Старинное здание одного из лондонских кинотеатров было специально оборудовано для рок-концерта и напоминало теперь праздничную посылку, обернутую в ярко-красную бумагу и перевязанную золотой ленточкой.

Прикрепленный к фасаду и вздрагивающий под порывами ветра огромный плакат извещал: «Энджелфейс Харрис. Начало европейского турне сегодня вечером. Все билеты до 5 апреля проданы».

Эдди подумал, что раньше, даже в самые тяжелые времена, жизнь менеджера была куда легче. Достаточно было организовать задержание полицией кого-нибудь из ансамбля в начале турне, и дальше шумиха нарастала в геометрической прогрессии.

Когда Эдди подходил к гримерной звезды, дверь с треском распахнулась и оттуда в коридор вылетела девушка – заплаканная, с размазанной по всему лицу кровью.

– Ты, гребаная корова, – прокричала она в дверь, откинув назад с бледного лица темные локоны. Девушка прислонилась к стене, поправляя на своих худеньких, как у цыпленка, бедрах мини-юбку.

– Жирная лондонская шлюха! – Девушка проверила рукой серебряную цепочку, продетую сквозь ее левую ноздрю и тянущуюся через всю щеку к уху. – Ты думаешь, кто ты есть?

Вслед за девушкой из комнаты вылетел дешевый, из оранжевого пластика ящик. Ударившись о пол, он раскрылся, и наружу высыпались коробка с гримом, клочья грязной ваты и несколько тюбиков с гелем.

– Я его жена, дорогая, и никому не советую об этом забывать. – В дверях появилась небольшого роста женщина в длинной, до пят, шубе из белой лисы. – А теперь забирай свое барахло и проваливай, пока я тебя не изувечила!

– Здорово! А ты уже неделю как его жена или, может, две? – крикнула в ответ девушка в мини-юбке. – Или, небывалое дело, он уже месяц с тобой трахается? Хорошо бы организовать где-нибудь в Уэмбли встречу всех старушенций, трахнутых Энджелфейсом!

Наступившая тишина казалась наэлектризованной. Затем Мэгги – четвертая миссис Харрис – сделала шаг вперед на своих шестидюймовых каблуках и подняла руку, словно бы для удара. Но она не ударила девушку, а, взявшись двумя пальцами за серебряную цепочку, с силой рванула ее вниз. Девушка вскрикнула, и быстрым потоком, словно дождь по оконной раме, по блузке и юбке ее побежала кровь.

– Перестаньте, ради Христа! – вскричал бросившийся вперед Эдди, с силой затолкал Мэгги обратно в комнату, а стонущую и истекающую кровью девушку потащил наверх, где в небольшой комнатке за сценой дежурили добровольцы из Красного Креста.

Эдди извлек из заднего кармана брюк портативную рацию.

– С Кев, гримершей, произошел несчастный случай, – заговорил он в передатчик. – Подгоните машину к служебному входу и отвезите девушку в клинику. Возле гримерной Энджелфейса небольшой беспорядок. Хорошо бы его убрать.

Он отправился обратно в гримерную и приветственно помахал рукой Энджелфейсу, который, стоя перед зеркалом, заканчивал накладывать на лицо тени. Певец был облачен лишь в темное гимнастическое трико, которое обычно носят танцоры на репетициях.

– Все под контролем? – Энджелфейс поднял на менеджера невинные голубые глаза. Даже несмотря на грубо наложенный грим, его лицо не теряло своей мальчишеской привлекательности. Эдди окинул взглядом светлое, мускулистое тело и в очередной раз задумался над тем, в чем секрет легендарной, неувядающей молодости Энджелфейса.

Певец тем временем надел на себя красное, с серебряными полосками трико, а сверху водрузил блестящий воротник, украшенный фальшивыми бриллиантами и тяжелой массой нависающий на узкие плечи звезды. В этом костюме фигура Энджелфейса приобрела V-образные контуры культуриста.

Безусловно, секрет успеха Энджелфейса-певца заключался в том, что он казался самим воплощением рок-н-ролла – этой смеси американских «черных» блюзов и кантри-мьюзик. Энджелфейс был одним из самых интересных рок-исполнителей в 50-е годы, потом, в 60-е, он вновь «попал в десятку», став солистом ансамбля «Черные ангелы». Каждый раз, когда рок менял стиль и направление, бросало из стороны в сторону и Энджелфейса. Так, в 1967-м он чуть было не оказался похоронен психоделическим роком, но в 1977-м вновь попал на вершину, а журнал «Роллинг стоунз» недоумевал, как долго еще будет удаваться певцу себя реанимировать. Теперь Энджелфейс, появляющийся на сцене весь затянутый в черную кожу, стал олицетворением панк-рока.

«В сущности, все очень просто, – подумал Эдди. – Каждое новое поколение, открывающее для себя рок, открывает и Энджелфейса. Двумя годами старше Мика Джеггера. [3]он все еще казался таким же стройным и юным, как в тот день, когда впервые ступил в лучи прожекторов.

Мэгги застегивала на запястьях мужа манжеты – тоже серебряные и так же, как воротник, украшенные фальшивыми бриллиантами. Затем надела на его тяжелые, флэш-гордоновские ботинки серебряный каркас.

Энджелфейс, внимательно глядя на себя в зеркало, несколько раз провел по бровям черным гримерным карандашом.

– Терпеть не могу сам гримироваться, Мэгги. – Певец ласково коснулся белой лисы, покрывающей плечи жены. – Лучше бы ты позволила девчонке докончить ее работу. К тому же ты прекрасно знаешь, что я в жизни не притронусь к такому мерзкому поскребышу!

– Эта чертовка выпачкала меня кровью, – проворчала в ответ Мэгги, разглядывая свою белую лису. – Ну ладно, я пошла, мне еще надо причесаться к вечеру.

Когда она вышла, Энджелфейс подтянул свой уже слегка наметившийся живот и вновь обернулся к зеркалу. Иногда ему начинало казаться, что Мэгги перебарщивает в своем сумасбродстве. Конечно, и цыпочки много себе позволяют, особенно если знают, что это им сойдет с рук, но Мэгги в припадках ревности переходила границы дозволенного. На прошлой неделе она подпалила волосы одной девицы только потому, что он задел ее задницу, когда спускался со сцены. Молниеносный щелчок зажигалки – и девушка оказалась в больнице. Теперь, вот, разодрала нос гримерше. А что будет дальше? – размышляя так, Энджелфейс поднял телефонную трубку и набрал нью-йоркский номер.

– Джуди? Да, это опять я. Наконец-то тебя застал. Слушай, не смей вешать трубку, а то я обращусь к своему адвокату! Я тебе объясню, почему я звоню: в «Дейли мейл» сообщают, что Лили через месяц начинает сниматься в Британии. Я уже говорил, Джуди, что не верю ни одному твоему слову. Ты прекрасно знаешь, что я не помогал тебе с ребенком, потому что и сам был нищим. Но теперь не то! Теперь я стою во много раз больше самого большого Мака и хочу узнать свою дочь. Я собираюсь встретиться с Лили. Что значит «не могу»? Имею полное право. Не говори, пожалуйста, что у меня нет никаких прав. Слишком поздно ты решила меня уверить, что отец не я. Не верю тебе ни на грош! Кончай свою бодягу про нерегулярные месячные. Я же помню, как ты по мне с ума сходила… Джуди, я надеялся, что ты будешь благоразумной, но, коли нет, слушай, что я тебе скажу. Во-первых, я знаю, что я ее отец. Лицом она вся в меня. Во-вторых, я собираюсь с ней встретиться, ничего ей пока не открывая: хочу сам окончательно во всем убедиться, а потом уже преподнести дочурке сюрприз. И ты меня не остановишь, Джуди, даже не рыпайся, а то пожалеешь. – И Энджелфейс швырнул трубку на рычаг. Джуди в своей манхэттенской квартире тоже опустила трубку на место. И еще кто-то аккуратно, почти беззвучно, положил трубку параллельного телефона.

Разъяренная Лили пробежала через все кафе, вырвала изо рта мужчины зажженную сигарету и изо всей силы ударила его по лицу. Оскорбленный, он выхватил сигарету из ее припухлых губ. Лили вновь рванула сигарету к себе, а он ловким движением повалил девушку на пол, прямо возле старенького, расстроенного пианино, и начал осыпать ее проклятиями. Потом резко схватил Лили за руку, и незаметно их битва перешла в танец апашей – один из самых знаменитых номеров Мистингетт. Лили толкнула мужчину, а тот с силой ударил ее по голове. Вновь она упала навзничь, и он снова дернул ее наверх. Она плюнула ему в лицо, он рванул на ней юбку, и так они продолжали свой танец, изображавший ссору влюбленных. В конце концов, охваченная порывом садомазохистской страсти, Лили пала к ногам мужчины.