Ну, хоть наколенники и налокотники удалось для всех наших солдат изготовить. Пошили их в хозяйстве у самого Рязанцева и сейчас, в тренировочном лагере, солдаты меня часто добрым словом вспоминали. Дошла до них информация, кто о сохранности их суставов позаботился.

Стыдно сказать, но и я в этом имел свой шкурный интерес. Меньше с травмами локтей и коленей на мой перевязочный пункт будут обращаться, больше у моих подчиненных будет времени для занятия с ранеными.

Французы, как и обещали нашему императору, вооружали бригаду с ног до головы. В большом количестве нам выдали пулеметы и организовали обучение их использования.

Рязанцев носился как угорелый, поесть нормально ему было некогда…

– Минометы сегодня получаю…

Прием вооружений Лохвицкий вменил ему в обязанность, не подсчётом портянок капитан занимался. Хотя, портянки – вещь нужная. Надо только правильно их наматывать. В носках все ноги сотрёшь, а в портянке солдатская нога как у тёщи на именинах.

– Траншейные лёгкие пушки поступают…

Недаром владению ими наших солдат обучали, сейчас в умелые руки они попадут.

При каждом батальоне был организован взвод бомбомётчиков. Сейчас те нижние чины, что были в данные взводы зачислены, от зари до зари учебные гранаты в поле метали. Ходили гордые – каждому, как офицеру, был выдан автоматический револьвер.

– Вот им бы, Никифор Федорович, кирасы изготовить… – кивал я капитану на бомбометчиков.

Бригадный интендант, выслушав меня, сегодня как-то хитро улыбнулся.

Что? И здесь дело с мертвой точки сдвинулось?

Унтер-офицерам, что в Марселе получили трёхзарядные винтовки, велено было их сдать. Взамен унтерам выдали десяти зарядные.

– Совсем другое дело…

Один из моих старших фельдшеров, тоже получивших такую, её ласково, как невесту свою поглаживал.

– Десять, это тебе не три патрона…

Получили и аппараты Вермореля. Ужасное, конечно, это оружие. Смерть от него страшна, гораздо лучше от пули погибнуть.

Больше всего радовались солдаты ружьям-пулеметам. Их тоже выдали чуть ли не каждому третьему нижнему чину. Заряжались они круглой кассеткой на двадцать пять патронов.

Я, честно сказать, даже и не знал, что такие уже имеются. Ну, мне простительно, я же не офицер, а только военный чиновник.

Солдаты наши старались вовсю – ползали, бегали, копали, копали, копали… Патроны жгли без счёта. Понимали, что лучше сейчас пот лить, чем кровь на поле боя. Это ещё и при том, что на лицах они теперь марлевые маски носили. Во Франции свирепствовала эпидемия, правда, сами французы к этому как-то крайне несерьезно относились.

За усердие почти всем на погоны лычки вернули, что ножницами фельдфебелей, и подпрапорщиков были в пути срезаны. Ну, и много новых ефрейторов появилось.

Лохвицкий, как хороший командир, отмечал заслуживших, а кое-кого и наказывал. Кнут и пряник никто в армии не отменял, надо только ими правильно пользоваться.

И ещё. Сейчас почти у каждого солдата бригады была «крестная мать». У некоторых – сразу две. Это были француженки, которым по их настоятельным просьбам, выделяли «крестников». Женщины окружали заботой своих подопечных, баловали их подарками…

Я не составлял исключения. Обо мне проявляла заботу вдова полковника, сложившего свою голову на фронте.

По примеру ряда офицеров я прошёл ускоренную снайперскую школу. Пригодится. Тем более, организована она была прямо в нашем лагере и никуда ездить было не надо.

Стена русских солдат, что дугой выгнулась, стояла молча. Иногда только матерки сквозь зубы просачивались.

Стыдно.

Неприятно.

Ох, позорище…

Уже третьего нашего бойца невысокий худенький француз запинывал. Сам росточком невелик, а наших медведей одного за другим валит.

Сават.

Один из самых подлых и изощренных видов боя.

Больно и неприятно когда тебя бьют ногами. Ещё и принародно, а ты ничего сделать не можешь.

Вот тебе и любители вина и круасанов…

Тут опять нашему старшему унтеру тяжелый ботинок в бок прилетел… Всё, готов для меня ещё один пациент.

Французы нам предложили соревнование устроить. Кто кого. Наши согласились, вот сегодня вечером цвет русской экспедиционной бригады и мутузили.

Сабанцев уже гимнастерку скинул и пыхтя разминался. Что-то типа английского бокса изображал. Где он только такого в вятской деревне насмотрелся?

Однако, одного бокса тут мало будет. Саватист – это руки из английского бокса плюс техника ног с ударами в жесткой обуви. Причем, по самым чувствительным частям – голеням, коленям, паху…

Гуманизма в савате нет. На ногах саватиста обувь с твёрдой, выступающей подошвой, ещё и подбитой гвоздями. Так слово «сават» и переводится – «старый башмак».

Нет, есть ещё и «шоссон» – «тапок», в нём ботинки со смягченной подошвой, но тут французы против нас классического саватиста выставили.

Просто зверя.

Правда, приемы с ножом и палкой, что практикуют в савате апаши, сегодня в схватках запрещены, но нашим и чистого савата хватает.

По рядам солдат прокатился вздох. Наш боец лежал на земле.

Я подошёл. Жив, но без сознания. Пульс частит, но это – ерунда. Зрачки нормально на свет реагируют.

– Кто следующий? – поинтересовался на ломаном русском француз.

Ишь, какой…

Старшего унтера унесли, а я вернулся к группе наших офицеров. Им невместно сегодня кулаками махать – голубая кровь, белая кость.

Рязанцев меня под локоток взял.

– Может, Вы, Иван Иванович?

Я – военный чиновник. Побьют меня – урону офицерской чести не будет.

Во как…

Всё условности какие-то.

Саватом сам Александр Дюма, сын генерала и дворянин, не брезговал, у самого Шарля Лекура это боевое искусство перенимал.

Офицеры с недоумением на Рязанцева смотрели – что это такое он доктору предлагает? Переломает сейчас француз врачу руки, а кто их лечить на фронте будет?

– Думаете стоит, Никифор Федорович?

Бригадный интендант тут про честь русского солдата вспомнил, мол сам Лохвицкий не велел нам во Франции в грязь лицом ударять.

– Ну, если только не в грязь лицом…

Я скинул мундир, подвернул рукава нижней рубахи.

– Гармошку бы ещё… Плясовую бы какую…

Тут уже все офицеры укрепились во мнении, что умом я точно сбрендил.

Француз одного за другим отборных богатырей с ног валит, а тут с ним состязаться задумал какой-то доктор. Под гармошку.

– Карева сюда, – рявкнул Рязанцев. – С гармонью.

Младший унтер ещё на корабле всех своей игрой развлекал, правда, потом ему лычки срезали, но по возвращению из Шалонской снайперской школы с хорошим аттестатом по приказу командира полка звание ему вернули и отдали даже под командование отделение снайперов.

– Карев!!! – рявкнул Сабанцев. Он, как вятчанин, сразу понял мою задумку.

– Под бой, – приказал я запыхавшемуся младшему унтер-офицеру. Ему пришлось до бараков и обратно что есть сил бежать. Сюда – ещё и с гармонью.

– С припевкой? – уточнил гармонист.

– Давай…

Карев начал играть, петь, специально не попадая в такт. Ну, всё как положено.

Я сделал пару шагов в сторону француза и нырнул в плын.

Надолго нашего союзника не хватило.

Какой там сават против бузы…

Сейчас на носилках унесли уже француза.

– Три – один, – громко объявил Рязанцев. – Кто следующий?

Сыны гордой и свободной Франции посовещались и осведомились – как мы насчёт ля канн? В переводе на язык родных осин они нам бой на тростях предложили. Подняли, так сказать, ставки, произвели эскалацию.

Каном?

Напугали ежа голой жопой…

У нас тоже тростка имеется.

Саватье с тростью продержался против бузника с тросткой меньше минуты. Тут ещё Кареву надо спасибо сказать – правильно играл парнишка. Хороший гармонист для бойцовской артели – находка. Не пропадет младший унтер и после войны. Такого гармониста любая серьезная артель к себе возьмет.