Кто вы такие, чтобы указывать мне?! Советовать… Просить…

Я бы мог ткнуть всех вас длинными носами в ваши же собственные проблемы. А потом стоять и смотреть, как вы тонете в них, не в силах что-либо с этим поделать. Я бы мог стоять так часами напролет, раздавая абсолютно бесплатно мудрые советы.

Это было бы просто прекрасно. Я бы помогал всем вам, барахтающимся и цепляющимся за свои воздушные замки. Я бы стоял и упивался собственным человеколюбием… Стоял и не замечал, как в это же самое время мои проблемы уже накрыли меня с головой.

Поэтому, когда Бармен разразился своей очередной тирадой, в попытке заставить меня жалеть и сострадать, я молча прижал пустым бокалом деньги за первую порцию выпивки, посмотрел в его выцветшие глаза (рефлекторная попытка (увы, безуспешная) поиска частиц разумного и рационального начала в человеке), встал и вышел прочь из бара.

Да, уже стемнело. Причем, судя по часам, довольно давно. Я провел в этой дыре слишком много времени. И, наверное, уже смирился с тем, что поспать сегодня ночью не удастся.

На улице я вновь закурил и обдумал свои дальнейшие действия.

Маму будет не так-то просто разговорить. Он упёртая. Совсем, как Бармен. Только, в отличие от старика, с пышной рыжей шевелюрой на голове. И в короткой юбке. Конечно, не такой короткой, как носили её девочки. Но все же…

Главная проблема заключалась в том, что у меня не было рычагов давления на Маму. Она могла преспокойно послать меня куда подальше, даже не пустив на порог. Таковы особенности её борделя. Случайному пижону, проходящему мимо, будет трудно узреть внутренний мир этого волшебного местечка.

Конечно, я не был случайным пижоном. Мама знала меня. Но от этого было ничуть не легче. Не то, что бы я любил захаживать к её девочкам… Просто случай и взаимный интерес в некоторых делах сводили нас. Этой ночью они вознамерились свести нас вновь.

Каков будет итог встречи, не знали ни я, ни она.

Я докурил и сел в машину. Не люблю, когда курят в салоне. Кожа и пластик отлично впитывают дым. Образовавшийся отвратительный смрад просто сводит с ума. Все это выбивает из равновесия и мешает думать. Мешает сосредоточиться на деле.

Я отправился в Новый город.

В мамином борделе встречался абсолютно разношерстный контингент. Я бывал там ни раз и замечал, как надменных богатеев одетых с иголочки, так и гостей из Старого города, выглядящих совсем иначе.

Мама всегда руководствовалась доступными только ей одной жизненными ориентирами. И критериями в подборе клиентуры. Она опиралась ни сколько на толщину кошелька гостя, сколько на его репутацию.

Мама знала желания любого мужика, стоящего перед ней. И если чертовщина, творящаяся в мозгах этого извращенца, устраивала Маму, он получал от нее великодушно-сдержанную улыбку. А также допуск в вожделенные сады Эдема.

Дальше в работу включались девочки. Их было много. На любой вкус. На любой извращенный вкус.

После их ласк каждый кобель, пришедший сюда с синдромом ежевечернего спермотоксикоза, забывал обо всем на свете, становясь эпицентром сексуальной вселенной. Превращаясь в одну большую безмозглую эрогенную зону и влюбляясь без памяти в этих ночных бабочек, кружащих над его огоньком. Его кошельком.

Клиент оказывался на крючке в считанные минуты. И становился регулярным и нескончаемым источником дохода для этих длинноногих коварных стерв.

Бедный, бедный извращенец…

Ночная жизнь вовсю бурлила в Новом городе, и я поневоле попал в этот водоворот. Я плыл в потоке сверкающих Мерседесов и Бентли. В глазах пылал неон, в ушах гремела музыка и гудела толпа.

Сотни и тысячи толстосумов выволокли своих любовниц на ночной променад по казино и клубам. Их глаза блестели от кокаина и коллекционного шампанского. Их челюсти яростно пережевывали изысканные закуски, подаваемые официантами. Их головы были полностью свободны от любых мыслей и навязчивых тревог.

Богачи без конца хвастались друг перед другом. Своими тачками. Отполированными до зеркального состояния. И своими шлюхами. Перекаченными силиконом по последнему слову моды.

Их шлюхи то и дело кривили свои намалёванные рты и поправляли килограммы бриллиантов, развешенных по всему силиконовому телу.

А еще была несметная армия телохранителей… Они не спускали глаз ни со своих боссов, ни с бриллиантов. Бриллиантов, которые для их боссов были явно дороже шлюх.

Все они только и делали, что кичились собой, презирая остальных. Спесивый сброд. Философы с синдромом Дауна.

Они превратили центральные кварталы в свою бронированную колыбель. В золотую клетку для маленьких желтых канареек.

В то время как кошельки канареек оказались в сотни раз больше самих канареек. Повисли на них мертвым грузом. И не позволили покинуть клетку.

Я тоже был там. С ними. Но я никогда не был заточен в клетку. Любой неволе я предпочел бы смерть.

Некоторые лица, встретившиеся на пути, были мне знакомы. Клиенты. Их много. И практически все живут в Новом городе. Мои услуги стоят недешево, поэтому заказчики из Старого города попадаются крайне редко.

Я свернул с оживленного проспекта на узкую и более тихую улицу. И припарковался там.

Фасады зданий, обращенных на эту улицу, представляли собой огромные витрины. Витражи. За стеклом вертелись полуголые девицы, завлекавшие всех, кто проходил мимо. Они заманчиво улыбались и дразнили, прижимаясь к стеклу то грудью, то задницами.

Я подошел к одной из железных дверей, ведущих в обитель страстей, и нажал кнопку домофона. Ответили мгновенно. Я услышал глубокий и невероятно сексуальный голос Мамы:

«Здравствуй, красавчик».

Затем секундное молчание – она разглядывала меня на экране монитора. И, конечно же, сразу узнала.

«Входи, Праведник».

Голос чуть заметно изменился. Она не хотела меня впускать. Но не могла поступить иначе.

Замок щелкнул, и я вошел внутрь. Поднялся по лестнице. Мама встретила меня на пороге своего борделя. Она улыбалась. Несколько натянуто, как мне показалось. Что ж, я – не самый желанный гость, куда бы ни заявился…

Мы шли по длинному коридору, с десятками дверей по правую и левую руки. За каждой дверью – апартаменты, в которых и происходило основное действо. У Мамы был личный кабинет в конце коридора. Я предложил ей пройти туда для разговора.

В кабинете стоял рабочий стол, пара кожаных кресел, пара стеллажей, заполненных бухгалтерией (конечно же, черной) заведения, неплохой мини бар и еще огромное количество всякой ерунды, имеющей целью украсить и дополнить интерьер помещения. Тяга к различным милым штуковинам так свойственна женщинам.

Я без приглашения уселся в одно из кресел. И молча проследил за тем, как Мама грациозно проплыла к своему столу.

Мать для огромного количества проституток. Тех, что жили в её доме. Строгая, властная, но заботливая и справедливая. Как и подобает настоящей матери.

В борделе Мамы царило что-то вроде гармонии. Местные шлюхи любили Маму, боялись и уважали. А потому отрабатывали каждый заказ по высшему разряду. Чтобы клиент остался доволен. Чтобы он пришел еще. И принес им с Мамочкой денег. А Мамочка похвалила бы их.

Влияние и авторитет Мамы распространялись далеко за пределы её борделя. Конфликтовать с ней было опасно для жизни – она имела серьезных покровителей, а также массу друзей и чокнутых поклонников.

Да, она умела сводить мужчин с ума. Мама виртуозно крутила задом, за которым ухлестывали все новые и новые обреченные Ромео. Но ни одному из них не удалось добиться ничего, кроме обольстительной улыбки.

Её надменно-снисходительный взгляд – один на все случаи жизни. Она смотрела так на всех. И этот щит невозможно было пробить.

В тот момент, в том кабинете, её будоражащий и одновременно леденящий кровь взгляд был прикован ко мне. Я всегда восхищался этой женщиной. Не думаю, что по отношению ко мне она испытывала схожие чувства. Она ненавидела меня.