Десятый день на работе, прошла неделя с тех пор, как я окончательно решил покончить с мучавшей меня ответственностью. Только четыре подъёма с утра отделяло от конца. Именно в пятницу моя мука будет завершена. А пока меня ждало важное дело. Когда кабинет был убран полностью, а мусорная корзинка освобождена, видно рьяной уборщицей, то в этих четырёх стенах ничего не осталось. Стол, стул, кипа бумаг, да канцелярские принадлежности. Было пусто и неуютно, поэтому весь этот и следующий день я посвятил именно обустройству. В обеденный перерыв вышел из фирмы до ближайшей печати и распечатал несколько совместных фото с женой, купил рамочки и с нежностью поставил на стол. В одиннадцатый день даже фотографий стало мало, поэтому обеденный перерыв этого дня был посвящён покупке разного рода мелочёвки по типу картин и цветов. Теперь я мастерски оттачивал своё искусство дизайна, и под конец дня создал нечто невообразимое. Кабинет напоминал рай. Здесь даже появился фонтанчик, который переливался разными оттенками.

И вот наступила середина недели, мне почти захотелось забрать заявление об уходе, только чтобы вновь и вновь возвращаться в свой кабинет, и просто сидеть наслаждаться. Было спокойно и хорошо, пока не зазвонил телефон. Моя мать никогда не звонила мне на работу, поэтому я забеспокоился.

– Алло, мам, что случилось?

– Ничего, не волнуйся, просто я беспокоюсь, можешь сегодня прийти к нам с отцом?

– Могу, но это точно просто так? Если что нужно, то могу прямо сейчас.

– Нет, нет вечером, нечего из-за меня срываться с работы. В общем не буду тебя отвлекать до встречи.

Я не планировал сегодня ехать к родителям, но раз пообещал, то нужно исполнить обещание. По ходу того, как автобус вместе со мной ехал по направлению к дому детства, я становился всё более мрачен, тот дом хоть и был родным, но отдавал дискомфортом. Мне не хотелось вновь погружаться в кипельную частоту, и в полки, стоящие в ровный ряд, где мало признаков жизни обычных людей. Приступ мог вернуться, а родителей пугать не хотелось.

Мама открыла не успел я даже нажать на дверной звонок, она явно что-то хотела узнать, а я мог только догадываться что именно. Стало беспокойно, что до неё новости дошли раньше, чем положено. Я собирался сказать только по окончанию пятницы.

Мы прошли прямо на кухню, где отец ужинал и читал газету. Он любил узнавать новости именно из газет, как и раньше, не отдавая предпочтение новым веяниям в виде интернета. Моя казнь на время была отложена, и мы втроём погрузились в молчание, просто поедая ужин.

– Так как твои дела сынок? – мама прервала молчание.

– Да, ничего, всё хорошо. Дома уборку затеял, да только всё никак не могу закончить. Из новенького если только то, что вот в пятницу ухожу с работы.

Ложка в руках матери покачнулась и очутилась на полу, расплескав бульон по полу. Пол сразу ожил.

– Что ты сказал!? Я не ослышалась!?

Похоже ложка мало её взволновала, а между тем капли утекали всё дальше.

– Увольняюсь, решил, что нужно немного передохнуть.

Мамин рот застыл в возмущение, будто я произнёс нечто поистине невообразимое. А вот отец будто и не придал значение моим словам, тяжело уткнувшись в дальнейшее чтение. Я вновь зачерпнул ложкой суп, и, не сводя с матери глаз, положил еду в рот и тщательно прожевал. Последние дни мне не доводилось особо есть, поэтому хотелось закончить трапезу.

– Наш сын сошёл с ума! – мать пристально уставилась на отца ожидая поддержки, – Я с кем разговариваю, скажи ему, что он поступает глупо!

Отец неспешным движением свернул газету.

– Оставь его, он уже взрослый, пусть решает сам.

– А что он собирается делать!?

Отец не ответил, а просто вздохнул.

– Нет, ты мне скажи, что он собирается делать!?

– Мам, прошу, давай доедим, а потом обсудим, если захочешь.

Мама блеснула яростью, она видно не собиралась откладывать разговор на потом. Пришлось положить ложку, жаль, что не удалось нормально поесть.

– Так скажи мне, что ты собираешься делать!?

– Ничего.

Я сказал это просто, но похоже мать не удовлетворилась ответом и продолжала наседать, пытаясь продавить мнением.

– Ты же можешь забрать своё заявление, думаю этому не придадут большого значения, все же люди понимают какой у тебя сейчас стресс, ничего всё поправимо…

– Мам, повторяю последний раз, я не собираюсь забирать заявление и не собираюсь продолжать работать. Я принял решение, и не надо меня переубеждать.

– Но разве тебе не жалко своих трудом, ты столько лет добивался положения, статуса, и теперь всё спустишь из-за надуманной драмы!? Жалко, конечно, Алису, но видно ей не было суждено прожить дольше, её жизнь кончилась, и не надо себя хоронить рядом с ней. Если дело в женщине, то разве ты не можешь найти кого-нибудь, ты же в самом расцвете лет. Найдёшь себе жену, и она уж точно родит тебе ребёнка.

Злость накатила с бешенной силой, что чуть не передавила хребет изнутри. И я вспомнил.

Когда мы с Алисой переехали на новую квартиру наша жизнь стала принадлежать лишь нам. Мне было тогда намного тяжелее, чем ей. Она убегала из дома, где у неё больше не было места. Но со мной всё было иначе, мне было двадцать четыре года, и я в первый раз в жизни стал жить вне дома. До этого семейная жизнь представлялась в контексте того, что выстроила моя мама для нас с отцом. У меня было только одно видение. Женщина, в данном случае мама или жена, не имеет особой разницы ходит на работу, а вдобавок к этому полностью обслуживает запросы своего мужчины. В это понятие входит и уборка, и готовка. Я выплыл из дома с абсолютной уверенностью, что Алиса станет жить по надуманным мною канонам. Поэтому, когда в первый день я вернулся в нашу квартиру, то очень удивился, что моя будущая жена тихо лежит на диване, пока вокруг творится сущий хаос, а на столе никакой еды. Тогда мы сильно поссорились, да так что я уже собирался бросить эту затею и уйти обратно жить к маме. Собрал некоторые вещи и почти ушёл, но как оказалось меня не планировали останавливать. Мне стало интересно, что кроется за таким поведением Алисы, поэтому спросил напрямую. На что она просто ответила:

– Я собираюсь с тобой жить наравне, а не обслуживать, и если тебя это не устраивает уходи.

Я остался, и не мог ещё много месяцев понять такой философии. Моя главная ошибка в тот период было спросить в чём дело у моей мамы. Она мне ответила, что женщина, с которой мне удосужилось жить эгоистка, и несколько раз позже мать приходила в наш дом и отчитывала Алису за безобразное ведение хозяйства. Только спустя несколько лет мне удалось прекратить этот террор, и я напрямую сказал матери, что если она не прекратит, то мы больше не будем общаться. Мама обиделась, и даже не разговаривала со мной около месяца, но потом приняла новое положение вещей и смирилась. И вот теперь она смогла высказать всё, что думает о моей жене, не гнушаясь пройтись по костям.

– Ты не имеешь право о ней так говорить. Поэтому или говори уважительно в адрес моей покойной жены или можешь больше со мной не общаться. Она, навсегда моя семья, и я её не забуду. Мне не хочется ссориться, поэтому пожалуйста прекрати.

Мама вновь вспыхнула и зажала губы, видно пытаясь сдержаться.

– Ладно, оставим эту тему… Но твоя работа это же про другое. Ты хоть понимаешь каких перспектив лишаешься!? Через пару лет ты бы мог открыть свой собственный кабинет, или даже лучше заменить своего начальника, он не молод, и у него нет детей, нет лучшей кандидатуры, чем ты сынок. Разве можно так бездумно бросать работу? А жить-то ты на что собрался!? Я же знаю ты все деньги потратил, чтобы побыстрее закрыть ипотеку и купить землю. Такой хорошей должности может больше и не подвернуться, у нас же не такой большой город. Отец, скажи ему!

Мама продолжила давить, но теперь мне не двадцать четыре, и я не завишу от её мнения.

– Моя карьера меня не волнует. И я забыл ещё кое-что сказать, я продаю машину, свою и Алисину. Правда от её мало чего осталось, пойдёт на металлолом. И к твоему сведению, половину из этих денег я отдам Екатерине Сергеевне.