Аверьянов с минутку помолчал, прислушиваясь.

– Твои выводы ошибочны. Создатель ждёт, что я ещё выдам. А когда у Него терпение лопнет, я тебе скажу. Это я буду знать точно. И не из газет. Кстати, – но мысль ему продолжить не удалось, неподалёку в стене образовался выход, из него высыпало человек десять. – Комиссию назначили, с чего бы?

Переводчик подобрался, стал приводить себя в порядок, как могут сделать замечание.

– К тебе, между прочим.

– Вижу. А что ж с пустыми руками? Надо стол накрывать, – есть тут где поблизости столовка?

Не стал сынишка связываться с болтуном. Решил озадачить:

– Знаешь, что наше Солнце меньше луны? А все измеряют плафон.

– Догадывался: что-то в их расчётах не чисто. Плафон, говоришь? При случае, побываю.

Члены комиссии остановились в трёх шагах от экспериментатора. Первым делом, пересчитали конечности, пальцы и так, по мелочам.

– Какие жалобы? – Старший обошёл вокруг, прикоснулся к одежде. – Теперь тебе это не сносить, сколько жить осталось.

– Зубов маловато оставили.

– Сколько было, столько и есть. Что-то ещё?

– А можно рюкзак пропустить через машину вашу? Устал их латать.

Один из членов комиссии направился к рюкзаку, подхватил и понёс к самосвалам.

Аверьянов сообразил, что Золотая Рыбка заглянула сегодня к нему, опустил глаза на обувь.

– И ботиночки покрепче. Можно другого фасона. Помягче и полегче, можно?

– Конечно. У тебя осталось одно желание.

Понял Евгений, как опростоволосился. Два желания сгорело, это не честно:

– Надо предупреждать, что было три желания.

– Сказки читал? Вот ничего не изменилось. Три желания – классический вариант.

– А четыре?

Комиссия немного расстроилась от такой наглости. Чиновники взялись за руки и отошли в сторонку, для совещания. По всей видимости, были ошеломлены хорошей погодой, да и сменное задание удастся выполнить самосвалам.

Тем временем вернулся тот, с рюкзаком. Как-то неуважительно уронил чужое имущество на площадку. На правах хозяина, Аверьянов подхватил за лямки, прикинул на вес. Стал тарахтеть себе под нос: зачем же новое бросать, как придётся? И что-то полегче стал, я потом посчитаю, чего не хватает. – Говорить-то говорил, на полном серьёзе, но вы только посмотрите на эту хитрую рожу. Давно не гуляли по заднице белой розги, не прикладывались сыромятные ремни да плётки.

Что бы они там себе ни придумали, Аверьянов посвятил себя размышлению над третьим желанием. Освободить все Земли Солнечной системы от захватчиков и их слуг, чего может пожелать простой гражданин?

Члены комиссии как-то одновременно развернулись в его сторону.

– Ну, придумал третье?

– Я сейчас! – Присел Женька рядом с рюкзаком. Тот вроде пожаловался, что ему трудно одному: попроси второй. Рукой погладил его хозяин, как мальчика по голове: – Много желающих на моё третье желание: ты бы помалкивал. Сколько же ты на мне поездил, а я молчу. Вот закажу рюкзак с крылышками, чтобы, как вертолёт, меня таскал… Не хнычь, я понимаю: всюду конкуренция. Что тебе плохо? Стал вечным, неубиваемым! Мы с тобой столько камушков перетаскаем – никто до нас столько не таскал… Трудно ему!

– Аверья-янов! – комиссия не унималась, торопилась подписать акты приёмки – и к столу.

– Да потерпите вы там! Я этого дня дольше ждал. – И замечает Евгений, папаша сына подозвал жестом.

О чём-то своём переговорили, сынок к Аверьянову прямиком.

– Твой папаша хочет, чтобы я выговорил ему новую жену?

Сынок наклонился к уху:

– Ты плохого мнения о нас. Меня всего лишь попросили передать: не проси за всё человечество. Оно не готово к приёму всеобщего счастья. Даром потратишь желание.

Это было как удар под дых. Задумался Аверьянов глубоко, примерял различные доводы. По всему выходит, папаша прав: ну, свалится на головы им счастье – каждому своё, и наступит конец сета. Как поймут наши, что можно всё, и сколько хочешь – сразу дворцы, и все царями и принцессами стали. Царь сразу на рыбалку, а у принцессы сорок шуб в шкафу, и маленький кинжал в руке, для сражений с молью. Но они не поймут, что планета потяжелела в десятки раз, вот-вот сорвётся с орбиты. Конец цивилизации и этому кораблю. Тем, кто заведует равновесием у нас, придётся выкатить запасной земной шарик, без населения.

– А мы с рюкзаком кому будем нужны?

– Что ты сказал? – переводчик явно не расслышал.

– Погоди, я с рюкзаком разговариваю, дай закончить. – Аверьянов бодренько поднялся на ноги, задрал голову вверх. По рельсам катил следующий состав с породой: скоро она рухнет вниз, и не успеешь желание загадать.

Комиссия тоже раскудахталась, заметила угрозу. О чистых костюмчиках заволновались: что я скажу жене, как домой вернусь? Решай, Аверьянов, быстрее, пока не засыпало.

– Пусть этот состав не разгрузится в ближайший час.

Простые слова возымели нежданный резонанс. Великан вскинул голову, пыль с шеи сошла лавиной. Сынок почти зажмурился, схватился за голову: ну, ты и дурак!

Аверьянов сам испугался, потрогал губы:

– Я что-то сейчас ляпнул?

Комиссия, с такими добрыми лицами, подтвердила:

– Да, Аверьянов, мы слышали. Давай четвёртое!

Он попытался отделить голову, чтобы не мешала подсказками: в такой день всякий советчик – враг хорошему. Как же распорядиться такой возможностью, чтобы после не жалеть?

Высоко, за облаками, угадывались чьи-то внимательные глаза. Экзамен! Тащи билет, Аверьянов, Мне Самому интересно стало.

– У меня есть час. Позволь использовать его по назначению. «Всего лишь час дают на артобстрел, Всего лишь час…» – слова Высоцкого Аверьянов помнил прекрасно, когда-то сам любил подпевать: «Кому – до ордена, ну а кому – до «вышки».

Можно отменить озвучку третьего желания. Но на это уйдёт потенциал четвёртого. Стоп! Кто помешает отменить все? Зато я буду подготовлен лучше, не буду разбрасываться по мелочам!

Комиссия ждала, а он носился по площадке, как сорвавшийся с цепи бычок. Его дважды вытаскивали из-под колёс самосвалов, но эти моменты не трогали коллективный поиск решения; оба полушария работали на пределе возможностей. Периодически останавливался, воздевал руки к небесам, и тотчас опускал, понимая, что последний вариант – это снова самообман. Всякое возникающее желание через секунду уже не казалось достойным воплощения.

Мир вокруг ждал, члены комиссии поглядывали на часы, кто-то посетовал: «Это надолго». И вся группа стала тихонько отступать ко входу, из которого недавно вышли. Нет комиссии – не с кого спросить.

Даже несмотря на занятость, Аверьянов вполглаза наблюдал за обстановкой.

– Стоять! Мы так не договаривались! Ещё минутку дайте, сделайте шаг навстречу. Ну, теперь-то уж точно не промахнусь!

И послышался вздох разочарования, почудился вообще-то сверху, но и сама планета способна, если принудят. Вся ситуация настолько нервировала, что коллектив поискал мальчика для битья, и нашёл, не сходя с места.

Сынишка великана отделился от стены, удерживая в руке, как официант, блюдо с крышкой. Очень тщательно выбирая путь, чтобы не споткнуться, он приблизился, опустил блюдо на уровень глаз человека.

– Вот твоё четвёртое желание. Возьми.

Евгений старательно отёр ладони о брюки, изогнул брови, присматриваясь; угадать-то можно, но с какого раза.

– Такое маленькое? Оно точно должно быть побольше. Раза в три. – Облизнулся и протянул руку. На крышечке фигурная ручечка, всё такое изящное и миниатюрное.

Его как кто под руку толкнул. Крышка в пальцах, под крышкой стакан горячего чая.

Глаза побежали по лицам, спрашивая: разве я этого хотел? Что-то не припомню.

Комиссия с неудовольствием развела руками: вот те раз!

Евгений осторожно зыркнул из-под бровей в небеса. Там нашёл озабоченное лицо.

Но на помощь всем бросился переводчик: его лицо озарила идея, как помочь делу.

– Ты этого хотел, вспомни!

– Не помню, хоть убей.