Обладательница Алмазного ранга, еще девушкой она наотрез отказалась строить семью, и вместо этого выбрала военную службу. Поговаривали, грозилась и вовсе уйти в монастырь, если ей не позволят поступить в Пажеский корпус. Тогда только-только начали делать поблажки для женщин, и в Пажеском корпусе создали первую группу из знатных дворянок. Судя по тому, что я читал, тогда руководство сделало все для того, чтобы девушки отказались от своей затеи. И многие действительно сошли с дистанции…
Но не Шереметева.
Блестяще сдав все выпускные экзамены, девица снова пошла наперекор воле родителей, желавших видеть ее в Генштабе или на другой мирной службе. Нет, Шереметева отправилась на Каспийскую войну, участвовала в сражении при Ардебиле, брала Решт и провела несколько лет, организовывая блокаду Тегерана, который впоследствии и занял корпус под ее командованием.
На счету Шереметевой были почти все боевые ордена, она знала восемь языков и считалась одним из самых безжалостных людей в русской армии.
А еще именно она приложила усилия, чтобы утопить нашу семью после Трагедии. Раз уж не потонули сами в прямом смысле, она желала организовать все это в переносном. Именно с ее подачи рассматривался вариант лишить моего отца дворянства и даже казнить. Тогда остальные аристократы все же смогли охладить пыл разъяренной Персидской фурии — такое прозвище получила эта женщина еще во времена Каспийской войны.
— Алексей, при всем уважении к твоей силе… — осторожно начал брат. — Но, согласно письму, у тебя еще есть право отказаться. Может, лучше обсудить все с родителями? Мы не ожидали, что главой Спецкорпуса сделают эту сумасшедшую бабу.
— Она не сумасшедшая, — рассеянно отозвался я. — Озлобленная — да. Но мозги у нее явно работают как надо, раз она выжила во всех мясорубках.
— Да она сама их организовывала!
Виктор резко замолчал, когда в дверь постучал лакей, а затем внес в кабинет поднос с напитками. Поблагодарив его кивками, мы дали понять, что обслужим себя сами. Слуга поспешил ретироваться.
— Ну организовывала, — отозвался я, взяв свою чашку. — Но в итоге ее стратегия, пусть и облаянная гуманистами, привела графиню к победе. Азербайджан отбили, размен был грамотный, договор подписали на выгодных условиях. Человек она не самый приятный — это факт. Но сейчас мне куда интереснее, почему именно ее поставили командовать Спецкорпусом. Как ты считаешь, Виктор?
Я давал брату возможность блеснуть знаниями. Зря, что ли, он столько лет протирал штаны за книгами.
Братец добавил две ложки сахара в кофе, размешал, сделал маленький глоток и взглянул на меня поверх чашки.
— Первая догадка — чтобы поставить тебя на место. Или загнобить.
Желаю ей удачи, ага.
— Ты рассуждаешь с позиции эмоций и обиды, — парировал я. — В Совете регентов всем наплевать на личные счеты. По крайней мере, дело важнее. Так что желание закопать меня, как часть нашей семьи, столь изощренным образом, я бы не рассматривал как причину.
Виктор выглядел растерянным.
— Если честно, тогда я и сам не понимаю. Я не военный, но, насколько понимаю, для Шереметевой переход на эту должность — своего рода понижение… Почетная ссылка. Так думаешь, Алексей?
Это было больше похоже на правду. Шереметева славилась мерзким характером. Могла перейти кому-то дорогу, ведь при всех ее отрицательных качествах мастерство плетения интриг в этот список не входило. Шереметева была прямолинейна до зубного скрежета. Била не в бровь, а сразу с ноги в челюсть. И эта прямолинейность как раз-таки могла ее погубить.
Но почему тогда Спецкорпус, а не, например, какое-нибудь командное училище или богом забытый военный округ? Почетная ссылка всегда предполагала комфорт и безвестность — такие, чтобы провинившийся человек от скуки сам полез в петлю.
— Возможно, дело не столько в ней, сколько в самом Спецкорпусе, — задумчиво ответил я, пригубив напиток. — Структура совсем новая, секретная, никто толком ничего не знает о задачах. Но забирают туда не шпану с окраин, а детей из знатных семей, с подтвержденным высоким рангом. Быть может, именно Шереметева с ее стилем руководства должна сделать Спецкорпус таким, каким он нужен Совету регентов.
Виктор совсем растерялся.
— То есть из вас там будут делать мясников?
— Вряд ли прямо уж мясников, но убийц — возможно. Всякая военная структура — это школа жестокости, Витя. В любом случае программа подготовки будет насыщенной и напряженной. Я бы предположил, что из нас будут делать людей, которые не должны вообще ничего бояться.
Потому что именно этому Шереметева научилась сама и, возможно, могла научить и остальных. Во всем, что касается тяжелых сражений, умения выбираться из западни и воевать с численно превосходящим противником, графиня имела опыт. Честно говоря, ее персона — выбор удивительный, но не худший.
— И все равно я опасаюсь, что Шереметева начнет прицельно тебя уничтожать.
— Ну пусть попробует. Заодно и выясним, отвечает ли сын за деяния отца в ее картине мира.
— Ты так просто об этом говоришь…
— А что? — искренне удивился я. — Если уж выбирать врагов, то я предпочту как раз такого. Понятного и прямого. Такой не станет травить за спиной, а вызовет на поединок.
— Тебе лишь бы сразиться с кем-нибудь, — проворчал брат. — Все равно нужно связаться с родителями. Уверен, они знают больше, чем мы…
Виктор хотел сказать что-то еще, но в этот момент на письменном столе зазвонил старинный телефон. Брат аж вздрогнул от внезапной трели и поспешил снять трубку.
— Слушаю! — Казалось он не сразу понял, кто звонил. Затем морщина на его лбу разгладилась, и сам брат расслабился в кресле. — Да, Иван Иванович. Конечно, узнал, ваше благородие!
Слушая звонившего, Виктор внимательно смотрел на меня. Неужели речь опять шла обо мне?
— Да, Иван Иванович, уже наслышан. Согласен… Вот как⁈
Виктор уставился на меня еще пристальнее, затем жестом показал в сторону Выборга и показал мне кулак. Понятно, снова по мою душу.
— Благодарю за приглашение, Иван Иванович, — ответил брат и покосился на меня. — Пока не могу сказать точно. Сами понимаете, сроки… Но я непременно выясню, что можно сделать. Разумеется. Я перезвоню вам через час. Да, всего наилучшего, ваше благородие.
Виктор положил трубку на рычаг и залпом выпил свой кофе.
— Значит, так, дорогой мой младший братец. Ты заварил эту кашу, а я теперь не знаю, как все расхлебывать.
— Поясни.
Он снял очки и подслеповато уставился на чашку, а затем на меня.
— Только что звонил барон Винкен. Знаешь такого?
— Обижаешь! — отозвался я. — Кто же в Выборге не знает градоначальника? И чего понадобилось барону?
— Хотел бы я сказать, что твоя самонадеянная башка на частоколе замка, но увы мне. Барону уже доложили о пожаре и твоем участии в той ситуации.
Я вздохнул.
— Требует денег за разрушенные конструкции? Так это не ко мне, а в страховую контору.
— Ах, если бы, — усмехнулся Виктор. — Нет уж, Алексей, теперь ты просто так от него не отвертишься. Барон требует твоего присутствия на завтрашнем открытии фестиваля. Точнее, видеть он хочет всех нас, но тебя — особенно.
Как же я не любил подобные сборища! Нет, сам фестиваль мне нравился, но все эти церемонии открытия, закрытия, награждения, парады и рулады — это не ко мне. Скука смертная, слишком много внимания, да и не сбежишь никуда — ведь все на тебя пялятся.
Я улыбнулся.
— Что ж, Виктор Иоаннович, вы же еще утром запретили мне выход в город. Пожалуй, я соглашусь с вашим запретом и останусь дома.
Старший брат неожиданно скрутил дулю и сунул мне в лицо.
— Ну уж нет, Алексей Иоаннович! Как ты теперь о правилах-то вспомнил! Теперь будешь отвечать за свои поступки. Ушел в город в обход моего запрета, решил поиграть в героя — теперь придется доиграть до конца! Или ты думал, что я обо всем забыл?
— Надеялся, — пожал плечами я. — Не прокатило, бывает.
Виктор налил себе еще кофе.
