Пэйган выглядела совершенно растерянной.

– Ты разве не помнишь мои уроки по генетике? – удивился Кристофер. – У женщин наличествуют только Х-хромосомы, у мужчин – X и У. Мальчик не может быть зачат без У-хромосом. У-хромосомы нельзя получить без спермы. А сперму неоткуда взять без мужчины. Пэйган по-прежнему непонимающе моргала.

– Да, дорогая, Нобелевскую премию в области генетики ты явно не получишь. Помнишь, когда ты была беременна, я предсказал, что у Софии не будут карие глаза? Ведь цвет глаз ребенка зависит от генов его родителей. Голубоглазые родители не могут произвести на свет младенца с темными глазами. Хочешь еще тост?

– Завтра утром, дорогой, мне бы захотелось услышать шутку, которую я смогла бы понять без разъяснительной лекции.

Пэйган, облокотившись на подушку, небольшими глотками пила кофе, потом взяла с подноса письма. Первым она распечатала конверт с нью-йоркской маркой и быстро проглядела письмо.

– Полмиллиона долларов! – радостно вскричала она, как флагом, размахивая конвертом, потом протянула письмо мужу. – Посмотри сам. Это от агента Лили. Эти деньги они собираются получить от премьеры фильма и передать нам. Равно как и те, что будут выручены от продажи драгоценностей Спироса.

– Тигровая Лилия действительно постаралась сделать все от нее зависящее.

– Это действительно так, что очень мило с ее стороны. У нее была такая тяжелая жизнь, несмотря на всю ее славу. – Пэйган откинулась на кружевных подушках. – Она всегда начеку, всегда подозрительна, потому что знает – слишком многие стремятся ее использовать. А это так отвратительно! Лили несколько властолюбива, но, в сущности, она очаровательное существо.

– Во всяком случае, она великодушный товарищ. – Кристофер прикоснулся губами к затылку Пэйган. – Ну, я поехал. Держи за нас палец. Сегодня очень важный день.

Когда его старенький «ровер» влился в поток машин, Кристофер задумался о том, что Пэйган, возможно, единственная женщина в мире, которая способна от всего сердца симпатизировать такой яркой звезде, как Лили. Наверное, Пэйган как никто другой понимала Лили, потому что в обеих женщинах была странная смесь внешнего шика и огромной внутренней неуверенности…

Тем временем автомобиль Кристофера оказался почти зажатым между двух грузовиков-фургонов. Тот, на котором было написано «Хлеб», вдруг заехал за осевую, потом резко подался назад. Сэр Кристофер с трудом сдержал вспышку гнева. Опасные ситуации на дороге были в ряду главных провокаторов сердечных приступов. А Кристофер отнюдь не желал ставить свое здоровье в зависимость от чьего-то неумения водить машину.

Солнце вырвалось из-за туч, и его огоньки заплясали в серой воде Темзы. Кристофер все еще ехал в потоке машин между грузовиками. «Я, кажется, не опоздаю», – успел подумать он, но не увидел, как фургон с встречной полосы, неожиданно погасив фары и не включив поворот, резко повернул направо и врезался прямо в стоящий на гранитном постаменте фонарь.

Но он услышал скрежет железа, звон стекла и тяжелый удар следовавшего следом автомобиля о бок фургона. Он нажал на тормоза одновременно с водителем оранжевого грузовика, ехавшего чуть впереди.

Однако, тормоза видавшей виды машины были не очень надежны, и сэр Кристофер понял, что столкновения с оранжевым грузовиком ему не избежать.

Водитель автомобиля, шедшего за ним, оказался нерасторопным: он врезался в «ровер» сзади, подтолкнув машину Кристофера к грузовику. Будто бы сделанный из бумаги, «ровер» буквально впечатался в бампер грузовика. Кристофер почувствовал, как острый обломок железа вонзился ему в грудь, смяв несколько ребер и задев легкое.

Он был доставлен в госпиталь Святого Стефана и тут же отправлен в реанимацию.

Двадцатью минутами позже Пэйган, так и не успевшая снять розовую ночную сорочку, сжимала пальцами обмякшую руку мужа.

– Боюсь, что надежды нет, леди Свонн. – Врач полагал, что с женой коллеги он может быть откровенен. – Даже если мы сумеем заменить поврежденный орган, ему негде будет существовать: грудная клетка полностью раздавлена.

Как в тумане, Пэйган подписала сначала согласие на то, чтобы сэра Кристофера отключили от поддерживающего искусственное дыхание аппарата, потом – на то, чтобы останки мужа врачи могли использовать для исследовательских целей. Она вдруг почувствовала страшный холод, и – к своему стыду – приступ гнева. «Как он мог сделать это? – подумала она. – Как он мог оставить меня?» А потом: «И как это только мне приходят в голову такие ужасные вещи?»

– Тайный сговор матери с дочерью? Что они, черт возьми, имеют в виду? – Джуди даже не была уверена, правильно ли она расслышала слова Тома.

– Это и имеют. То, что вы с Лили составили заговор с целью разрушить политическую карьеру сенатора Рускингтона.

– Но это же смешно! – воскликнула Джуди, возмущенно топнув ногой.

– Конечно, – терпеливо ответил Том. – Но это трудно будет доказать. Даже случайный, ничего не значащий телефонный разговор можно будет в этом случае обратить против нас. А уж то, что Лили живет в твоей квартире, будет обыгрываться со всех сторон. Кстати, пригласить ее к себе было твоей большой ошибкой, Джуди.

– Но ведь когда она давала это интервью, мы с ней были едва знакомы.

– А сможешь ли ты доказать это? – вкрадчиво спросил Том. – Пожалуйста, просмотри сегодня вечером все свои бумаги: вдруг там найдется что-нибудь, подтверждающее нашу правоту, и тогда мы сможем это представить на слушаниях в пятницу.

Джуди пришлось отменить все назначенные на вечер дела и погрузиться в изучение толстенной папки документов. После этого она проверила все файлы в компьютере, все ящики своего стола и даже вывернула бумажник в надежде найти что-нибудь подходящее. Только к восьми вечера она, измотанная вконец, отложила в сторону последнюю бумагу.

– Черт бы драл этого старого осла! – в сердцах сказала она Тому, когда тот подавал ей пальто. – Ко всему прочему, я потратила на этого идиота почти целый рабочий день, не говоря уже о деньгах.

Том кивнул.

– Джуди, нам ничего не остается, как сократить расходы. Необходимо найти любые статьи экономии, пусть даже самые незначительные.

– Что ты имеешь в виду под «незначительными»?

– Нам действительно необходим этот тренер по гимнастике? Мы не могли бы отказаться от услуг Тони?

– Если нам действительно необходима экономия, можно перейти на более дешевый способ печати. Это самое простое и самое эффективное.

– И потерять в качестве? Ты говоришь так, потому что раздражена, Джуди.

– Но это действительно будет значительная экономия, а я – обещаю тебе – не выйду из типографии, пока не заставлю технологов дать максимально хорошее качество. А зарплата Тони – это капля в океане но сравнению с гонорарами адвокатов. – Она надела перед зеркалом шляпу. – И я слишком устала, чтобы еще ночь не спать и думать об этом проклятом сенаторе.

– Ты не спишь? – неподдельно изумился он. – А куда же делась легендарная выдержка и самоуверенность Джуди Джордан?

– Она не так сильна, как тебе, должно быть, казалось, – ответила Джуди до странности тихим голосом, и Том впервые понял, как глубока на самом деле ее тревога. Он немедленно изменил тон:

– Мы и раньше попадали в переделки, Джуди. И ничего, выкручивались, и по-прежнему наверху!

– Тем больнее нам будет падать. К тому же мы не вызываем к себе сочувствия, слишком уж кажемся неуязвимыми. Да и можно ли представить себе, скажем, Генри Киссинджера, плачущего ночью в тревоге?

– В конце концов, у тебя есть Марк, – заметил он. – А мне чертовски трудно приходится без Кейт.

– Мне бы не хотелось обременять Марка своими проблемами.

– Почему? Ты боишься? Думаешь, что он любит ту блистательную Джуди Джордан, которую знает весь мир, а не реальную женщину, которую знают немногие, в том числе я?

– Марк все равно ничего не понимает в делах. А уж ситуация, когда кодекс законов оказывается важнее справедливости, для него просто абсурдна.