– Выглядишь уставшим, – вдруг заметила мама, пригладив пиджак на моих плечах.
– Так и есть, – выдохнул я, позволяя поправить галстук и воротник рубашки. Давно она не делала ничего подобного. Примерно все прошлые десять лет. Кажется, ее внимание для нас закончилось, когда отец взял меня, Адама и Томаса под свое крыло, начав обучать семейному делу. Не только управлению незаконным бизнесом, а еще ювелирным тонкостям. Так что к пятнадцати годам я уже умел мастерить золотые кольца, ожерелья и браслеты без помощи и подсказок отца. С его приходом, мамино внимание кончилось, точнее, переметнулось к бутылке вина по вечерам и бесконечному шопингу с другими женами без мозгов. Я не мог поверить в то, что некогда умная и красивая женщина, как она, превратилась в безмозглый и бесхребетный талисман, который отец доставал на важные мероприятия. И я знал, что для Лолы уготована та же участь. Она лишь конфета в красивой обертке, которую я иногда буду доставать из шкафчика. Наверное, если бы не наши отцы, однажды она бы вышла замуж по любви и стала бы работать по профессии.
– Скоро все закончится, – проговорила женщина, оценивая результат своей заботы.
– Но жена у меня все равно останется.
– Такова твоя доля, Лукас. От судьбы и смерти не убежишь, так что постарайся сделать вашу совместную жизнь хоть немного проще.
– Она ненавидит меня.
– Когда-то я тоже ненавидела твоего отца.
И ненавидишь до сих пор…
Конечно, вслух я этого не сказал.
– Любовь она приходит постепенно, со временем, с узнаванием друг друга.
– Я и не думаю о любви, мама, – осадил я, даже не пытаясь думать о чем-то похожем с Лолой. Я знал, что не создан для любви. Не умел любить и не думал, что кто-то может полюбить меня. И я совсем не привык обманываться ложными надеждами. – Не думаю, что тебе стоит об этом переживать, – мои пальцы перехватили тонкие запястья, что снова потянулись к пиджаку. София взглянула на меня снизу-вверх, улыбнулась одним уголком губ и кивнула. – От судьбы ведь не убежишь, – хмыкнул я, оставил легкий поцелуй на ее щеке и двинулся дальше проверять подготовку.
К пяти начали съезжаться гости, дом наполнялся неразборчивым гулом, смешанным с музыкой, шепотом персонала и льющимся шампанским. Я обходил всех присутствующих, мама встречала прибывающих, а Адам и Томас играли роль идеальных сыновей и братьев, будто это не отрепетированный годами сценарий.
Семейные торжества, приемы, на которые нас приглашали, всегда вызывали у меня смех. Как и сегодня. Только смеяться хотелось громче привычного.
Лола так ни разу и не вышла из комнаты, я подозревал, что девушка явится только к самой церемонии. И, в принципе, я понимал ее. Если бы не обязанности, то поступил бы точно также. Жаль будет ее расстраивать, но после свадьбы она не сможет прятаться.
К шести все двинулись на задний двор, рассаживаясь по лавочкам. Я занял место у арки, как чертов придурок, сложив руки перед собой, оглядывал присутствующих и думал, зачем мне все это нужно. Конечно, это риторический вопрос, потому что я много раз думал об этом.
Музыка заиграла громче, я прищурился, пытаясь спастись от яркого солнца, заходящего за горизонт. Все до боли напоминало кошмар, которые раньше часто навещали меня по ночам. Но я все никак не мог проснуться и просто смотрел на то, как Лола, под руку с отцом, медленно выходит из стеклянных дверей, маленькими шагами идет по белоснежной дорожке прямиком ко мне.
Наверное, я должен восхищаться ее красотой, наблюдать с замиранием сердца за ее приближением и чувствовать себя самым счастливым человеком в мире, но я желал только быстрее со всем покончить. Конечно, я бы соврал, если бы сказал, что она уродлива. Обтягивающее кружевное платье подчеркивало все, что только могло, прозрачная фата закрывала лицо и светлые волосы, она даже ни разу не споткнулась на своих высоченных каблуках – Лола умела подать себя, знала, как подчеркнуть одеждой то, что дано от природы. Может быть, если бы она не была такой стервой, то у нас могло бы что-то получиться. Не брак по любви, конечно, но взаимовыгодный союз.
Мистер Хименес отпустил дочь, я обхватил ледяные ладони Лолы, она опустила голову вниз, стараясь даже не смотреть на меня. Интересно, о чем сейчас думала? Хотела ли исчезнуть, испариться, перебить всех к чертовой матери? Я бы хотел, вот только не мог. Это ведь то же самое, что покончить жизнь самоубийством – от этих людей зависело все.
Священник заговорил, слова монотонно слетали с обветренных губ, отмеряя неизбежный конец. Лола легко дрожала, и я был уверен, что она недавно плакала и проклинала свою жизнь и отца. Разве об этом мечтают молодые девушки – выйти замуж за монстра? Лола всегда считала меня таким, вряд ли что-то изменилось за эти несколько дней.
Мужчина замолчал, ожидая от нас ответа. Я глянул на Лолу, едва сдержался, чтобы не повернуть голову к гостям.
– Готов ли ты, Лукас Санчес, взять в жены Лолу Хименес, оберегать ее и любить, делить с ней радости и горести до момента, пока смерть не примет вас единым целым в свои объятия? – конечно, я не готов, и, конечно, это риторический вопрос, чтобы соблюсти формальности.
– Да, – оказалось тише, чем я задумывал, но решимости это не изменило.
– Готова ли ты, Лола Хименес, взять в мужья Лукаса Санчеса, оберегать его и любить, делить с ним радости и горести до момента, пока смерть не примет вас единым целым в свои объятия? – девушка вздрогнула, подняла голову и резко кивнула, будто боялась передумать.
Хватило бы ей смелости сделать что-то с собой или со мной?
– Объявляю вас мужем и женой, вы можете скрепить свои клятвы поцелуем, – если бы лицемерие было водой, то сейчас мы бы все захлебывались, оно бы наполняло наши легкие, душило, медленно выжимая из хрупких тушек жизнь.
Я придвинулся к девушке, легко подцепил фату, открывая бледное, истощенное лицо, только яркий красный след красовался на щеке. И либо она переборщила с румянами, либо это след от чего-то другого. Я видел и нанес достаточно ударов для того, чтобы понять, что это не следы от макияжа. Но не это было самым пугающим… а ее взгляд. Лола смотрела прямо на меня, полными ужаса покрасневшими глазами. Точно плакала. Неужели я так сильно стал пугать ее? Что стало с девушкой, которая стонала от каждого моего прикосновения, что дерзила мне и обзывала, без страха получить что-то в ответ? Почему она так быстро превратилась в невидимку, какими были все жены боссов? Ну, пожалуй, все, кроме Луизы Перес. Чертовка сияла ярче любого бриллианта рядом с Гонсалесом.
Лола прикрыла глаза, неестественно выпрямила спину, сжав мои ладони в ответ, будто это могло ей как-то помочь. Я наклонился соединяя наши губы в легком, почти девственном поцелуе. Естественно, она не ответила. Замерла, напряглась, став почти статуей. Я отстранился так же быстро, как коснулся ее губ.
– Я не собираюсь тебя убивать, Лола, – прошептал я, пытаясь поймать взгляд зеленых глаз. Девушка распахнула веки.
– Очень жаль, – тихо отозвалась она, а затем раздались оглушительные овации. Я усмехнулся. Лола всегда знала толк в помпезности и эффектности.
Девушка обхватила мое предплечье. Больше она не дрожала, высоко задрав голову. Лола знала, как вести себя в обществе, правда, иногда забывала об этом, позволяя себе вольности, по типу тех, где она могла открыто злиться, выплескивать эмоции, показывая их другим. По большей части, если они не касались меня, мне было все равно, потому что я редко соблюдал этикет и приличия. Ведь даже с Лолой мы занимались непристойностями в разных позах и местах задолго до нашей свадьбы.
Гости медленно перебрались на открытую веранду, тоже украшенную белыми цветами и лентами, будто невинность действительно могла описать хоть что-то из наших жизней. В нашем мире даже дети рождались с кровью на руках, а что говорить о взрослых?
Я отодвинул стул для Лолы. Наверняка, в глазах других этот жест выглядел до безумия романтично. На самом же деле в нем сквозил лишь расчет, четко отрепетированное действие. Лола на это легко улыбнулась, будто ее лицо не горело от слез пару десятков минут назад. Вот только рука девушки сразу метнулась к бокалу с вином, Лола залпом осушила содержимое, и когда его обновили, снова коснулась тонкого хрусталя губами. Я ничего не говорил, позволяя девушке бессовестно напиваться. Все-таки нас не ждала брачная ночь или культурная программа, так что я последовал ее примеру, оставляя стаканы с виски пустыми и осматривая гостей. Здесь собрались все, кто когда-либо общался с отцом, с родителями Лолы, те, кто имели большой вес в нашей сети магазинов и лабораториях. Они все улыбались друг другу, как старые и верные друзья, но никто из них не знал, что такое верность и дружба. Я тоже этого не знал, и был даже хуже, чем они.
