Литмир - Электронная Библиотека

А мне нужно было круглосуточно ТОПИТЬ ПЕЧКУ. Дров не было. Дед обезумел от пьянки, но все сараи надежно закрыл. Я пошла в те места, где обычно покупают дрова и уголь – ноль результата. Все раскуплено, растаскано, распилено и уложено по сараям. И закрыто на амбарные замки.

Октябрь. Стало еще прохладнее. Топила книгами из библиотеки отца и деда. Продать их было нельзя, так как еще в марте 92 года все вещи, которые я в вагоне привезла из Душанбе и поставила в арендованный мебельный склад, затопило грязной водой. Все имущество погибло, включая библиотеку отца и деда. Тогда я зачем-то пыталась спасти намокшие книги. Все лето просушивала их на веревках. Но они были все равно грязные и покореженные. Необыкновенное ощущение – топить печь томами всемирной литературы и изданиями первой половины 20 века.

Пыталась для растопки распиливать полированную мебель. Не получилось. Трудно пилить и очень пахнет. Ночью ходила красть дрова у соседей. Отламывала доски в заборах. Днем продолжала ездить по городу и пригородам, искать, где купить дрова. Дала объявление в газете. Нет нигде дров. Просила поделиться у тех, кто вовремя сделал запас дров. Народ там хозяйственный, основательный. Не дали. Меня знать не знают, откуда взялась, побирушка, наверное думали рачительные хозяева.

Также днем со мной параллельно постоянно ходили по магазинам просить коробки и сломанные ящики моя дочь и Рума с Витей, мои дальние родственники из Душанбе. Они купили на этой же улице полуразваленный дом с одной комнатой, но с большим счастьем – газовым отоплением. Мы с дочкой ходили к ним греться всю эту страшную зиму. Однако мне нужно было ТОПИТЬ ПЕЧКУ. Ведь у меня было полно работы по пошиву!

Коробки и ящики очень быстро прогорали. А огонь в печи должен был гореть постоянно. Иначе могла замерзнуть «система», за которую переживала хозяйская дочь. От печки шли трубы по замкнутому кругообороту с водой. Если не протапливать, при морозе воду прихватит льдом и вся «система» лопнет.

Я почти не спала в нормальном понимании – нужно было шить, следить за огнем, а также ходить на охоту за порциями топлива.

Стало еще холоднее. Дочка отогревалась в школе, я бегала греться к Руме. Садилась на автобус и ездила по району, выглядывая, где может завалялись какие-нибудь дрова.

Ноябрь. Холодно и сыро. В газете увидела объявление, что продаются выкорчеванные пни. Огромные, две штуки. Недорого. Я обрадовалась, наняла машину, поехала, купила эти пни и привезла. Наняла мужика с электропилой, чтобы распилил. Он пришел пилить. Распилил, конечно, но смеялся. Пни рассыпались в труху. Гореть они не будут, сказал мужик, взял денег за распил и ушел.

Я долго убирала этот мусор с улицы.

На примерке платья бывшей коллеге по НИИ Лене, которая теперь является моей самой главной и настоящей в жизни подругой, я рассказала, что я могу замерзнуть и не выполнить заказы в срок…

В калитку постучали, я вышла и увидела красивенного высокого полковника. Он оказался мужем Лены, и привез мне списанные кресла из актового зала их военной части. Кресла были по 4 штуки скреплены, слегка отсыревшие, но они были из настоящей нелакированной фанеры. Двое солдатиков бодро перетаскали эти четверки к моему жилищу под навес. Муж Лены сказал, что продолжает искать для меня хоть какое-то топливо, но время заготовки топлива прошло и везде пусто. Но он не теряет надежды.

Кресла из актового зала были решением проблемы, хоть и временным. Теперь мне не надо было красть доски и околачиваться по городу. Я теперь просто пилила и рубила. Как же это было трудно – пилить и рубить кресла из актового зала. Но я была счастлива. Ведь мне было что положить в печь! Ведь главное, что мне нужно было тогда в первую очередь – это ТОПИТЬ ПЕЧКУ.

Муж Лены – Вячеслав Евстигнеевич – все же нашел для меня и уголь. Он привез мне его к дому. Он вместе с двумя солдатами, я и моя дочка, ведрами перетаскали эту кучу – целый грузовик – ближе к моему дому. Но навеса для этого угля не было.

Было и еще одно обстоятельство, которое очень осложнило мое дальнейшее существование.

Так как период заготовки дров и угля уже закончился, мой спаситель Вячеслав Евстигнеевич нашел эту тонну угля в каком – то далеком колхозе, но в бесхозном виде – под открытым небом, смоченным осенними дождями и припорошенным ноябрьским снегом.

Когда мы таскали уголь к дому от машины, он был очень тяжелым, мокрым. «Угольный суп». Я не думала об этом, главное, уголь!

Уголь носила в небольшом ведерке и моя дочь-подросток. Также она ходила по воду. Осенью на тележке, зимой – на санках, возила канистры. Вода была в колонке. Одна колонка на несколько улиц. Особенно проблематично было зимой, когда вокруг все покрывалось льдом. Нужно было ждать, когда кто-нибудь из мужчин прорубит ступеньки и сделает что-то наподобие страховки. Хождение по воду, так же как и вынос использованной воды («слива») из дома – тема, заслуживающая другого рассказа: « Как я в России по воду ходила».

А мне, по–прежнему, надо было ТОПИТЬ ПЕЧКУ. После больницы здоровье восстанавливалось лишь усилием воли, буквально по крупицам. Весу набраться было неоткуда. Денег на хорошее питание не хватало. Это было время, когда остановились все предприятия Самары, люди были отправлены в бессрочные отпуска, никто не платил за городской транспорт, и никто за это не наказывал, а также люди ежедневно ездили на свои родные предприятия.....обедать. Их раз в день кормили, предприятия изыскивали на это средства – накормить хотя бы раз в день.

А мне нужна была физическая сила круглосуточно что-то пилить. Трудно было растопить печь так, чтобы хорошо обогреть наше жилище. Вода еле теплилась. Лишь бы не замерзла, думала я, главное, сохранить плюсовую температуру воды в «системе», чтобы ни один подлый кристаллик льда не прокрался. Так как дом был «времянкой», он был без надежного фундамента, с тонкими стенами, задумывался как летний. Передо мной стояла задача, как перед нашей страной после революции 1917 года – выстоять во что бы то ни стало.

Но теперь ситуация осложнилась. Ударили морозы. Моя гора угля замерзла и стала день ото дня покрываться все более толстым слоем снега. Добыча усложнилась. Я стала выкапывать «нору» в снегу, а потом ломом выдалбливать куски угля. Потом все это я заносила в дом. Лед оттаивал, и уголь опять становился почти жидким. Новая задача потребовала внесения изменений в техпроцесс подготовки топлива для закладки в печь. Были куплены большие дуршлаги и тазы. Партиями мокрый уголь выкладывался в дуршлаги для стекания воды. Полуготовый уголь подсушивался газетами и тряпками. Была налажена целая цепочка подготовки продукта «УГОЛЬ». Этим была занята вся прихожая, она же кухня. В комнате мы спали и я шила. На газовой плите подсушивать много не удавалось, так как газ был привозной и его надо было экономить на приготовление пищи.

После смерти тети Маши некому было приглашать в баню по субботам, а ходить в общественную было далеко, некогда, дорого, возвращаться в холодный дом после бани опасно для здоровья. Не мылись вообще.

Ходили одетыми, по типу капусты, все было грязным от постоянной возни с углем, он вытекал из тазиков, я постоянно все застилала тряпками, газетами, все было в угольной жиже.

Но процесс был налажен, круглосуточно я дежурила у печи, в промежутках между закладками и добычей топлива, я весело шила летние платья с рюшами и в горошек.

Но тут опять усложнилась ситуация. Закончились кресла из актового зала. Просто уголь, даже с тряпкой, смоченной керосином, не загорается. Нужна растопка из древесины. Древесина на вес золота. Опять ездила на автобусах, выглядывая, где есть дровишки ненужные. И нашла! Возле одного дома лежали два огромных заснеженных бревна. Длинные, метров по 7. Нашла хозяина. Он мне их подарил. Нашла грузчиков, они мне привезли бревна к дому. Но оставлять их на улице я не стала. На улице очень холодно их «обрабатывать». Я попросила внести их в дом. Прямо от порога на всю кухню, она же прихожая, где в ряд стояли дуршлаги с углем, и далее на пол комнаты, теперь лежали мокрые, грязные и промерзшие бревна. Теперь мне не надо было выходить на улицу рубить и пилить, как кресла из актового зала, а можно было пилить кусочки прямо тут, на полу в кухне. Дочь мне помогала, как могла, хотя труд этот весь был отнюдь не детским и не женским. Трудно было безумно. Вся кухня теперь была еще и в грязных опилках.

2
{"b":"910859","o":1}