Сашка с Андрюшкой ему новую семью не простят. На кой им отток ресурсов? Появление других наследников, опять же. Дружить домами в подобной ситуации – так лишь в кино бывает. Отвернутся от него сыновья, к бабке не ходи. Деньги принимать будут, да и только. То, как он обошелся с матерью, дети тоже припомнят, все-таки Катя с сыновьями проводит больше времени, нежели он, и они к ней привязаны. Он в своих пацанов столько сил вложил! Читать-писать учил, на велике кататься, в походы водил. На родах обоих присутствовал. Из-за какой-то бабы все это псу под хвост?

И кто сказал, что с Адой не будет тех же проблем, что и с Катей? Непременно будут, еще и покруче. Вон, уже сейчас истерит и суицидом грозит. Давно уже стала посылать красноречивые сигналы Катьке: то рубашку помадой измажет, то царапины на спине организует. Как только Катька до сих пор обо всем не догадалась?

Изменения, произошедшие с женой, Артём, безусловно, заметил. Она стала взвинченной и отстраненной; не обнимет, не поцелует, как прежде. Об интиме и говорить нечего – пресным стал интим, без всякой инициативы с ее стороны.

В последнее время атмосфера дома накалилась до предела. Погрязший в новых отношениях Артём срывался на жене: хамил, грубил, мог наорать на ровном месте. Ему было невыносимо метаться между двух огней. Уйти из семьи он не мог, но и ежедневно видеть жену, лгать ей и от этого чувствовать себя подлецом – тоже. Подсознание Артёма отчаянно сопротивлялось чувству вины, которое он переваливал на жену, ставшую объектом ненависти.

Катя поначалу огрызалась, что закономерно оборачивалось грандиозными скандалами, потом сменила тактику и стала его избегать. Любовница усилила давление. Теперь она требовала от Артёма снять обручальное кольцо и незамедлительно развестись.

Ада установила ему дедлайн – все сделать к определенной дате. Бобков поразился наглости Ады: ему, первому заместителю директора «Ампиры», у которого в подчинении сотня сотрудников, который контролирует финансовые потоки компании, проводит сложные переговоры с партнерами, ставит условия офис-менеджер, по сути уборщица.

– Лида-а-а! Ну почитай! – тонким, капризным голоском попросила Сима.

Старшая сестра была неумолима. Кроме подготовки уроков ей нужно было еще помочь матери со стиркой. Лида ничего не ответила, она лишь строго посмотрела на сестренку, подхватила учебники и вышла с ними из комнаты – заниматься.

Симочка показала ей свой по-лягушачьи заостренный язычок, весело хохотнула и, переведя взгляд на Олю, скроила расстроенную мордашку.

– Давай сюда, – сжалилась средняя сестра.

Сима мигом уселась к Оле на кровать, прихватив с собой потрепанную книжку.

– Давным-давно жила-была одна счастливая семья: отец, мать и их единственная дочка, которую родители очень любили. Много лет жили они беззаботно и радостно. – В отличие от Лиды, девятилетняя Оля читала медленно и с запинками.

Симе, конечно же, нравилось слушать сказки в прочтении старшей сестры, но, как говорится, на безрыбье и рак рыба. Оля в этом году только поступила в гимназию, шестилетняя Сима читать не умела вовсе.

Все надежды в семье Суок были возложены на Лидию. Кроме того, что она была старшей, Лида считалась самой умной и ответственной. Она и выглядела серьезной: спокойная, рассудительная, в очках на круглом розовом лице, с волевой ямочкой на устремленном вперед подбородке. Средней, Ольге, повезло с красотой, а про Симочку говорили, что она милая, что означало «какая уж уродилась». Для Лидии нанимали преподавателей, водили в театр, всячески ее развивали и обучали, ей покупали красивую одежду и обувь, которую донашивали младшие сестры. Если Ольге доставались вещи сестры в более-менее приличном состоянии и даже иногда перепадали обновки, то младшей Симочке приходилось довольствоваться одними обносками. Лиде пророчили большое будущее, Оле с ее наружностью – удачное замужество. Серафима же с рождения была отрезанным ломтем: глупенькая дурнушка – на что ей рассчитывать? Лишь на счастливую случайность, да много ли таких в жизни?

Сима заливисто смеялась и радостно принимала даже разбитые в лоскуты туфли, но кто бы знал, что скрывалось за этим звенящим смехом! Девочка с раннего детства научилась не выказывать обиду, все плохое с глаз долой, окружающие должны видеть ее легкий нрав.

– Золушка папу не слушалась, да? – перебила Ольгино чтение Сима.

– Почему ты так решила? – подняла на нее глубокие глаза сестра, придерживая пальцем строку.

– Золушка папу не слушалась, за это он ее не любил, – развернула свою мысль Сима.

– Не говори ерунду! Родители всегда любят своих детей!

– Тогда почему он не заступился за свою дочь перед злой мачехой?

– Он был занят… то есть не знал… – вопрос сестренки загнал Ольгу в тупик.

Действительно, почему? Ни Оля, ни Лида никогда не задумывались над поступками героев сказок, они принимали их как данность: Красную Шапочку мама отправила одну через лес, младший сын мельника дурачил короля и принцессу. Сам палец о палец не ударил – за него все делал кот. В итоге бездельник и лгун женился на прекрасной принцессе.

– Ты будешь дальше слушать? – нахмурилась Оля.

– Буду, буду! – поспешно заверила Симочка. Она прильнула к сестре ближе и разве что не замурлыкала, как котенок.

– Дурашка ты моя! – ласково потрепала ее тонкие волосы Оля.

Голову самой Оли украшали две богатые темно-каштановые косы. Если бы Ольга могла, то поделилась бы с Симой красотой. Оля любила малышку и вообще имела доброе сердце. Она вновь взялась за чтение:

– Бедную падчерицу заставляли делать самую грязную и тяжелую работу в доме: она чистила котлы и кастрюли, мыла полы, убирала комнаты мачехи и обеих барышень – своих сестриц.

«И чего Золушка чистила эти котлы?! – возмущалась про себя Серафима. – Она же дочь состоятельного человека! Это ее сестры – приживалки! Уж я бы их самих отправила на кухню!»

Ничего подобного Сима вслух не говорила. Она еще не совсем понимала, но определенно чувствовала, что далеко не все свои мысли можно озвучивать.

С Артёмом не ладилось давно. В последний год особенно, но все началось гораздо раньше, с рождения их первенца, Андрюши. Даже еще раньше – когда сын находился в утробе.

Катя уже не помнила, из-за чего муж впервые повысил на нее голос. Это было так неожиданно и так непохоже на того ласкового и обходительного Артёма, каким она привыкла его видеть, что Катерина не знала, как реагировать. Она впала в ступор. Время возмущаться прошло – подними Катя эту тему позже, когда все улеглось, разгорелся бы скандал, а ей не хотелось рушить наступившую семейную идиллию: Артём сидит рядом такой нежный, хороший, родной. Только начни говорить, что он неправ, – мгновенно займет оборону. Артём всегда был очень чувствителен к собственной персоне. Инцидент остался без внимания, словно орать на нее в порядке вещей.

Раз прокатило – можно продолжать: тут нахамил, там резко ответил, сорвал свое дурное настроение на жене.

Катя все понимала: у Артёма тяжелый день, сложные переговоры, собственник компании лютует… «Не стоит из-за ерунды затевать конфликт», – думала Катерина и делала вид, что ничего не происходит.

Много лет спустя, когда мужнино пренебрежение ею наросло комом, Катя задумалась: где же произошел перекос, когда впервые она спустила неприемлемое к себе отношение? Уважающие себя люди не имеют токсичного окружения, потому что для них это непозволительно. При первых же признаках у них включается стоп-сигнал, и они дистанцируются, как дистанцируются от источника угрозы для жизни.

Катерина запоздало поняла, что уходить от Артёма надо было сразу, невзирая ни на что, даже на пятый месяц беременности. Тогда волю Кати словно парализовало. С беременностью она вообще стала другой: физически Катя чувствовала себя прекрасно, но с ней происходило что-то незнакомое. Катя стала внезапно пугливой, ее могла напугать стая птиц. Скажи ей прежде Артём что-нибудь резкое или сделай он что-то не то, реакция Кати была бы однозначной. А с беременностью появились заторможенность и безразличие. Ну и что, что орет. Как будто бы это происходит не с ней, в такие моменты она словно выпадала из реальности.