Игната дома не оказалось. Фёдр повертел в руках модель самоходной тележки, просмотрел чертежи двигателей, обновлений не обнаружил и вышел. Домой идти не хотелось, и Фёдр решил проведать Склепа. Пропустить с ним по маленькой или сыграть в домино. Склеп любил «забить козла», и хотя Фёдр эту страсть не разделял, порой составлял ему компанию.

Склепа также не было на месте. Фёдр слегка удивился, однако решил, что парочка старых друзей отправилась наверх, дублить или подсматривать в мобилки. Фёдр вышел из склепа Склепа и уже окончательно направился к себе, однако почти сразу застыл на месте, увидев нечто совершенно невероятное: почти развоплотившийся дом со скамейками, тот самый, с тремя полукруглыми крышами, почти поглощенный кустами и уже ставший местами прозрачным, ожил!

Ожил, ребята!

Окна первого этажа приветливо светились, дверь кто-то оставил распахнутой настежь, и к ней можно было пройти сквозь слегка расступившиеся кусты.

– Обалдеть! – пробормотал Фёдр. – Чтоб ходильник вернулся столько лет спустя?! Обалдеть! Приятная новость.

Фёдр направился по тропинке к дому, припоминая, как зовут хозяйку дома.

За дверью его ждал еще больший сюрприз.

– Казя?!

Казя, Казя, Кассимира Пална Володарь, живая и невреди… То есть тьфу, мертвая и веселая.

– Вернулась?

– Вернулась!

– И из куба своего выбралась?

– Ага!

– Ты ж наша умничка! – Фёдр расчувствовался, полез обниматься, словно родную внучку обрел.

Казя светилась от счастья. Игнат со Склепом и Маней тоже улыбались, у Мани так вообще рот до ушей нарисовался. Эти трое восседали за круглым столом, покрытым клетчатой скатертью, красной с черным. А на ней стояли большущие чашки кофе, источающие столь дурманящий, насыщенный аромат, словно их сдублили секунду назад непосредственно из рук крутейшего баристы!

Кофеём на кладбище мало кто из посетителей баловался, за всю бытность здорожем Фёдр с таким сталкивался не более ста раз. И почти всегда это было пойло, разлитое по пластиковым стаканчикам из термосов.

– Садитесь, садитесь, Фёдор Иваныч! – засуетилась Казя.

Маня встал, уступая свое место и услужливо пододвигая стул здорожу. Фёдр обратил внимание и на стул. Деревянный, покрытый зеленой краской, старый. Краска, по правде сказать, осталась только глубоко в дереве, в трещинах. Стулу было лет двести, не меньше.

– Винтажный! – гордо заметил Маня. – Тут вся мебель такая, и каждый предмет – уникальный!

Действительно. Каждый предмет (кроме посуды) был особенным, «нес печать индивидуальности», как пафосно заявил Склеп, при этом все в целом было выдержано в едином стиле: старое, добротное, теплое. Никогда ничего подобного в их маленькой деревеньке не появлялось, ни у кого!

– Ну и дела! – покачал головой Фёдр и сел.

Маня принес себе другой стул, бурый, с высокой спинкой. А Казя быстренько сбегала куда-то за еще одной чашкой кофе.

– Умереть не встать, как у нас теперь круто, да? – чирикал Маня. – Кафе! Прямо кафе, настоящее, это ж с ума сойти, да?

Казя улыбалась, довольная, уверенная такая. «Доложить или не докладывать?» – мучился сомненьями Фёдр, прихлебывая из чашки. С одной стороны, обо всех внештатных и необычных ситуациях полагалось сообщать наверх. С другой, решать, является ли ситуация нештатной, решать здорожу и только здорожу. На то он тут и поставлен над всеми. По большому счету сейчас ничего экстраординарного не происходило, и Фёдр решил не сеять панику.

– Вкусно, как в жизни, – похвалил он Казин напиток. – Даже удивительно. Где ж ты такое чудо нашла, у кого сдублила?

– Не сдублила! Сама сварила! – похвасталась Кассимира. – Это несложно, любой сможет. Там в подвале под домом – кухня. Старинная. Микроволновок и блендеров нету, но для кофе все есть.

– А как ты под дом-то попала?

– Шла-шла – и попала. Да я вам всем покажу потом!

– А как… – не отставал Фёдр, но его неожиданно перебили сразу двое.

Склеп Иваныч громко заметил:

– Всем ты уже не покажешь, Казечка, всех уже нет. Редеют наши ряды.

А Маня одновременно с ним воскликнул:

– Ох, вкуснота! Мне б при жизни такой кофе, я б и убивать никого не стал! Можно еще чашечку?

– Сейчас сварю, – кивнула Казя. – А почему редеют? Что с остальными? То-то я вижу, что Лекса нет и тети Тани… Малинка спит, наверное. Лекс говорил, что она все время спит. А ворожея Стася своим занимается, да?

– С Лексом все в полнейшем порядке, – быстро заверил ее Склеп. – Он учится, часто отсутствует, но регулярно появляется. И на кофе к тебе заглянет, не волнуйся.

– Алинке-Малинке нашей хуже, – признался маньяк Маня. – Она лежит, как и прежде, но совсем прозрачная стала. Раззыбиться собирается. Даже Стася ничего с ней поделать не может, уж и травами пробовала, и заговоры читала.

Казя закусила губу, задумалась:

– Может, Алинке кофе поможет? Я хочу тут полноценное кафе устроить, мне помощь нужна будет. Надеюсь, ее вдохновит эта идея.

Все промолчали.

– Вообще-то я когда думала о помощнице или напарнице, я про Алинку не вспомнила, – призналась Казя. – Я больше про тетю Таню. Она такая хозяйственная! Для кофе молоко хорошо бы. И вообще для всего корова не помешает. А тетя Таня же мечтала ферму завести. Правда, я понятия не имею, откуда у нас возьмется корова, но вот если…

– Тетя Таня уже не мечтает, – перебил ее Фёдр. – Тете Тане нужно в больницу. Срочно. К сожалению.

Сказал как отрезал. Все молчали, и как-то очень печально молчали, не глядя друг на друга.

– Ого… – пробормотала Казя. – В больницу. А я думала, раз мы умерли, уже не болеем. Не можем болеть. А тут вон оно что.

Тягостное молчание продолжалось.

– Ну так в больнице ее вылечат, да? – продолжила Казя.

– Нет, – твердо сказал Фёдр. – Мы не болеем, как живые. Но больница – это навсегда. Как и отель.

– Не навсегда, – с жаром возразил Игнат. – Бывают случаи. Я ж вон сбежал из отеля!

– Из отеля еще да, а из больни…

– Да ниоткуда невозмож…

– Отовсюду мо…

Все загалдели. Казя ничего не понимала.

Ей в конце концов объяснили.

После смерти, если уж тебя не забрали, если по твою душу никто не пришел, ты можешь попасть в несколько разных мест. Всего в несколько. Самый хороший вариант – остаться «на свободе» за пределами кладбища. Раньше такое случалось чаще, а теперь – изредка, и только если ты помер спонтанно, незапланированно, так сказать. Например, при аварии. Причем надо немедленно бежать куда глаза глядят, лишь бы умотать подальше (тут мнения слегка разошлись, Склеп считал, что можно не бежать, Игнат с жаром возражал). Второй хороший вариант – остаться на кладбище. В принципе это тоже свобода, хоть и с оговорками, поскольку доступное тебе пространство ограничено куполом. И вновь возник спор.

– Какая ж это свобода, если под куполом? – махал руками Маня. – Никакой! Сто метров вправо, двести влево, и приплыли – стена!

– Можно стать ходильником и путешествовать, – отвечал ему Склеп.

– И сгинуть, ага! – кривился Маня.

– Вы оба правы, – пытался примирить их Фёдр. – Каждый по-своему. Но согласитесь, тут у нас можно обустроить дом, это раз. Дублить предметы – это два. Общаться – это три. Или вот, как Лекс, в универ поступить.

– А за пределами кладбища все это нельзя делать? – полюбопытствовала Казя.

– Нельзя, – сказал Фёдр. – Не получается.

– Общаться, положим, можно, – покачал головой Игнат. – Найдешь такого же, как ты, – и общайся.

– А чего ж они не общаются, а? А?

– А ты почем знаешь?

– Знаю!

– Врешь!

– Не вру.

– Вы про больницу хотели мне рассказать, – осторожно напомнила Казя.

Спорщики угомонились.

– Про больницу… Про больницу, Кассимира Павловна, лучше б тебе вовсе не знать, да уж ладно, – вздохнул Фёдр. – И про отель тоже расскажу. А еще есть родовые гнезда, но про них потом.

Оказалось, отель и больница – места примерно похожие. И в том, и в другом случае это большие мрачноватые строения…