Наконец, не без затруднений, было решено, что король выслушает Жанну. Но когда она уже прибыла в Шинонский замок, чтобы предстать перед королем, он, подстрекаемый своими приближенными, все еще колебался в намерении дать ей аудиенцию. Тогда ему указали, что Робер де Бодрикур сообщил письмом о том, что он посылает эту женщину, и что она пересекла занятые врагом провинции, каким-то чудесным образом переправившись вброд через многочисленные реки, чтобы попасть к нему. Это убедило короля, и аудиенция Жанне была дана. "

Аудиенция состоялась 10 марта в парадном зале Шинонского замка. Людовик Бурбонский, граф де Вандом, ввел ее в зал, наполненный сотнями людей, «освещенный едва ли пятью десятками факелов». Жанна совершенно не растерялась, и «очень скромно и просто» подошла прямо к Карлу, встала перед ним на колени и произнесла: «Благородный дофин, меня зовут Девой Жанной. Я послана к вам Богом помочь вам и вашему королевству. И объявляет вам Царь Небесный через меня, что вы будете помазаны и венчаны в Реймсе и будете наместником Царя Небесного, Который есть Король Франции», после чего попросила поговорить без свидетелей. (Симон Шарль упоминает, что король, для проверки Жанны, якобы смешался с толпой придворных, и был поражен, что она не ошиблась).

Разговор состоялся (возможно, лишь на следующий день), и как говорят, король вышел с «сияющим лицом», и оказал Жанне почести.

Духовник Жанны Жан Паскераль рассказывает о любопытном случае, произошедшем перед приемом.

«Когда она подходила к замку, появился какой-то всадник, который воскликнул, увидев Жанну: «И это Дева?» Он оскорблял ее, и поклялся с непристойным богохульством. «О! ради бога», — ответила ему она, «Почему вы поносите Бога, вы, кто так близок к собственной смерти!» И спустя час после означенного, тот человек напившись упал в колодец и утонул».

Жан Д’Олон, оруженосец Девы, лично не присутствовавший в этот день в Шиноне, но принявший участие в последующих заседаниях королевского совета, показал по этому поводу: «После того как эта Дева была представлена королю, она имела с ним тайный разговор и сказала ему некоторые тайные вещи; какие, я не знаю; знаю только, что вскоре после этого король созвал некоторых людей из своего совета, среди которых был я.

И тогда он объявил им, что эта Дева сказала ему, что она послана ему Богом помочь ему в освобождении его королевства». Было решено создать церковную комиссию и испытать ее в Пуатье, где находился парламент. Перед этим дамской комиссией во главе с тещей короля было произведено освидетельствование Жанны на предмет девственности. Часть церковников отправилось в Домреми, собирать сведения.

12 марта Жанна отправилась в Пуатье, где проходили слушания, и пробыла там до 22 марта. Протоколы этих заседаний не сохранились, и были восстановлены в основном по воспоминаниям очевидцев. Например профессор теологии Гильом Эмери спрашивал: «По твоим словам, бог хочет помочь французскому народу избавиться от бедствий. Но если Францию освободит сам бог, то зачем же тогда нужны солдаты?»

" Солдаты будут сражаться, и бог пошлет им победу», — ответила Жанна.

Монах-францисканец Сеген де Сеген, заинтересовался, на каком языке говорили с Жанной ее святые.

«На лучшем, чем ваш», — невозмутимо ответила она. «Я же, — поясняет брат Сеген, — говорил на лимузенском наречии».

Он стал требовать от нее, чтобы она дала некое «знамение», подтверждающее, что она действительно послана богом, а не является самозванкой, могущей погубить доверенных ей солдат. Тогда она сказала: «Я пришла в Пуатье вовсе не для того, чтобы давать знамения и творить чудеса. Отправите меня в Орлеан, и я вам покажу там, для чего я послана. Пусть мне дадут любое количество солдат, и я пойду туда».

В конце концов комиссия признала Жанну «истинной христианкой и хорошей католичкой», указав, что король может и должен воспользоваться ее помощью и отправить «в названный город Орлеан». Начинается невиданный доселе патриотический подъем. Здесь она диктует первое письмо к англичанам, предлагая им пока не поздно убираться из Франции. 24 марта Жанна с триумфом выезжает обратно в Шиннон. Начинается сбор войск в Туре и Блуа.

5 апреля Жанна прибывает в Тур, где для нее изготавливают белые доспехи (полированные стальные доспехи, казавшиеся белыми; в счетах Рагуйе, военного казначея, сохранилась запись: «королевскому оружейнику в Туре, за полные доспехи для означенной Девы, 100 турских ливров»). Меч, якобы найденный под алтарем церкви в Сен-Катерин-де-Фьербуа и принадлежавший по поверью самому Карлу Мартеллу она получила раньше. Боевого коня подарил ей герцог Алансонский, восхищенный умением Жанны держаться в седле. Здесь же она придумала себе знамя, больше напоминающее церковную хоругвь. Показание ее духовника Паскераля:

«Она сказала мне, что спросила Святых Господа, которые явились ей, что она должна сделать; и они сказали ей сделать знамя ее Бога. Для этого, ей сделали ее знамя, на котором был изображен образ нашего Спасителя, помещенного на облаках небес, с ангелом, держащим в его руке геральдическую лилию, которой Христос благословлял. Я был в Туре с нею, когда это знамя было окрашено. (В счетах Рагуйе: «Hauves Poulnois, живописцу, живущему в Туре, для того, чтобы окрасить и обеспечивать материалы для большого знамени, и маленького, для Девы, 25 турских ливров».) "

Здесь же, в Туре, Жанне назначили оруженосцем и мажордомом Жана д’Олона, пажами Луи де Конта и некоего Раймона, как «руководительнице боевыми действиями» выделили герольдов Амблевиля и Гиеня.

Также в ее «штате» числились уже упомянутый священник Жан Паскераль, цистерцианец Николя Вутон(родственник матери Жанны), и некий монах Машелин Рауль, казначей и духовник. По некоторым данным и два ее брата, Жан и Пьер, присоединились к ней здесь же.

Все больше знати примыкало к армии, с восхищением отзываясь о Жанне. В чем причина такой популярности?

На мой взгляд тут нет ничего неимоверного и запредельного.

Все соратники упоминают, что в отличии от мрачных религиозных фанатиков, на людях у нее всегда было веселое лицо, излучающее радость, для каждого наготове любезное и уместное слово; только наедине с Богом, во время исповеди и молитвы она плакала; ее абсолютная уверенность в победе укрепляла сомневающихся; невинность и детская непосредственность привлекала сердца грубых воинов, привыкших видеть вокруг лишь шлюх; юная красота радовала глаза, пылкая вера внушала уважение и благоговение.

Разумеется, как военного лидера ее никто не принимал всерьез в это время, считая своего рода талисманом, помогающим подымать боевой дух войск, вербовать сторонников и получать средства.

21 апреля Жанна с отрядом прибыла в Блуа, где концентрировались силы французов под командованием известных капитанов, таких как Гокур, де Рец, Буссак, Кулан, Ла Ир, Ксентрайль и прочие, а также большое количество продовольствия для осажденного города.

Она приказала удалить из лагеря всех женщин, посещать богослужения и прекратить богохульства и клятвы.

Дело в том, что среди простонародья было распространено поверье, что многие победы англичан являются следствием благочестия Генриха Пятого, и сокрушить врага можно только благочестивой армией.

Паскераль: «В Блуа она сказала мне сделать знамя, вокруг которого священники могли бы собираться, и изобразить на нем образ нашего Спасителя страдающим.

Мы сделали то что от нас требовалось. Как только это знамя было сделано, Жанна, два раза в день, утром и вечером, поручила мне собирать священников вокруг сего знамени: они тогда пели славословия и гимны Благословенной Марии. Жанна была с ними, разрешая присоединиться к ней только тем солдатам, которые в тот день исповедовались; она указывала сначала исповедоваться тем, кто хотел к ним присоединиться.