– Возможны провокации, глядите в оба.
А через тридцать шагов выставлено дополнительное оцепление, вялые бойцы прибыли точно издалека, рожи не выспавшиеся. Палатка на тротуаре, из неё показалась санитарка, следом военный. Почва под ногами мощно вздрогнула, живым пришлось брать новые ориентиры. Волны над крышами не наблюдалось, колонны грузовиков плавно переименовались в деревья.
Им навстречу выдвинулся офицер без знаков отличия. Было ощущение, форму примерил только что, наспех.
Уточник призадержал шаг, шепнул довольно громко: «Старый знакомый!»
Малява не сразу разглядел полковника. Шалаумберг как-то неудачно маскировался, словно был лишён всех привилегий. Почему бросился к ним – это не понятно.
– Молчите и слушайте. Меня отправили в отпуск, но это чистая отставка, меня не проведёшь. Вам скажут… вы же на совещание, верно? Вам скажут, что меня отправили на лечение, возможны варианты. Так вот, ни единому слову не верьте.
– Чем мы можем помочь? – вырвались фальшивые нотки.
–Э-эх! Если бы вы могли, то я не прятался бы у медиков. Развал всему! Конец света! И вы глядите в оба, чтобы не обвинили по ложному доносу. – Шалаумберг всячески прикрывал лицо то одной ладонью, то другой, хотя прекрасно понимал: такой способ не эффективен. – Я что хочу сказать… Собственно, всё без всякой надежды, словами делу не поможешь. Фундамент треснул, все наши постройки рушатся на глазах. Полезно бы собраться в спокойной обстановке, проанализировать, да времени нам не оставили, это конец. Но если у вас появится возможность замолвить слово… мне не на кого больше рассчитывать. Если не трудно, будут спрашивать – хоть одно слово в мою защиту. Я бы и не просил. Кстати, а вы в курсе? Мы побывали в одном сне, где я носился за каретой. Вы были там?
Уточник опередил:
– В вашем сне? Впервые слышу о таком, чтобы нас пригласили в чужой сон.
– Но я же вас запомнил.
– Это по вашей версии. – Сергей Иванович постарался, каким-то образом сообщил товарищу, что держит руку на пульсе, ты не вмешивайся. – Я знаю случаи, когда девушка отказывала в свидании, но во сне – пошла, против воли, отдалась троим прохожим, на глазах своего ухажёра. Те заплатили ему деньги, как сутенёру, похвалили за товар и пообещали наведываться почаще.
Шалаумберг взвыл:
– У вас на глазах рушится мир, а вы несёте всякую чушь! Меня! Меня выставили за двери!
– Жаль. А нас пригласили. Скорей всего, те, кто выставил. Если нас спросят, готовы ли мы заступиться, тут вся надежда на слова, какие окажутся на языке. Мы не забудем, если спросят. – А вот каким образом Сергею Ивановичу удалось вложить в подтекст уточнение: ты никому не нужен, если до сих пор не понял.
Шалаумберг потерял в лице все те краски, какими насыщался во дни былой славы, когда краснел от речей льстивых, бледнел от гнева.
– Ну, вспомните: мы там были вместе! Старик из леса… Там ещё фонтан был…
Уточник развёл руками: и рад бы, да ничем помочь не можем.
– Как же так? Всё происходило на ваших и моих глазах?!
– Нам очень жаль. А теперь позвольте откланяться, не стоит делать так, чтобы нас ждали.
С потухшим взглядом, полковник отступил к палатке, уже не пряча лица. На что рассчитывал – никто поди не скажет. Как в тех мирах, за гробом. По рассказам – там бросаешься навстречу первому лицу, ищешь сходство, а когда они выдают себя за того, кого ты хотел увидеть, сразу меняют облик. Там обманы раскрываются моментом.
Как только подошли к крыльцу, в воздухе почудился запах гари. Самые шустрые нашли досье на себя и сжигают на той стороне здания, во дворе; вот на что рассчитывают ловкачи? Надеются уйти от ответа таким примитивным способом. Окажись они на другой планете, там, возможно, и прокатило бы.
Они поднялись по ступеням. Всюду мерещились обрывки бумаги, затоптанная фуражка и оторванные пуговицы. Охрана вроде на месте, но какая-то расплывчатая: присмотреться внимательнее – мыслями служба далеко отсюда, копает картошку на своём участке: меня ТАМ не было.
Дождь капал с потолка. Неужели затопило второй этаж? А нас там ждут.
Офицеры толпились, возбуждённо помалкивали. Им ничего не оставалось, как прислушиваться к малейшему шороху. Мир рушится, как яичная скорлупа, изнутри проглядывает зародыш нового мироустройства: этот себя исчерпал.
На новеньких поглядывали с любопытством.
В пятнадцать ноль-ноль, как принято, двери распахнулись. Офицеры хлынули в эту щель старого мира, как в воронку с фильтром. Кто проскочит, кто постарается расширить ячейки фильтра, но застрять на переплетениях лески шансов больше. И цепляться за привычный порядок вещей – дело обычное.
Дверь слева была заперта, соседний кабинет не был подготовлен. Ныне никто не успевает. Только глаза привыкли – хлоп! Это уже в прошлом. Показаниям часов не доверяй, если не хочешь попасть впросак.
Полковника не видно, – генералы переглядываются: что не так? И тот самый майор, который раздвигал шторки, поспешил с сообщением, не дожидаясь вопроса:
– Полковник Шалаумберг в отпуске, проходит лечение. Попробуем справиться без него. На повестке дня сегодня единственный момент. Менее срочные подождут. Кто из вас готов бросить вызов Аверьянову?
Как укорачиваются шеи, мы знаем хорошо. На чудо надеяться – надо быть недалёкого ума. По своей воле и конь не пашет.
За столом всё же что-то приключилось. Кто-то поднял руку. Сквозь пелену век, двусмысленный вздох и оживление, виновник торжества обнаружен. Один из новеньких. Что ж, это можно было предвидеть. Зарекомендовать себя, как самых решительных… мы это проходили. Оба! Оба подняли руки!
Майор не подал виду, что приветствует инициативу:
– Мы уверены, решение взвешенное, план продуман до мелочей.
– Разумеется. Мы рассчитывали посвятить в планы полковника…
– Будем считать, всё случается к лучшему. – Майор оглянулся на школьную доску, так и не открытую для обозрения. Лишние движения к чему, если задача поставлена, и все помнят. Эту фамилию давно следует стереть с доски, слишком много желающих пополнить список. И кто-то наверху решил: пока не освободится первая строка, новых задач не ставим.
Офицеры воспрянули, разрешилась основная печаль. В воздухе так и парила мысль, поддержанная многократно: «За язык никто не тянул!» Автоматом, как из-под наседки выглядывает цыплёнок, показалась вторая: «Этот повод неплохо бы отметить».
Майор оказался не промах, не ударил лицом в грязь. Двери в соседний кабинет распахнулись, звон посуды порадовал слух. Виновники торжества не торопились к столу, спинами прочли что-то про молодёжь, дескать, я в ваши годы…
– Пообедаем, и заходите ко мне. Обсудим ваши идеи. – Майор замер у них за спинками кресел, как бы приглашая. Он очень надеялся, что этот план будет поинтереснее выстрела в упор, – молодёжь приходит со своими наработками.
Коньяк подан тот же, разносолов не меньше, но настроение за столом совсем иное. С плеч свалилась древняя гора, теперь и не грех помянуть былые приключения: кто про Югославию, кто про Афганистан. Побывать с инспекцией в войсках, пока вертолёт заправляют, послушать про солдатскую смекалку, подредактировать маленько и подставить себя на место главного героя.
С новичками чокались – подходили без стеснения и выплёвывали тосты, под стать настроению. Молодые генералы приняты сообществом, теперь мы равны.
Искренние пожелания, чтобы их план удалось довести до блестящего исполнения, – тут уже никто не покривил душой. Вытащить эту давнюю занозу были бы рады все.
Майор не удержался, вошёл в кабинет, оглядел компанию. Выждал, пока смельчаки зафиксируют его явление. Разговоры закончились мигом.
– Я бы не помешал, да торопят сверху. Давайте, родные, ко мне в кабинет. От меня ждут новостей, а что я могу, если не посвящён в подробности? – Он кивнул прочим: вы продолжайте, не до вас.
Оба поднялись, поблагодарили коллег за пожелания, откланялись. Их провожали задумчивыми взглядами. Они сделали тот самый шаг в тоннель истории, откуда не все возвращаются. Пусть же вам, парни, повезёт!
