— Приказ вашего отца, — коротко рапортовал стражник.

— Вот как, — хмыкнул я, — значит, я могу рисковать головой ради правления брата, но не навещать его. Вот это милость! — клинок тут же оказался в моей руке.

Бросок и первый стражник упал, второй успел сориентироваться, и я получил удар в живот, двое других яро бросились на меня, завязалась драка. Шум разлетелся по пустому коридору, я успел ранить ещё одного, мечи стучали, исполняя песню стали. Как вдруг боль опалила ногу — раненый, что лежал на полу, ударил меня по лодыжке, я отвлекся, чтобы добить его. Изловчившись, второй бросился на меня с протянутым вперёд клинком, как вдруг резко остановился, замер как вкопанный с остекленевшими глазами и упал, словно был камнем. За спиной последнего стражника стоял Сабат, наши глаза пересеклись, старик даже взглядом пытался меня остановить, развернувшись, я распахнул дубовые двери спальни. Визаальт ждал меня с клинком на изготовке, но в его девчачьих руках это выглядело так жалко, что я расплылся в злорадной ухмылке:

— Как же ты ничтожен, правитель, — выдавил я, делая шаг навстречу.

— Остановись, Теллиарон! — ровным тоном приказал он, подражая отцу.

Я сделал выпад, Визаальт отпрыгнул, укрывшись за толстым столбом у кровати.

— Сюда идет стража, остановись, безумец! — взвизгнул он.

— А ты меня останови, — прошипел я, бросившись вперёд, но брат увернулся, меч с треском разрубил столб, обрушив дерево на ложе.

На коридоре слышался топот, осталось слишком мало времени, я сжал рукоять и прыгнул, кусок белого шёлка, срезанного с рукава Визаальта, устремился вниз, меч со звоном выскочил из его тонких рук. Второй размах и всё будет кончено, как вдруг мое тело пронзил холод, руки, пальцы, ноги — всё онемело в одну секунду, отказываясь подчиняться, я закричал, но из горла едва ли вырвался тихий хрип, мгновение, и я рухнул лицом об пол.

Сознание вернулось ко мне быстро, уже тогда, когда меня вели по тюремному коридору. В камерах, что располагались в подземельях, сидело трое пленных гоблинов, какая ирония, ведь это я их сюда притащил. Охрана даже не удосужилась снять оковы, прямо в них меня и запихнули в темницу. Решетки лязгнули за спиной, оставив меня в одиночестве ждать приговора, да, собственно говоря, ждать было нечего, за мой проступок полагалась смерть. Сев на пол я сжал голову руками, но так и не ощутил ни жалости, ни страха. Только злость. На отца, что вполне серьёзно предложил мне оставаться тенью слабого никчемного брата, на новоявленного короля, на чьей голове терновая корона была нелепо велика, и на Сабата — старый нянька предал меня, не дав убить ненавистного Визаальта, именно его заклятие и привело меня в клетку и через пару часов отправит на эшафот.

Время пронеслось мгновенно, не думая ни о чем я сидел и покорно ждал меча, что вскоре отделит беспокойную голову от тела. Усталость навалилась грузно, казалось, я не спал десяток ночей к ряду, хотелось просто лечь на этот холодный каменный пол и больше не просыпаться никогда. Но впереди у меня ещё крики, осуждение, ненависть, ведь я совершил самое худшее, что может сделать эльф — убил собратьев и покушался на жизнь короля.

— Встать, лицом к стене, — скомандовал один из стражников, оковы на моих руках сомкнулись с длинной цепью, что вела к ногам.

Меня вывели из темницы, свет яркого заходящего солнца, что кровавыми облаками закрыл небо, больно бил в глаза, привыкшие к полумраку. У ступеней главного входа во дворец собралась толпа, но, как ни странно, я не услышал ни единого крика — полная, абсолютная звенящая тишина воцарилась на площади. Неподалеку восседали отец и Визаальт, их лица были словно высечены из камня — беспристрастные, холодные, и, если бы не ветер, что колыхал полы одежды, их можно было счесть за изваяния.

Я сделал шаг, ступив на помост, сотни глаз устремились на меня, провожая в последний путь. Но ни единый мускул не дрогнул во мне, никакого страха или сожаления, я знал, что поступил верно и непременно поступил бы так еще раз.

В центре, на поспешно собранном помосте стояла колода с воткнутым сверкающим мечом, и палач в черном плаще. Ветер растрепал волосы, бросив в лицо, я жадно втянул воздух, в последний раз — вот этого было жаль до горечи. Опустившись на колени перед колодой, взглянул на сверкающий в алых закатных лучах меч, я положил голову на плаху, закрыв глаза, ни о чем не жалея. Ну, вот и всё.

— Снимите с него кандалы! — вдруг раздался голос над головой.

Открываю глаза, не веря своим ушам, это говорит мой брат!

Палач замирает на месте, меч висит над моей головой, толпа вздыхает, гудит. Отец вскочил на ноги, не ожидая такого от Визаальта.

— Снимите с него кандалы, — повторяет он, палач медленно опускает меч, ко мне спешит стража с ключами. — Теллиарон, брат мой, я навсегда изгоняю тебя из Светлого леса и, если когда-нибудь твоя нога коснется моей земли, я убью тебя, — кандалы падают, освобождая руки.

Медленно поднимаюсь на обмякших нетвердых ногах, всё еще не в силах поверить, что спасен. Таким же нетвердым шагом схожу с деревянного помоста, что чуть не стал моим последним пристанищем, толпа расступается, иду по коридору из сотен лиц, что устремили на меня жадные взоры. Ворота распахиваются передо мной, открывая путь в неизвестность, все происходит будто во сне.

— Телль! — вдруг меня хватает за руку Даландин, она плачет, тонкое тело сотрясается от рыданий, за другую руку ее держит отец, — я пойду с тобой! — отец сжимает ее запястья, девушка смотрит на него и добавляет, — Папа, пожалуйста, отпусти! — старый лекарь разжимает ладонь, вонзая в меня злобный взгляд.

Даландин вырывается, бросаясь за мной.

Эльфы расступаются — ко мне пробивается Ивир, за ним его отец и жена. Следом от толпы отделяются ещё и ещё эльфы, в основном солдаты, что дрались со мной рука об руку, их жёны и даже дети. Визаальт молча провожает нас взглядом, не препятствуя их выбору. И вдруг я замечаю Сабата. Гнусный предатель намеревается идти за мной, разворачиваюсь и бесцеремонно хватаю его за шиворот:

— Только посмей идти за мной, мерзкий старик! — швырнув его на тротуар, я выхожу прочь за ворота.

За спиной толпа скандирует:

«Визаальт! Визаальт!» — до чего же у нее переменчивое мнение.

Со мной идут самые лучшие эльфы, всего около сотни, я чувствую, как с каждым шагом тело наливается силой, а за спиной будто расправляются крылья — вот он, мой народ! И я сделаю всё, чтобы он был счастлив так, как я сейчас.

ГЛАВА 7. ВАГАРДА, БОЛОТА. НОВЫЙ КОНТРАКТ

Очнулась, голова трещала от удара, значит, эти двое не додумались меня убить, связанные руки затекли и болели. Меня усадили спиной к столбу, что поддерживал ветхую крышу, и привязали, пожалуй, даже чересчур крепко. В лачуге с низким потолком горел огонь, над костром висел черный закопченный котел, пахло похлебкой и мясом, небось, тем самым, что они уволокли у крестьян. Молодой эльф, худощавый и тонкий, с белыми волосами чуть ниже плеч, спал на узком ложе. Ребра его были забинтованы — моя работа. Старик в простой одежде, с длинной белой бородой и уродливым металлическим медальоном, больше похожим на кусок какого-то доспеха, выглядел странно. Дед суетился у котелка, что-то нарезая на доске, сгорбленный, медленный, совершенно белый, и как он только не разваливается?

Странная парочка: дряхлый как сама земля, эльфийский маг, прислуживающий молодому остроухому. Кто же они такие? Молодой точно не воин, если бы не старик я бы его за полчаса прикончила и разделать успела бы, одежды богатой в лачуге я не увидела, хотя меч у парня был замечательный — белесая рукоять с орнаментом и клинок настоящей эльфийской стали, вот бы его присвоить. Подняла глаза от меча, тут же встретившись с взглядом его хозяина, остроухий проснулся и недовольно наблюдал, как я жадно пялюсь на оружие.

— Сбежать надумала? — язвительно заметил ушастый, сев на ложе.

— И ножик твой прихватить, — огрызнулась я, старик, услышав разговоры, обернулся.