– Потому что я очень дальний родственник печально известного одноглазого Борда. И знаю, для каких нужд Вам нужна карта.
– И Вы даже не скажете, какой я идиот?
– Думаю, капитан, Вы и сами прекрасно это понимаете.
А вот теперь настал черед Бернадетты усмехаться, правда, про себя. Не стоит забывать про осторожность. Самокритика – это очень хорошая черта в человеке.
– Информацией о том, где предположительно находится карта, будет располагать Ваш старпом. Он же подпишет коносамент4.
– Тогда благодарю Вас. И хорошего Вам вечера.
– Удачи, капитан.
Бернадетта едва успела отойти от двери и спрятаться в проеме, ведущем в коридор левого крыла особняка. Там было достаточно темно, а потому, когда мистер Обри вышел из библиотеки, он не заметил ее. Воровато оглянувшись, скрытный капитан проследовал к лестнице, ведущий на нижний этаж, на котором располагалась кухня и комнаты для прислуги. Вероятно, он намеревался покинуть дом через черный вход, чтобы остаться незамеченным. Умно.
Аристократка могла бы прямо сейчас последовать за ним, но, учитывая тяжелое платье, в котором она была этим вечером, идея показалась ей не самой разумной. Мало того, что она не сможет быстро передвигаться, так еще и будет привлекать много ненужного внимания. А оно ей не нужно. Бернадетте нужна незаметность.
Она не боялась упустить капитана, уверенная в том, что без труда отыщет его в порту, где и перехватит, заставив взять ее с собой. Следовать за ним к старпому, а затем тащиться за картой было напрасной тратой времени, которое можно было потратить разумно. А потому, выглянув из своего убежища, Бернадетта быстро пересекла коридор и юркнула на лестницу, ведущую на верхние этажи. Ей была не знакома планировка этого особняка, как и его хозяева. Но ей нужно было избавиться от этой громоздкой одежды, а потому придется одолжить чье-нибудь платье. Возвращаться домой было бы слишком долго.
Домой. Какое дикое слово. Бернадетта покачала головой, приподнимая подол алого платья и ступая по ступеням, укрытым ковровой дорожкой, которая приглушала ее шаги. Домой ей не попасть. Старый дом остался в далеком прошлом, отдающим кровью и ненавистью. А новый дом находился вне досягаемости. Пока вне досягаемости. Но капитан приведет ее туда. У него просто не будет выбора.
Ветер в гавани пах солью и нещадно трепал подол ее скромного, но изящного платья темно-синего цвета с мягким переливом и длинными рукавами, сужающимися к запястьям. Вырез, к слову, был вполне себе приличный, и, как и подол юбки, был украшен нежным и тонким кружевом. В ее руках была дорожная сумка, абсолютно не подходящая ни к платью, ни к дополняющим его темному плащу с капюшоном и туфелькам на маленьком каблуке. Зато Бернадетта смогла впихнуть туда вещи, которые, как ей казалось, могли понадобиться в предстоящем путешествии: ночная сорочка, гребень для волос, зеркальце, набор из мелочевки, вроде шпилек и шнурков для волос. К этим вещам она добавила золотой медальон, вынув оттуда чей-то маленький симпатичный портрет, и сухие духи с ароматом лаванды.
Все вещи были позаимствованы у безымянной хозяйки особняка. Конечно, сначала Бернадетте было неловко рыться в чужих вещах, она ставила себя на место девушки, у которой забирала вещи, и понимала, что поступает отвратительно. Но потом, когда на глаза де Кьяри попался золотой медальон и духи, стыд отпустил ее. Она вспомнила, что когда-то давно, когда ноги не отзывались болью при ходьбе, у нее было такое же украшение, внутрь которого был спрятан портрет юноши, вызывающего у Бернадетты самые нежные чувства. Этот же юноша подарил ей при первой встрече лаванду, ставшую ее самым любимым цветком.
Вспоминая того милого юношу, она видела лицо вора.
Стыд уступил место гневу и четкому пониманию того, для чего она тайком рылась в чужих вещах. Она доведет начатое до конца. И не позволит постыдным чувствам одержать над ней вверх.
Придя на причал, Бернадетта попыталась поспрашивать у моряков о том, не знают ли они мистера Обри или того, на каком корабле он приплыл сюда. Но после того, как любезные мужчины несколько раз предложили аристократке показать места в разы интереснее корабля безызвестного мистера Обри, она была вынуждена убраться от них подальше, прогуливаясь по слабо освещенной мощеной дороге и вглядываясь в сумрак, к которому глаза быстро привыкли, надеясь увидеть знакомую фигуру. ,,
Конечно, если капитан не объявится через пару часов, то придется прибегнуть к запасному плану. Но меньше всего Бернадетте хотелось бы демонстрировать свои умения при свидетелях. Хотя, если быть откровенной, Бернадетта бы с радостью избавилась от последних. Ей порядком поднадоело слушать их ржание и деланно-ласковые обращения.
– Красавица, ну хватит мерзнуть на ветру! Мужские объятия способны подарить гораздо больше тепла, чем ты можешь себе представить! – протянул один из матросов, сидящий на сходнях5 корабля, паруса которого были убраны, а название терялось во тьме.
– И нежданного ребенка. Нет уж, благодарю, – деланно спокойно отозвалась Бернадетта, сдерживаясь из последних сил. Ну где носит этого мистера Обри? Сколько можно было искать эту дурацкую карту?
– Ну, это все будет зависеть от того, насколько быстро…
– Какие-то проблемы?
Будто из ниоткуда на дороге появилась знакомая высокая и слаженная фигура, облаченная в дешевый камзол, который был чем-то запачкан. Правда, лицо капитана было также чем-то перепачкано, а на лбу криво висела черная повязка для глаза. Теперь его уставшее лицо не было скрыто маской. Обычное юношеское смуглое лицо с глазами, кажущимися сейчас темнее ночи. Брови мистера Обри поползли вверх, когда Бернадетта обернулась к нему с таким видом, будто у них была назначена здесь встреча, на которую он ужасно сильно опоздал. Нда, судя по всему, ему изрядно пришлось повозиться, чтобы отыскать карту – выглядел капитан хуже свиньи.
– Барышня боится понести. Зато не боится прогуливаться в одиночестве в порту, дразня собой бедных моряков, – раздался все тот же голос безмозглого матроса, протирающего штаны на сходнях.
Капитан, будто и не обратив внимания на чужую фразу, сократил расстояние между ними. В какой-то миг ей подумалось, что он схватит ее за руку и потребует объяснений, но лицо юноши осталось спокойным. Даже брови вернулись на свое прежнее место. Теперь она смогла рассмотреть то, чем было запачкано его лицо – обычная грязь. А еще от него шел весьма специфический запах… будто бы он неделю не посещал купальню и жил в сарае, где умерла скотина.
«Слишком молод».
– Корабли отчаливают из порта ранним утром, мисс де Кьяри. Нет нужды дразнить мужчин своим присутствием, – проговорил мистер Обри, бросив скептический взгляд на ее сумку и потерев переносицу пальцами, еще больше размазав по коже грязь.
– Я ждала Вас, мистер Обри. Я ведь отплываю вместе с Вами, – отозвалась Бернадетта, покрепче сжав ладонями свою сумку, не подходящую ее внешнему виду.
– Прошу прощения, но, кажется, Вы забыли оповестить об этом меня, – он недовольно прищурился, с напускной вежливостью выплевывая слова, звучащие отказом. – Я не беру на борт пассажирок.
И с этими словами вор прошел мимо нее уверенной походкой под улюлюканье наблюдавших за ними моряков. Он даже не обернулся, уверенный, что это сойдет ему с рук. Это злило.
– Мистер Обри, мне нужна Ваша помощь. Мне нужно покинуть этот город, чтобы не случилось непоправимых вещей, – в свои слова де Кьяри вложила отчаяние, пока одна из ее рук шарила в сумке на случай, если капитана не пробьет на жалость от ее слов. – Я выхожу замуж против своей воли! И Вы можете помочь мне избежать этой участи. Прошу Вас, капитан!
Обри замер, а Бернадетта затаила дыхание, пытаясь понять, какая из фраз проняла его. Но радоваться было рано: вор лишь покачал головой и продолжил идти до своего корабля.