Анна Гельман
Терапия неисправимой
Вступление
Путь длиной в тысячу ли начинается у тебя под ногами.
Лао-цзы
На часах 23:48, я стою на балконе в пижаме и курю. Уже почти 2 часа как я должна спать в целях соблюдения режима. Режим важен, режим нужен – так говорит мой психиатр. Эмпирическим путем я пришла к тому, что это правда, но тело нагло игнорирует этот факт и игнорирует регулярно. Да, есть снотворное, но к нему я быстро привыкаю, поэтому стараюсь избегать такого способа уснуть.
На часах 23:52, я стою на балконе в пижаме, курю и параллельно пишу это. Пишу спонтанно, но к этой спонтанности вели годы. Даже название этого опуса пришло в одно мгновение, будто я была беременна им и сама того не замечала. Но таки родила неожиданно для себя самой. Я смотрела программу, где женщина была реально беременна и не знала этого. Вот и я так же.
О чем будет эта история? Все просто: о жизни с ментальной болезнью. Здравствуйте, меня зовут Анна, и у меня биполярное аффективное расстройство (БАР). Надеюсь, мой опыт поддержит тех, кто тоже столкнулся с этой болезнью.
Глава 1. Точка отсчета
Когда-то я хотела быть ветеринаром. Потом бойцом группы захвата. А затем психиатром. Со всем этим не сложилось. Наверное, все-таки к счастью. Но так я думала не всегда. И совершенно не ожидала, что в 31 буду в той точке, в которой нахожусь сейчас: во второй профессии, браке и ремиссии. Последнее – самое неожиданное. Впрочем, как говорила мама Форреста Гампа, жизнь – это коробка конфет, и никогда не знаешь, какую из них вытянешь.
Тут хотелось бы добавить, что это коробка не просто конфет, а «Берти Боттс» из «Гарри Поттера», где может попасться и «сладость» со вкусом ушной серы. Но в конце концов я вытянула неплохую, как минимум интересную конфету. Она похожа на дуриан: первое впечатление от запаха тошнотворное, но стоит надкусить – и становится вкусно. Только вкусно стало не сразу, а спустя какое-то время, как это обычно и бывает. Но об этом я еще расскажу.
Итак, все началось… Не знаю, когда все началось, не могу определить точку отсчета, т. к. моя психика успешно вытеснила почти все лет до 16. Но, если все-таки вдуматься, я бы сказала, что момент Х – это моя первая мысль о самоубийстве, появившаяся до этих 16 лет точно. Кажется, мне было 11 или 12. Тогда, целую жизнь назад, я лежала в тишине ночи и думала о чем-то. И это что-то привело к внезапной для меня на тот момент мысли: «стоило бы выйти в окно». Вот так просто: ночь, бесплотные попытки уснуть и спасительный, как мне показалось, балкон.
Я совершенно не помню, как эта мысль выкристаллизовалась во мне, но сама она запомнилась. После этого я стала другой, хотя очевидно, что к этому все шло какое-то время, это был не психоз и мгновенно зажегшаяся мысль. Я не поняла, что это за идея и что с ней делать, я не сталкивалась еще с самоубийствами, и мне стало неуютно с этим, страшно. В какой-то момент той ночи я сказала вслух, что хочу выйти в окно. Мама спала со мной в одной комнате, но ответа не последовало: то ли она просто спала, то ли ей нечего было ответить. Тогда я впервые поняла, что есть вещи, о которых нет смысла говорить.
Спустя годы я узнала, что она не спала.
Глава 2. Школа
Я не сумасшедший, просто моя реальность отличается от вашей!
Льюис Кэрролл «Алиса в стране чудес»
Лет в 12-13 ко мне пришла очередная «замечательная» мысль: может не просто тошнить естественным путем, рвоту можно попробовать вызвать самостоятельно. И это еще до знакомства с группами типа «40кг» и «thinspiration» – я начала впадать в булимию, даже не зная, что это такое. Впала успешно. Впала продуктивно. Так целеустремленно, что позже, в университете, это перерастет в анорексию, когда с 73 кг я похудела до 43 кг и приступов сердцебиения и трясущихся ног при спуске по лестнице. Я ожидала, что стану счастливее вместе с приобретением худобы, однако, как не сложно догадаться, это так не работает. Но тогда я абсолютно искренне писала в дневнике, что «мое счастье начинается с цифры 4».
Сейчас, почти в (!) 2 раза (на 35 кг) тяжелее благодаря нейролептикам и преимущественно сидячему образу жизни, я в сто крат счастливее. Скажите это мне в 16 (да и в 20, и в 25 тоже) – я бы рассмеялась вам в лицо. Сейчас я, тридцатичетырехлетняя и увесистая, смеюсь в лицо самой себе из тех далеких 16 лет.
Как же все-таки я пришла к РПП? Сейчас я нашла свои старые записи, в которых кратко описан этот путь, пугающий меня сегодня своей простотой и обыденностью: я бросила занятия спортом, к которым последнее время принуждала семья, и стала набирать вес. Однажды в магазине я примеряла юбку (до сих пор помню ее цвет – небесно-голубой), и мама сделала замечание, которое уже точно не помню, но оно осталось в памяти как неодобрение моего выбора в связи с моей новой фигурой. Я поверила, решив, что мое тело – это то, чего нужно стесняться и с чем нужно бороться. Во мне воспитывали волю и умение преодолевать трудности, сцепив зубы, и я применила эти навыки в своем стремлении стать другой.
Отдельно хотелось бы заметить, что не только и не столько внешность подтолкнула меня к РПП, в большей степени расстройство питания поддерживалось ощущением отсутствия контроля над своей жизнью. Победа над базовой потребностью в пище давала чувство всемогущества – ведь если можно побороть его, то можно все или почти все.
Как-то раз учительница литературы заметила, что я похудела, и сказала: «Если хочешь похудеть, то спроси Анну как это сделать». Нет, не стоило у меня спрашивать об этом. Но сложно было предположить, какими методами я достигала уменьшения себя в пространстве. Тогда меня это позабавило, но я ничего не сказала.
Тут у читателя может возникнуть вопрос, а почему бы просто не начать бегать по утрам, заниматься физкультурой и прочей очевидной полезностью? Ответ прост: мои отношения со спортом и любой физической активностью были испорчены, меня тошнило от этого как от символа принуждения, чувства власти над жизнью не хватало, а борьба с едой решала обе этих проблемы. Кроме того, вспоминаем про мои аутоагрессивные наклонности, проявившиеся той далекой ночью, ознаменовавшейся первым желанием полетать с балкона.
Чуть позже аутоагрессия вылилась еще и в самоповреждающее поведения: я начала резать себе руки, а затем и ноги, т. к. это было легче скрывать. Я помню, как сидела в туалете и вырезала на ногах слова «боль» и «гнев». Это давало мне облегчение: через надрезы на коже будто выходила моя душевная боль, а вид крови казался мне красивым. К счастью, этот морок прошел и я уже давно не повторяла этих упражнений по разрушению себя.
Если говорить о бытовой стороне РПП, то отказ от еды привлекал внимание, которое мне было не нужно. Эту проблему я с детской наивностью решала обманкой: смиренно ела, а затем тайно вызывала рвоту. Так прошло несколько лет, точную цифру я даже назвать не могу, т. к. все слиплось в единый ком «еда – рвота – учеба – еда – рвота»…
Я настолько погрузилась в булимию, что перестала нуждаться в каких-либо контактах: у меня не было ни друзей, ни подруг, на уроках я лишь молчала, думая о еде и сигаретах (в 13 я начала курить, эта привычка преследовала всю нашу семью, кроме брата и бабушки). Учеба мне была также не важна, как и общение, я занималась ею ровно до того уровня, чтобы меня не исключили.
Получать удовольствие от нее я уже тогда не могла, т. к. не была этому научена: весь мой семейный опыт говорил лишь о неком долге, а никак не об удовольствиях. Все надо было делать сквозь призму «надо». В итоге я сидела на лекциях (в нашем лицее были лекции и семинары как в вузе), мечтая о целом ведре кавардака – фирменного блюда моего дедушки, который после отставки взял на себя быт, пока моя мама – его дочь – зарабатывала на всех. Даже мои сны были нередко посвящены еде и тому, как объедаюсь, от чего я в ужасе просыпалась.