Виктор Одесский
Франция
ФРАНЦИЯ
Французский легион. Форт де Ножен, округ Парижа. Мишка Трофимов. Площадь Пигаль.
Безумству храбрых поем мы славу! А я в числе трёхсот спартанцев, которые увековечены в истории на века!
Проводив меня в комнату ожидания рядом с постом дежурного, капрал забрал мой паспорт и исчез, как призрак. Порывшись в рюкзаке, я извлек два коньячных пузыря по пятьдесят граммов, как сокровища из забытого тайника. Мой новый товарищ, месье Маевский, тот, кто уготовил мне путь в легион, заранее сказал, что все излишества будут конфискованы. Не решившись оставить этот ценный груз, я одним залпом осушил оба пузыря. Вскоре в груди стало тепло, и ожидание окутало меня приятным ощущением – кайф! Однако обстановка внушала угрюмые размышления. Во-первых, я был в неведении о загадочной организации. Во-вторых, туманил горизонт будущего. В-третьих, я вступал в эту авантюру с чистого листа, поддаваясь обаянию неожиданностей. Чем сложнее, тем интереснее – это была моя аксиома. Я решил подстраиваться под обстоятельства, остальное приложится. Спустя час вернулся славянский брат. Ничего не сказав, он положил мой паспорт в карман и пальцем указал на соседнюю, напоминающую раздевалку, комнату. Жестом указал, где оставить рюкзак, и приказал раздеться. В костюме Адама, стыдливо обнажив достоинства, я неуверенно вступил в душевую. Напор воды был упругий, как член у жениха перед свадьбой, вода горячая, мыло пахучее. Я от души поплескался! С наслаждением смыл многодневную, международную пыль и вернулся в раздевалку.
На скамейке аккуратно лежала стопка новой одежды и туалетных принадлежностей, все с гордым штампом «Made in France». Нежное нижнее белье мягко обнимало тело, а носки, словно облака, ласкали стопы. Футболка с надписью "NAVY-ARMY" уютно села на мой мощный, накачанный торс, и от неожиданного, почти вражеского комфорта, тело приятно вздохнуло. Белые кроссовки и светло-синий шерстяной спортивный костюм завершали образ новобранца. В голове мелькнула мысль: «Какое же звание мне присвоят?»
На грани невыносимого ожидания я обратился к польскому брату с просьбой хоть немного приоткрыть завесу над тем, что меня ждет. Светловолосый и загорелый, он посмотрел на меня с пониманием, не пытаясь примерить на себя роль начальника, и спокойно ответил:
– Главное, не задирай нос и не спорь с сержантами, остальное будет нормально. Судя по твоему телосложению, пройдёшь психологические курсы и тесты по физике. Тебе дадут французское имя, даже день рождения поменяют. Главное, чтобы ты не числился в базе Интерпола. На собеседовании будь честен – они о тебе ничего не знают, но психолог будет следить за реакциями. Если соврёшь, то дело худо…
Я кивал головой, впитывая нужную информацию, в то время как поляк продолжал:
– Через пять лет ты получишь паспорт и сможешь вернуться на Родину, жениться, встретиться с близкими и родными. Лучше, конечно, продлить контракт; отслужив пятнадцать-двадцать лет, ты обретешь все привилегии, достойную пенсию и счёт в банке. Рекомендую обязательно учиться и завершить сержантскую школу. Сержанты в легионе – это боги, наделённые значительными полномочиями, властью и хорошими зарплатами. Главное, брат, без лишних понтов. Никому ничего не доказывай – всё остальное лишь статистика. Самый большой стресс в учебке – на психику, здесь ломаются многие, и лишь немногие проходят дальше. Дружить можно со всеми, но сближаться я бы не советовал, ведь большинство здесь – стукачи. Хорошие ребята из восточной Германии, твои земляки из Союза, с ними можно выпить пива и обсудить девушек, но не более.
Рассказчик протянул мне руку, крепко пожал её, и я ощутил, что могу ему верить – эта искренность стоила очень дорого. Он вручил мне голубую бирку с номером сто девяносто семь и полевую сумку легионера – Sеаback, в которую я сложил свои вещи. Затем мы направились в столовую, где меня, как новичка, традиционно накормят. В этот миг я был единственным рекрутом, и дежурный капрал, Павел, уделил мне много внимания. Павел слегка прихрамывал и был загорелым. Он объяснил, что недавно вернулся из Африки, был ранен и теперь на реабилитации, пока встречал новобранцев. Я узнал, что рекруты участвуют в боевых действиях по всему миру. Павел добавил, что войны легиона отличаются от тех, что велись русскими в Афганистане.
Следуя за Павлом по плацу, я почувствовал себя словно в эпоху Людовика XIV. Под ногами сверкали каменные плиты, ведущие к полуподвальному помещению в глубинах гарнизона. Несмотря на поздний час, воздушные потоки были насыщены восхитительными ароматами пищи, источаемыми из кухни, которые неистово отзывались в моем голодном, урчащем желудке. Чем же кормят французский легион?
Спустившись по каменным ступеням, мы оказались на кухне, где витали неземные запахи врага. Столовая делилась на три зала, каждый из которых отличался размерами. Конусообразные арки разделяли места трапезы , а сферические потолки над головами были освещены факелами – будто сами времена Александра Дюма витали здесь постоянно. В этой обстановке чуждые мне чувства заполняли сердце тоской. Я ощущал, что, несмотря на всю эту средневековую роскошь и вражеское изобилие, всё временно. Внутри ещё не созрел к задержке в легионе; как солдат первого года службы, терзался мыслью о скором возвращении домой – к своей мечте о Испанском легионе в солнечных Пиренеях или к родной сиське на подушке.
Нам принесли подносы с едой, и мы обменялись взглядами с Павлом, как старые друзья, встретившиеся после долгой разлуки. Мои чувства бурлили, его же реакция отражалась лишь в уголках глаз. Капрал улыбался.
На подносах, словно драгоценные сокровища, стояли глиняные глубокие тарелки с охотничьей похлёбкой, в которой плавали ароматные кусочки баранины. Каждому подали по две куропатки, запечённые в ананасовом соусе, и салат «Оливье», вкус которого превышал все мои прежние впечатления. В Союзе я пробовал его миллионы раз, но никогда он не был столь великолепным! Французские булочки ржаного и белого хлеба, только что вытащенные из печи, таяли во рту. На столе мирно расположились брикеты песочного и овсяного печенья с ореховым шоколадом в изящной коробке, которую можно было приобрести в сувенирной лавке.
Соусы, горчица и приправы, аккуратно выстроенные в пирамидки, ожидали своего часа. В конце зала возвышались дубовые бочки, встроенные в древнюю каменную стену, с наклейками-указателями: апельсиновый сок, фанта, кока-кола, холодный чай. Пей на здоровье!
Сказать, что я был потрясён, значит не сказать ничего; я никогда не видел такого изобилия! В тот момент, когда мысль о побеге начала таять, мне захотелось узнать эту организацию глубже. Я спросил Павла, для кого эта роскошь. Он с улыбкой ответил: всё для вас, холопы! Солдат – величайшая ценность французской республики.
Мой гастрономический праздник растянулся почти на час, я с удовольствием поглощал французские деликатесы, блаженствуя. Павел, сидя напротив, со спокойствием и улыбкой наблюдал за мной, его радость была ощутима – я восхищался кулинарным искусством легионеров. Вскоре к нам подошел огромный радушный повар, весом в полтора центнера, в белом халате и поварском колпаке, с наклоном, придающим ему комичности.
– Руссе? – спросил он меня, с любопытством в голосе.
– Не, не! – запротестовал я, энергично мотая головой.
– Откуда тогда? – не унимался он.
– Я из Харбина.
– А где это?
– На Дальнем Востоке, в Китае, – ответил я, стараясь отвлечь его внимание.
– Ну, тогда всё равно русский! – засмеялся добряк, дружески похлопав меня по плечу. Его удовольствие от того, что я насладился его кулинарным творением, было заметно, и я не стал объяснять ему, где находится Харбин.
Павел, перекусив, закурил тонкую сигарету «Глойстер», завершив легионерскую трапезу. Я забросил мешок за плечо, и мы продолжили наш путь через плац, спортивный городок, к трехэтажному зданию с черепичной крышей.