– А я и сейчас утверждаю, что фильм твой – хрень полная, – Олег пустил коньяк тонкой струйкой по хрустальному боку, – Но фраза – зачётная. Держи.

Длинные светлые локоны обрамляли лицо женщины, на котором алели полные губы. Красное платье без рукавов было коротким настолько, что, если б Андрей отступил, его взгляду открылся бы кружевной треугольник высоко на ногах. Но отступить мешал стол, о который Андрей опирался.

Что могла натворить эта красотка такого, что её поместили в камеру изолятора? Почему не переодели в казённое после досмотра, а оставили в этом наряде? Андрей опустил взгляд к лаковым шпилькам туфлей, пытаясь удерживать взор, как можно ниже. В голове грохотало, как барабанная дробь на плацу – подполковнику следствия строго запрещено вступать в неформальную связь с фигурантами в камере. Как лёгким шорохом принесло мысль: «Но снаружи никто не услышит, что ты делаешь в камере». Последнему размышлению Андрей усмехнулся, ощутив слабый трепет в паху. Обнажённые ноги женщины манили к ним прикоснуться. Трепет окреп, разлился по телу и пульсировал кровью в ушах. Андрей шагнул к женщине:

– Вы меня поняли?

Если б сейчас уточнили у него самого, о чём он спросил, он не смог бы ответить. Потому что в этот миг рисовал в мозгу, как подозреваемая подняла к нему свои скованные наручниками руки, и ловким умелым движением расстегнула ремень, пуговицу и молнию его брюк.

То, что всё происходит на самом деле, Андрей осознал лишь тогда, когда ощутил касания пальцев и губ там, где ему представлялось. Андрей знал, что должен немедленно оттолкнуть эту женщину, иначе высок риск поплатиться карьерой. В сладостной муке закрыл он глаза и запустил пальцы глубоко в волосы женщине, чтобы прервать её, остановить. А она застонала так томно, призывно, что Андрей понял – всё кончится плохо, потому что остановиться он не сумеет. И распахнул глаза.

Сердце билось от страха. Кровь кипела. Женские вздохи стояли в ушах. Андрей повернул голову и увидел себя в отражении шкафа лежащим в собственной спальне на кровати рядом с женой, в волосах которой плутали его пальцы. Значит, камера, женщина в платье и крах карьеры были лишь сном. Андрей облегчённо вздохнул и снова закрыл глаза.

Млея в кровати, Андрей снова смог открыть глаза, когда жена уже убежала на кухню, пообещав принести завтрак. И кто из мужчин мог бы подобным похвастаться? После эдакого пробуждения – завтрак в постель. Когда сегодня обычный будничный день. Среда, кажется.

– Алён, ты – не женщина, ты – просто мечта, – сказал Андрей, когда жена вернулась.

Поймав камерой телефона нужный ракурс, Алёна сначала сфотографировала тарелку с большой отбивной, а потом отдала её Андрею:

– Ты что-то сказал?

– Говорю, ты самая лучшая.

– Это из-за секса? – жена слегка наклонилась, но так, чтобы платье поползло с её плеч, – Или из-за еды?

– А мне прямо сейчас, вот, представь, снилось, что я в камере на допросе с, – Андрей запнулся, – Тобой. На тебе короткое красное платье и ты ко мне пристаёшь. Всё, думаю, конец карьере. И тут просыпаюсь в поту, а оказывается, мы дома.

– А я сто раз тебе говорила, бросай эту работу. Она тебе уже снится.

Андрей откусил отбивной, мысленно благодаря бога, что не проговорился жене про то, что во сне видел другую. Потом не докажешь, что дело было во сне.

– В жизни не ел такого сочного мяса, – проглотив, Андрей откусил кусок больше, – Чем-то мариновала?

– Мариновала, мариновала, – недовольно отозвалась жена и медленно потянула подол вверх, обнажая плотные бёдра, – Нравится?

– Алён я на работу так опоздаю, – Андрей откусил кусок отбивной, едва успев проглотить предыдущий.

– Как же ты туда опоздаешь, когда ты у меня такой большой, – жена замолчала, остановив пеньюар на границе приличия, – Начальник.

Жена была без белья. Отставив тарелку, Андрей скользнул рукой туда, куда звали глаза. Алёна стянула ткань с плеч, обнажая тяжёлые груди. Скоро Андрей с женой снова сплелись в причудливой позе.

– Уволят меня так к чёртовой матери, – отдышавшись, Андрей посмотрел на часы.

– Ты мог бы вообще не работать, – проворковала жена, играя ногтями на его груди, – Поговорил бы с отцом.

Андрей закатил глаза, сил подняться с кровати ещё не накопилось. Алёна, скользнув пальцами по дорожке волос на его животе, нежно проговорила:

– Поехали бы на острова. Жили бы на берегу океана. Представляешь, вечное лето. Твой отпуск – когда был? Уже и не помню.

– Хорошо, хорошо, – Андрей неотрывно следил за движениями жены, вновь ощущая волнение плоти, – Давай съездим. Дней на десять в следующем месяце. Больше мне всё равно не дадут.

Алёна отдёрнула руку и недовольно уточнила:

– На десять?

Андрей к ней придвинулся:

– Ну, хочешь, езжай на месяц. А я позже подъеду.

– Правильно мама говорит, ты меня не любишь.

– Неужели ты думаешь, что после эдакого, – Андрей встал с кровати, – Можно кого не любить?

Телефон Алёны разразился звонком. Она подскочила:

– Да, мама. Конечно, мама.

Андрей скрылся в ванную. Скоро он вышел на кухню в одном полотенце на бёдрах, другим промокая короткую стрижку:

– Какие планы на сегодня у нашей мамаши? Днём встречаетесь, или вечером нам ждать гостей?

– Нет, слава тебе господи, – Алёна захлопнула дверцу посудомоечной машины.

– Слышала бы тебя сейчас Ольга Владимировна, – Андрей покачал головой.

– И не говори, – жена махнула рукой с телефоном, – Мама везёт отца прибираться на дачу после зимы. Вернутся лишь к майским праздникам. Так что магазины, бассейн, солярий, спортзал.

– Как только тебе твой спортзал не надоедает? Я подтягиваюсь по сто раз каждый день, что занимает у меня ровно две минуты. Ты ходишь – вторник, четверг, воскресенье. Выдался день, и в среду бежишь.

– Что тебя удивляет? – Алёна осмотрела свою идеальную фигуру, – Красота этого требует. И потом, что ещё делать то?

– Что ещё делать? – Андрей поднял бровь, – Да мало ли что? Посидеть почитать, например. Просто подумать.

– Просто сидеть и думать? Это тупизм. После спортзала мы с Ангелинкой договорились прошвырнуться по магазинам. В двенадцать встречаемся. Это, сам понимаешь, неизвестно на сколько. Ты допоздна?

– Как обычно, думаю. Хотя днём загляну на процесс по Маглакелидзе. Помнишь такую фамилию?

– Нет. Кто такой?

– Не такой, а такая. Женщина на тачке в стену впечаталась. Я ещё доказал, что там доведение до суицида. Ты что, Алён, все газеты об этом писали. Жена директора банка.

– Я газет не читаю, Андрюшенька. Я по красоте специализируюсь. Как говоришь, фамилия?

Андрей повторил и ушёл одеваться.

– В ресторан вечером идём? – Алёна ждала его в прихожей.

– А тебе не будет впечатлений за один-то день?

Алёна нахмурилась.

– Шучу, шучу, сходим, – Андрей привлёк Алёну к себе, пощекотав.

Жена захохотала, отстранилась и взъерошила ему волосы.

– Я вообще понимаю, зачем нам ходить в рестораны. Ты готовишь не хуже. И рубашки в химчистку, Алён отнеси, – напомнил Андрей, выходя из квартиры.

«Рабочий день полчаса, как начался, а я ещё даже не выехал», – подумал Андрей, спускаясь по лестнице.

В кармане ожил телефон. Андрей узнал номер начальника и поспешил выйти на улицу, чтобы эхо подъезда его не выдало.

– Да, Иван Иванович, слушаю. Как отпуск? Я где? На работе. В смысле – какой? Вышел на улицу за сигаретами. Кто? Слушаюсь. Где? Уже выезжаю. Есть доложить вам лично. Да помню я про Маглакелидзе, помню. Есть проследить. И какая сука меня сдала? – отключив начальника, Андрей набрал номер дежурной части, – Андреев на линии. Адрес, в котором сегодня убийство? На Двадцать втором партсъезда? И кто там сейчас? Иванов? Да еду я, еду. Ты ещё покомандуй. Алексея ко мне.

Андрей ехал на место убийства, размышляя, кто его заложил? По всему выходило, что Иванов. Не судебный же медик. Завистников у Андрея прибавилось с месяц, с тех пор, как его назначили руководить отделом. И, хотя Андрей заслужил эту должность по чести, все вокруг, казалось, ему намекали, что его кто-то продвинул.