Окончание речи вышло наигранно пафосным и прозвучало довольно фальшиво. Лекарь, разговор которому был явно неприятен и сам это понял, а потому поморщился, но отступать не стал.

— Второй вариант как вы понимаете это имперская лечебница для безродных, сирых и убогих, но там условия не слишком хорошие и заботиться о вас будет некому, вот и получается, что выбор то у вас вроде есть, но по факту то и нет его, — развел он руками чуть виновато.

Внимательно слушавшая Надежда Александровна нахмурилась, но тут же попыталась скрыть эмоции.

— Благодарю вас, Силуан Архипович. Я подумаю, — прошелестела она, с трудом выталкивая слова из так и продолжавшего болеть горла.

* * *

Родственники оказались своеобразными.

— Наденька, ты же сама должна понимать, что взять на себя такую ответственность мы не можем, да и дорого это. Целая тысяча золотом. Это же больше десяти тысяч царских рублей! Ты уж прости, милая, но таких трат Николя никак не допустить не может.

Невысокая светловолосая женщина в странном старинном платье с накладкой для пышности юбки и большим бантом на филейной части нервно мяла в руках белоснежный платочек и пряча большие, чуть на выкате глаза кивала в такт своим же не слишком искренним словам.

Щеголь же, назвать по-другому высокого черноволосого мужчину лет тридцати, сверкающего перстнями и переливающимися вышивками язык не поворачивался, с больной церемониться точно не собрался.

— Магии нет, а значит в роду ты и вовсе бесполезна, — припечатал он грубо, — тратиться я не намерен, а потому из-под опеки сегодня же вычеркну.

Пораженная Надежда даже не сразу поняла, о чем речь, рассматривая странного мужчину с аккуратной, дизайнерской бородкой и одетого в короткие завязывающиеся под коленом штаны с чулками.

— Интересно, этот расшитый серебряной нитью, удлиненный пиджак и есть кафтан? — отстраненно пробормотала она, — хотя нет, не похож. А вот штаны точно как-то смешно называются, кюлоты что ли….

Мужчина догадавшись, что его не слушают, нахмурился и замолчал.

— Чего ты там шепчешь? — скривился он, — или думаешь дурочкой прикинуться и на жалость надавить, так не будет этого. Запомни, из рода Васильчиковых я тебя вычеркнул, а в свой род без магии ты тоже вернуться не сможешь, да и сдохли все. Некуда больше возвращаться.

Женщина на злые слова мужчины всхлипнула и аккуратно тронула его за плечо.

— Иди, ты иди Никола Андреевич в коляску, я сама дальше. Минутку только переговорю с Надеждой и присоединюсь к тебе. Недолго я…

Мужчина скривился недовольно и, странно дернув глазом, повернулся к выходу из палаты.

— Надежду, что я передумаю, можешь даже не давать. Итак, чуть не целый год кормили попусту, а защиту родовую теперь и вовсе некому вскрыть. Не задерживайся, — приказал он, скрываясь за дверью.

Женщина снова всхлипнула, но как только хам скрылся из виду бросилась к постели.

— Ох, милая, как же угораздило то тебя? Ты прости, прости, Наденька, но сама видишь, сделать я уже совсем ничего не могу, так, что не обессудь. Жаль, конечно, что твоя магия не проявилась, все же последняя в роду. А ведь Никола так хотел, чтобы ты защиту с поместья сняла да управление шахтой и делами рода ему доверила, а он бы тебе за это мужа хорошего подобрал. Ах, да что же теперь. Сгинул род Иворовых, весь сгинул. Одна ты теперь осталась, а толку то и нет вовсе.

Женщина, монолог которой был скорее снисходительно-довольным, чем сочувствующим, снова вцепилась в платочек, вытирая сухие глаза, но тут же вскинула острый взгляд на болезную.

— Наденька, а браслет то, браслет родовой может, отдашь мне? Он же тебе не нужен больше, — заискивающе спросила она, жадно смотря на лежащую поверх одеяла руку, больной девушки.

Надежда такому резкому изменению поведения посетительницы удивилась и тоже скосила глаза. Широкий, судя по всему золотой браслет там действительно имелся, но вот отдавать его не хотелось совсем. Словно интуиция, на которую она всегда ссылалась, прорезалась. Захотелось даже отдернуть руку, только вот тело слушаться отказывалось. Получилось лишь несильно кулак сжать, да поморщиться от прострелившей до локтя боли.

Не выдержав молчаливого давления тетки, и желая перевести разговор, неожиданно для самой себя, Надежда вдруг спросила.

— А вы кто вообще? А я кто? Что со мной произошло? — прошептала глядя все в больше и больше округляющиеся глаза потенциальной родственницы.

Дамочка охнула, теперь уже вполне натурально и с удивлением уставилась на Надежду.

— Как же это? Как это, кто? — завопила она возмущенно, — так я тетка твоя родная, Воробьева Марья Варфоломеевна в девичестве, а теперь Васильчикова, единственная кровная родственница. Это же я, когда род Иворовых перевели, и уговорила Николя опеку над тобой, единственно выжившей оформить. Думала магия в тебе как проснется. Целый год ждали, надеялись, а оно вон как вышло.

Женщина зарыдала, уткнувшись все в тот же платочек, но очень аккуратно, видимо, чтобы глаза не растереть и тут же забывшись, жадно уставилась на племянницу.

— А ты Надежда Константиновна Иворова, — тут же переключилась она, — только вот без магии претендовать на имя и капиталы семейные бесполезно. Батюшка твой перед смертью родовую защиту активировать успел и теперь ни в поместье, ни на рудник никто попасть не может. Даже род Ермоловых, что отделился и кровь общую имеет и то не смог. Теперь двадцать лет ждать придется пока защита не ослабеет и царь батюшка пустующие земли кому-нибудь из ближников не передаст. Он бы и тебя может, пристроил куда, замуж там или в монастырь, да мы же опеку то оформили — как лучше хотели, а теперь и поздно уже.

Мария Варфоломеевна снова вздохнула и наигранно горестно и улыбнулась через силу.

— Ну, что же ты Наденька, отдашь мне браслет? — спросила она более уверенно, — тебе то он ни к чему теперь. В доме для инвалидов, где все включено он тебе точно не понадобиться уже, только ограбят тебя безродные, да и если на контракт согласишься, то тоже ни к чему. Имя то новое будет, а там, глядишь и новый дадут.

Надежду даже перекосило от циничности в рассуждениях тетки. Хотелось сказать, что-то злое и гадкое прямо в лицо мерзавки, но женщина сдержалась — очень уж еще один момент уточнить хотелось.

Впрочем, о полученной девушкой травме тетка рассказывала скупо.

— Совсем не помнишь ничего? — уточнила она задумчиво, — ну может и к лучшему оно. А вообще, ты с лошади упала. Вы с Василием Андреевичем, младшим братом Николя, на прогулку выехали, вот лошадь и понесла, а ты всегда в седле слабо держалась. Хорошо еще Василий в поместье тебя доставил, да лекарей вызвал, а то вообще же погибнуть могла. Хотя, может, оно и к лучшему бы было. Куда тебе теперь деваться сиротке безродной?

Мария Варфоломеевна снова прижала так и не промокший платочек к глазам и уставилась на девушку.

— Ну, так, что, заберу я браслет? — спросила она уже с нажимом, — денег на нем все равно нет, значит тебе и без надобности теперь. А я когда сроки выйдут царю батюшке его и предъявлю, чтобы он поместье в чужие руки не отдал. Ты же не хочешь, чтобы оно Еропкиным или Волоковым отошло? Вот и я не хочу. Ну, же давай, пожелай, чтобы он расстегнулся, — схватилась тетка за руку больной девушки.

Надежда охнула, но выдернуть конечность не смогла. Честно говоря, она и сдвинуть то ее не смогла, только пальцами еде заметно пошевелила.

— Нет, — сказала девушка хрипло, повинуясь все той же интуиции, — браслет родовой, предками мне завещанный, да и нет в тебе как я понимаю крови Иворовых, не сможешь ты пользоваться им.

В своих словах Надежда Александровна, хоть и говорила твердо, но уверена не была. Впрочем, судя по тому как Мария Варфоломеевна охнула и откинула руку племянницы, все же основную функцию браслета угадала правильно.

— Что же ты говоришь? — заголосила дамочка хоть и истерично, но не слишком убедительно, — да я может единственная родственница то и есть.