Наша вереница приступила продвигаться по тротуару: мы в центре города. Построения сгущались, и несмотря на пелену, создаваемую дождём, строения всё же можно было разглядеть. Тротуар из квадратных плиток, чередующихся чёрным, зелёным и коричневым цветами был изуродован слякотью. Пейзаж из неуклюжих хлипких домов цвета махагон сменился на крепкие сложные построения из камня, на стенах которых были сотворены различные узоры, изображающие дожди, ветра, звёзды и всевозможные идеи. На всех зданиях были неаккуратно разбросаны окна, которые, очевидно, были закрыты в связи с непогодой. Дождь неуклюже стучал по брусчатке и домам.
Когда вереница стала заворачивать за угол, в шум врезался резкое и решительное, – Стоять! – направляющего. Я запоздало отреагировал, остановив скотину, и попытался разузнать по какой причине направляющий решил здесь остановиться. Караван волной начал издавать гомон, – Ах! Что это? Не верю своим глазам! – издавались фразы из толпы. Я резво спрыгнул со скотинки и неуверенно пошагал вперёд с целью увидеть, чему все испугались. Все разом замолкли. Дождь никак не давал лицезреть то, что он прячет в себе, всё что я видел, так это площадь со скамьями, на которой плиткой был уложен уникальный узор. Сделав чуть меньше десятка маленьких шагов, почти что на месте, мне наконец удалось увидеть то, что стало причиной остановки нашего передвижения.
Это было нечто невообразимое: некое необычное явление почти в самом центре этой площади, само оно выглядело что-то между высоким всплеском воды, в которую упало что-то очень тяжёлое, и широким деревом, очень текстурным и детальным деревом с которого опала вся листва, и которое уж точно не было похоже ни на одно известное нам дерево. Будто бы паутиной оно соприкасалось с каждой поверхностью поблизости. Помимо этого, оно состояло из нескольких сфер, которые переливались друг в друга. В этих сферах будто бы виднелся весь наш город, и не только нынешний, но и словно прошлый, и даже будущий, что я явно выдумал. Это явление также издавало некоторый звук и некоторый запах. Стоял очень низкий гул, едва уловимый ушами, в высоких тонах игралось что-то наподобие мелодии, сыгранной на чём-то уж точно не музыкальном. Слышались даже просто ритмичные колебания, были и неожиданные, случайные неритмичные звуки, чьё происхождение невозможно было угадать. Среди них было что-то похожее на грозу, крики животных, падение чего-то тяжёлого, лопанье чего-то натянутого и скрежет металла. Был также и просто шум, походящий на шёпот на иностранном языке. Запах же был очень резким, словно металлический, болотный, смесь всех ароматных цветов и экскрементов, в общем, каждый аромат перебивал другой. Каждая капля дождя, попадающая на эту аномалию, как будто бы испарялась и рождала свет, отчего аномалия сверкалась. Весь караван был насквозь ошеломлён, что он лицезрел пред собой, но направляющий решил сделать самое непредсказуемое, что могло когда-либо взбрести ему в голову, и он направился в сторону этого явления. Некоторые из толпы попытались остановить его словом, но побежать за ним никто не решился. Он уверенно шагал, твёрдо переставляя ноги, и крепко держа напряжённые кулаки, словно он собирался сразиться с этим нечто. Вся вереница замерла в ожидании какого-либо события. Когда направляющий подошёл к аномалии, он глубоко всмотрелся в её просторы. Внезапно ему пришла идея ещё более сумасшедшая, и он нелепо направил свою правую руку в сторону явления. Оно будто поглотило руку, однако по виду направляющего не сказать, что он был этим напуган. Вдруг он весь напрягся, чуть ли не отпрыгнул от аномалии, попятившись, он оступился и упал на локоть. Толпа издала вопль испуга. Опрометью поднявшись, он схватился за голову левой рукой и смешно пошагал в нашу сторону, оглядываясь на это ужасное явление. На полпути он и вовсе рывком полетел, словно вот-вот оно взорвётся. На его лице был нарисован грандиозный ужас, гримаса искривилась в боли и страхе пред неизвестным. Подбегая к нам, в самом конце пути он чуть было вновь не упал на предплечья. В кратчайший срок все подлетели к нему, чтобы выслушать и узнать, что же такого с ним там произошло. Он, сев на тротуар, учащённо и глубоко вздыхал, не отпуская руку со лба, находился в мандраже, отчего не мог вымолвить ни одного словечка. Самые умелые спохватились о том, что требуется как-либо помочь ему. Некоторые пытались скормить направляющему снадобья, однако тот стремительным взмахом руки отказывался от употребления препаратов. Он даже, как свойственно ему, издал громкий рёв, что вокруг него образовалась небольшая полость, будто все думали, словно он начнёт пинаться и драться. Направляющий в конечном итоге начал подниматься. Кто-то из толпы подорвался помогать ему, но всё же вовремя опомнился и вернулся в кучу. Направляющий попытался сымитировать свой невозмутимый вид, однако получилось это не особо совершенно.
Из толпы нетерпеливо вырывался интерес к его опыту, и в конце концов, немного постояв и собираясь с силами, думая что изложить, направляющий приступил, как думали большинство, к разъяснению того, что же с ним там произошло, – Для начала имею желанье тишины, так что будьте добры заткнуться и выслушать меня! Наша поездка в Думат в обязательном порядке завершается и отменяется на неопределенное время в связи с необъяснимыми явлениями, протекающими в нашем городе, которые потенциально могут принести вред нашему народу, и о которых мне срочно нужно всех оповестить! Прошу всех вас загнать свой скот обратно в хлев и заняться складированием товара. В случае, если склад будет переполнен, то непременно храните товар у себя дома. И ни в коем случае не приближаться к протекающим на наших улицах природным аномалиям! Искадр! – прокричал направляющий, смотря куда-то в край толпы, – Ты будешь ответственным за мою повозку! Вы все меня услышали, так что исполните приказ! – вернувшись ко всей толпе, продекларировал направляющий, и в спешке направился куда-то в неизвестном направлении. Но не успел он сделать и пары шагов, как его поймали и начали расспрашивать о произошедшем рядом с аномалией. Видимо он понял, что вся эта толпа не отстанет, пока не получит того, что она желает, поэтому он всё таки решил рассказать о своём инциденте, – Ладно, хорошо! Так уж и быть, но извольте уняться. – орава незамедлительно приумолкла, – Когда я приближался к этому… неопознанному объекту, то довелось мне увидеть, как изображение… или, может, отражение в самом этом явлении бесконечно уменьшалось, что когда я приблизился на расстояние вытянутой руки, то удавалось мне рассмотреть подобия улиц, плит и крупинок всякой всячины. И в тот самый момент захотелось мне потрогать эти улицы, плиты и крупинки. Я тогда не думал вообще. Я тогда вообще не задумывался, что это что-то потенциально опасное. К слову сказать, что ближе к нему сталось мне тепло и даже жарко. Отправившись на явление рукой, меня обескуражил тот факт, что мою руку приступило медленно поглощать. Со стороны аномалия выглядела абсолютно гладкой, однако на ощупь она была грубо шероховатой, а её оболочка шла резкой волной. В один миг мне даже показалось, что кто-то иной дотронулся до меня в ответ. Тогда мне стало совсем жарко, словно обожгло лицо и руку. После этого я решился убежать, ибо становилось мне слишком тошно, и… в целом, довольно! Дайте же пройти! – не дожидаясь разрешения уйти, направляющий растолкал всех тех, кто столпился напротив него, и быстрым шагом направился в городской туман. Кто-то крикнул ему вдогонку, – Но куда вы спешите? – В зал городского совета управления и безопасности. – ровно, чётко и в меру громко изрёк направляющий, и испарился.
Исчез наш путеводитель, пропал пастух, осталось лишь стадо, лишь отныне вольное стадо, которое вопреки своей свободе послушалось указанию былому тузу. Ещё некоторое время мы стояли и оглядывались на нечто в центре площади, его природа была удивительна, она заставляла искренне наслаждаться им. Спустя неопределённый промежуток времени, мы отправились загонять скот, снимая различные сумки с изделиями, так и не ставшими продуктами торговли, и оглядывались на то самое немыслимое порождение неопознанной природы. На обратном пути купеческая масса шла очень неуверенно, вглядываясь, казалось, в нескончаемую дождевую мглу, ожидая, что оттуда явится определённое нечто, то ли направляющий, то ли очередная аномалия, то ли ещё что-то. Уже будучи в хлеву мы совсем осели, лишь меньшинство из нас выходило наружу, остальные же оставались здесь и совместно переваривали полученную информацию. Я же был совсем отстранён от этого скопища, меня больше волновал вопрос складирования товара. Хотелось просто запрятать его в скошенной траве и вернуться за ним, когда придёт время, но в таких сырых условиях он быстро подпортится, поэтому требовалось отправиться на склад. Я понимал, что уж точно на складе не найдётся больше места, отчего я принял для себя лёгкое решение унести всё в свой кров. Что-то пошло в руки, что-то в кармашки, что-то за пазуху, что-то на плечи и спину. Планировал сбросить всё это в самое очевидное место – рядом с кроватью. Удивительно, что почти каждый поступил бы в точности так же, объясняя это тем, что если вдруг некто пожелает украсть их так дорогие для них вещички, то они безотлагательно проснутся и помешают этому некто, хотя в конкретный момент такой персонаж особенно уязвим. Однако мне больше не хотелось думать, куда же мне нагромоздить этот хлам, поэтому я смирился и превратился в такую персону, какую я высмеиваю и принижаю. Выйдя наружу, я вновь ощутил агрессивные прикосновения дождя на себе, в хлеву я успел слегка отдохнуть от этого ощущения и совсем отвык. Перед собой я увидел некоторого патрульного, он стоял очень грозно, раздвинув ноги и опустив голову. Весь он был каким-то напряжённым, видимо, из-за дождя. В ответ, увидев меня, он проинформировал меня о том, что я должен срочно направиться домой. В целом, никуда мне сегодня больше и не хотелось, разве что в санаторий другого края, за блаженным чувством беззаботности. Я сказал тому, что и так спешу домой, и сразу завернул за какое-то здание. По моим ощущениям, ливень словно усилился. По-видимому, я в действительности совсем отвык от дождя, проведя такой маленький срок в хлеву, однако всё равно казалось, что поле зрения моё уменьшилось. Добро, что это не преграда, дорогу домой я знаю наизусть.
