– А что вы хотели, Александр Фёдорович? – спокойно сказал Савинков. – Да, Лавр Георгиевич крут, упрям, твёрд. А как вы хотели, что бы в армии порядок наводили? Оставили бы тогда Брусилова. Алексей Алексеевич никаких требований бы не выдвигал. Корнилов хочет убедиться, что вы ему действительно доверяете, и не будете мешать наводить порядок в армии, что вы на его стороне.

Филоненко кивнул, соглашаясь со словами Савинкова:

– Это Завойко, адъютант Корнилова, интригует. Он видит Корнилова новым Бонапартом России.

Керенский насторожился. Новым Наполеоном России видит себя именно он.

– А новый Бонапарт, – продолжал Филоненко, – должен прославиться на военном поприще.

А вот с этим у Александра Фёдоровича было плохо, он даже в армии никогда не служил, но победу, как известно, добывают солдаты, а слава достаётся генералам или их начальникам.

– Да, – согласился Савинков, – Лавр Георгиевич подготовил наступление на своём фронте, если оно пройдёт удачно, то все лавры, – тут Савенков усмехнулся своему каламбуру, – достанутся Черемисову.

– И что вы предлагаете, Борис Викторович? – спросил Керенский.

– Согласится на его требования. Частично. Правительство не будет вмешиваться в назначениях на высшие командные должности, но будет контролировать их. Всё остальное будет вводиться постепенно, что бы ни будоражить солдатские массы. А ответственность перед собственной совестью и народом, это, в общем-то, девиз Временного правительства. Черемисова снимем после проведения намеченной операции. С повышением, если операция пройдёт удачно или с понижением, если пройдёт не удачно.

– Я соглашусь с вами, Борис Викторович. Максимилиан Максимилианович, вы всё слышали?

– Да и полностью с этим согласен.

– Тогда отправляйтесь в Бердичев к Корнилову. Вы, всё-таки, назначены комиссаром при верховном главнокомандующем.

Вскоре Корнилов из Бердичева прибыл в Могилёв. А после успешного прорыва германских позиций Черемисовым на пост главнокомандующим Юго-Восточным фронтом был назначен Деникин, а сам Черемисов отозван в Петербург.

Для Корнилова началась размеренная жизнь в Ставке верховного главнокомандующего.

Корнилов смотрел в окно на Днепр. Был новый верховный главнокомандующий небольшого роста, худощавый, тёмноглазый, лицо скуластое с редкой бородкой и усами, руки тонкие, но жилистые и имел кривые ноги прирождённого кавалериста. В Могилёве, в отличие от своих предшественников, предпочитавших новинку века – автомобиль, Корнилов передвигался верхом. Не смотря на тщедушную фигурку генерала, в нём чувствовалась внутренняя сила, воля. Характер у него прямой и твёрдый. Но он искренне соглашался с восточной мудростью, что только дурак всё знает, а умный во всём сомневается. Иногда это его убеждённость мешала оперативно принять решения. Он знал и любил изящную восточную поэзию и, при случае, мог щегольнуть цитатой какого-нибудь восточного, в основном персидского поэта. Владел он в совершенстве французским языком, что естественно для офицерской среды России, знал язык врагов – немецкий и английский, а кроме персидского языка, знал ещё урду и хорошо говорил на туркменском языке. Со своим конвоем, состоящим из текинцев, он общался исключительно на их языке. Это ему напоминало о молодости. Он вообще любил вспоминать о своих приключениях в Персии и Афганистане. А вот в людях разбирался плохо. Этот свой недостаток он знал.

Стоя у окна, Корнилов размышлял о Филоненко. Кто он? Друг или враг? В любом случаи, он соглядатай Керенского или Савинкова или обоих сразу. Впрочем, Филоненко человек недалёкий, могли импользоваться втёмную и тот и другой. Глупый, но деятельный – что может быть хуже! Сразу, по прибытию развернул бурную деятельность по разоблачению монархического заговора. Заговоры ему раскрыть не удалось, но нервы испортил многим.

В Ставке 30 июля состоялось совещание о снабжении армии. Присутствовали министры продовольствия и путей сообщения, их заместители и помощники. Доклад о железнодорожном транспорте был особенно удручающим. Корнилов предполагал, что в стране всё плохо, но настолько, что можно оставить армию без подкрепления и боеприпасов, он не ожидал. И в конце совещания, подводя итоги, Корнилов сказал:

– Положение удручающее. Как я понимаю, для победы России нужно иметь три армии. Одну на фронте, одну в тылу, работающую на нужды фронта, и железнодорожную. И во всех трёх армиях требуется установить железную, я бы сказал жесточайшую дисциплину.

С ним, естественно, согласились, а он приказал генерал-квартирмейстеру Ставки Плющик-Плющевскому составить докладную записку Временному правительству. И, что бы угодить главнокомандующему, он составил записку в жёсткой, почти в ультимативной форме. Корнилову текс записки не очень понравился, но переделывать текст не счёл нужным. Но позвонил по прямому проводу в Петербург Савинкову, ознакомил с запиской.

– Лавр Георгиевич, не слишком жёстко? – спросил Савинков. – Перепугаете всех до ужаса. Не слишком ли вы спешите?

– Спешить плохо, но в добром деле – похвально. Вы в правительстве слишком связаны с Советами, и ни на что решиться не можете. Нужно бороться, иначе страна погибнет. Ко мне приходили с предложением о возведении на престол великого князя Дмитрия Павловича. Я против категорически! Я ни на какую авантюру с Романовыми не пойду. Предоставьте мне власть, тогда я поведу решительную борьбу. Нам нужно довести Россию до Учредительного собрания, а там пусть делают что хотят: я устранюсь и ничему препятствовать не буду. Я разговаривал об этом с Антоном Ивановичем Деникиным, он полностью на моей стороне.

Савинкову было над чем задуматься. То, что генералитет был на стороне верховного, это, конечно, хорошо, слава Богу, что не весь. Есть пространство для манёвра. Намерения у Савинкова были простые: соединить Керенского и Корнилова. То есть совместить не совместимое да ещё под своим контролем. Корнилов настоящий солдат – прямой и честный. Для него главное Родина, а свобода, революция это всё словеса. Может ли такой человек руководить страной в одиночку? Нет, не сможет. Порядок навести сможет, а вот управлять – нет. А Керенский? Адвокат, сын богатого чиновника. Говорит много, говорит правильно, а о чём не понятно. Юрист. Получиться ли у него навести порядок, и руководить страной? Ничего у него не получиться! Но у него авторитет революционера. Для него свобода, революция – это главное, а Родина, это вторично. Руководить страной сможет кое-как, если кто-то за него наведёт порядок. Вся затея Савинкова строилась на том, что Керенский и Корнилов сойдутся, а управлять ими будет он, Савинков. Он на это надеялся и не считал это невозможным. Как там сказал Пушкин?

Они сошлись. Волна и камень,

Стихи и проза, лед и пламень.

Обязательно должны были сойтись. Савинков посоветовал Корнилову пока не показывать записку Керенскому, а отдать её Филоненко, а после приёма у министра-председателя, перед заседанием правительства, встретиться с ним, Савинковым.

В ночь на 3 августа Корнилов выехал в Петроград. В Павловске в поезд сел Филоненко. Ознакомившись с запиской, он сказал Корнилову:

– Да… Записка составлена грубо, по солдафонски, прямо как ультиматум. Вы не находите, Лавр Георгиевич?

– Да, это так. Но переделывать некогда, да и слова не важны, важны действия. В конце концов, мы делаем одно дело – спасение России.

Филоненко ничего не ответил, пожал плечами, а записку оставил себе.

Поезд верховного главнокомандующего въезжал в утро и в черте Петрограда наехал на вагонетку, перевозившую шпалы. Ничего страшного, но поезд прибыл на вокзал около полудня с опозданием на час.