– Каторый энто дом?

Чувствую себя полной дурой, растягивая все эти «а» перед мужиком из Порта – ведь именно портовые и создали этот диалект, кого я пытаюсь обмануть? – но, может, хоть как-то сойду за местную.

– Каторый дом «каторый»? – он не отрывает взгляда от моего лица, и это смущает.

– Энтот шуйный, – я тычу подбородком в дом слева. – Каторый?

– Не шну.

Мужчина издевательски ухмыляется, и страх внутри меня вспыхивает злостью. Да твою ж налево, я не для того плутала по тёмным дворам, чуть не попала в зубы ищейке, бежала сюда – чтобы заблудиться в двух шагах от цели!

Голос-в-голове рычит: Давай ткнём этому гондону шокером в глаз? Чего он лыбится?!

Я снова сжимаю пальцы на отвороте куртки мужчины, чуть не утыкаюсь носом в его лицо и шиплю уже чётко и торопливо, не скрывая «богатое», поставленное в университете произношение:

– Слуш, парень, не дёргай шкоты. Там мой друг, и мне по правде нужно, чтобы он не попался шавкам.

А если мужик вздумает выделываться, я ведь действительно могу ткнуть в него шокером. Я раньше такого не делала, но ведь могу. Будет знать, как препятствовать мне спасать мир.

Однако лицо мужчины сразу становится серьёзным.

– Так што впустую болтаешь? Пошли.

Он перехватывает моё запястье колючей шерстяной перчаткой, разворачивается и в бодром темпе тащит назад, откуда я пришла.

В перерыве между торопливыми вдохами выпаливаю:

– Буду должна…

– Хех, и хде мне потом тебя искать, а, харадская даамочка? – Резкие хрипы его голоса дерут по нервам. – Так што ладно, оставь свойный долг при себе.

Я скромненько молчу. Формально я и есть «городская» – регистрация в Новом Городе, а про золотой чип лучше ему не знать.

Пока мужик тащит меня, как на буксире, втихаря кошусь на него. Любопытно же! Большую часть жизни я сидела в Особняках и видела только золотых и серебряных граждан. В последние годы, в Городе, живу среди медных – обычные, небогатые люди, которых в Бергене большинство. Иногда бываю в Районе и к речным тоже привыкла. Но портовая шпана – это особая категория речных, они держатся ближе к Набережной, речному порту и верфи, поэтому с ними я сталкивалась редко. Я ж не совсем сумасшедшая – лезть в южные трущобы.

Таким образом, мой опыт взаимодействия с портовыми преимущественно сводится к тому, что я дружу с Дэном. Ну, и разок мы с ним ездили в Порт, встретили его прежнюю компанию – шоблу, как у них это называется.

Одежду портовые носят простую, рабочую – у этого мужика тоже комбинезон из плотной ткани, – но среди работяг Района это не такая уж выделяющаяся черта. Джанки, конечно, умеет опознавать своих по внешнему виду, но для меня-то все речные на один фасон. Все носят эти рабочие перчатки, все коротко стригутся.

Лично я отличаю портовых по совсем уж невнятной речи и проблемам с голосовыми связками. Если слышишь голос грубый и будто бы насквозь прокуренный, или только чуть хриплый, но зато характерно глухой, или такой словно бы лающий, с надрывом – кажется, что его обладатель простужен и вот-вот окончательно сорвёт связки, – это оно.

И вот ещё характерная черта портовой шпаны – щепетильное отношение к долгу. Дэн рассказывал, что для многих речных формула «Буду должен» со временем превратилась в условность, привычные слова вежливости, но в окрестностях Набережной к этому до сих пор относятся серьёзно, так что не стоит бросаться словами. Если говоришь, что должен, – будь готов, что с тебя спросят, а там уж действует принцип «Сдохни, но долг верни». Отказаться теоретически можно, но после этого с тобой даже разговаривать не станут.

Значит, повезло мне, что этот мужик не принял мой долг. Мало ли, какой оплаты потребовал бы.

Голов-в-голове пакостно хихикает: Начал бы стаскивать с тебя штаны прям посреди улицы? А ты и не против, а? Ведь думаешь об этом – значит, хочешь.

Мужчина замечает мой взгляд и негромко бормочет:

– Што за даамочки пошли… Шлёндрают по ночам… – он повышает голос: – Милуш там твойный?

Может, соврать? А то направление, в котором идёт разговор, напрягает: я знаю, что шлёндрами называют девушек лёгкого поведения. Ну, типа, «гулящие» или как-то так. Если скажу, что да, там мой парень, – мужик не будет приставать, речные уважают чужие отношения. Или, может, у них это распространяется только на своих женщин, а не на городских дур, которые по ночам ищут проблем на свою вагину.

С другой стороны, он мне помогает. И вроде не строит похабных улыбочек, держит только за руку… Я привыкла доверять своей интуиции, а она говорит, что мужик не опасен. К тому же у меня по-прежнему в другой руке шокер. Демонстративно убрать его в кобуру – намекая потенциально опасному мужику, что я не планирую сопротивляться, – как-то стрёмно. А сунуть за ремень джинсов, на поясницу, как в фильмах делают, не могу, потому что не поставила на предохранитель. Я, конечно, люблю делать глупости, но поджарить собственную задницу – слишком даже для меня.

Суммировав все соображения, всё же отвечаю:

– Нет. Просто друг.

Это, конечно, тоже враньё. Какой он «друг», если я видела его один раз в жизни. Собственно, я даже не знаю, кто он такой. Однако я не собираюсь объяснять эту странную ситуацию первому встречному.

Тем временем мужчина насмешливо фыркает:

– Он-то в курсе, што ты ему не дашь? Ждёт, небось, – он проходится быстрым взглядом по моему телу.

От возмущения я выпаливаю слишком громко:

– Не все отношения сводятся к сексу!

Мужик сжимает моё запястье до боли, шипит:

– Тиш ты! Твойное шарканье на весь проулок слыхать. Хошь на нож сесть?

– Извините, – я понижаю голос. – Дело в том, что он спас мне жизнь, и я хочу вернуть долг.

Он снова косится на меня – на этот раз серьёзно, изучающе – и бормочет себе под нос:

– Честная даамочка, хм?

Я не отвечаю. Да, честная. И честь у меня не хуже, чем у портовых.

От нашего темпа, близкого к бегу, я снова сбиваюсь на рваные вздохи. Зато согрелась – так, что футболка опять липнет к распаренной спине. Представляю, как я буду вонять, когда наконец-то доберусь до дома и разденусь.

Через пару минут мы сворачиваем к одной из самодельных металлических загородок между домами, и мужчина, повозившись, оттягивает большой кусок металлической сетки, открывая проход.

– Давай бехом.

Я ныряю в темноту, надеясь, что удача поможет не сломать там ноги и не наступить на крысу. Пока мужик возится, закрывая за нами сетку, наконец-то сую шокер в кобуру – запястье уже болит держать эту дуру, весом два кило, за спиной. Я же не могла купить женскую модельку а-ля волшебная палочка, мне ж надо было крутой пистолет, как у полицейских!

В следующее мгновение сильные жёсткие пальцы нащупывают моё запястье и дёргают вперёд, тянут, заставляя бежать прыжками. К удивлению, земля под ногами ровная и чистая, ничего не мешает. Всё-таки у речных хорошо налажено противостояние государству.

– Каторый дом нужен?

– Двадцать пять.

Впереди темнеет аналогичное заграждение, а над ним виден свет уличных фонарей. Перед препятствием мы тормозим, раздаётся тяжёлый скрежет металла – и открывается светлое пятно выхода.

Неожиданно я вспоминаю про использованный картридж электрошокера. Нащупываю его в кармане и бросаю назад, в глубину тёмного прохода. Фух, повезло.

Тем временем мужик высовывает голову из нашего укрытия, озирается и выдергивает меня из тёмного переулка на улицу. Пока он закрывает проход металлическим листом, я замечаю слева, пока ещё далеко, красно-синие вспышки и характерные силуэты бронированных собак.

От паники неожиданно сипло выпаливаю:

– Полиция!

Мужчина быстро подхватывает меня за талию, впихивает в руки свой пакет – довольно лёгкий – и тянет направо.

– Што орёшь?! Как дитё… Впервой шавок вишь? – голос приглушённый, но уверенный, а переливающаяся тягучесть речного говора даже успокаивает: – Иди в темпе, но покойно. Типа, у нас свиданка, тихо-мирно… Башку на плечо положь.