвосты, ждали хозяина.
Пастух тоже сбавил ход, остановился около своих псов. Он поглаживал ружье, но так и не снял с плеча. Я, слизнув кровь с носа, смотрел на пастуха.
