Чем старше становился Дима, тем больше с ним было хлопот. Он не был полным балбесом, скорее принадлежал к толпе способных, но ленивых. Во многом благодаря моим связям, его поступили-таки в МГУ. Танька была счастлива – она так боялась армии! Но, чуть передохнув, нашла новый повод для беспокойства: теперь она боялась, что на Филфаке мальчик попадет в дурную компанию, к каким-нибудь наркоманам. К наркоманам Димочка не попал. Он угодил к кельтанутым.
В этом была отчасти и моя вина. Кельтами я увлекалась давно и отчаянно. Это было мое хобби, моя тайная страсть еще с тех пор, когда мне по чистой случайности попала в руки книжечка – сборник ирландских саг в переводе А.А. Смирнова. До этого я как раз перечитывала Беовульфа, но как-то не вдохновилась даже во второй раз. И тут – такое открытие! Какая простота и чистота сюжета! Для меня это было окошко в древнюю культуру, о которой – о ужас! – я не знала ровным счетом ничего. Потом я приобрела "Похищение быка из Куальнге" и с удивлением обнаружила, что перевод был сделан знакомыми моих коллег. С тех пор я жадно выискивала при каждом походе в Ленинку все, что связано с кельтами и, по моим скромным оценкам, стала смыслить об этих народах если не на уровне специалиста, то, по крайней мере, на уровне очень грамотного любителя. Я пыталась учить языки, но древнеирландский показался мне сложным, современный ирландский – тоже, а вот бретонский виделся мне не таким устрашающим. Его-то я и выучила по книжке, которую одна подруга привезла мне из Франции.
Конечно, я не могла удержаться от того, чтобы не почитать Димочке вслух мои любимые саги (вообще-то более грамотно называть их повестями). Димочка слушал внимательно, он, откровенно говоря, вообще слушал меня больше чем маму. Да и мама его, Татьяна, хоть и младше меня всего на девять с половиной лет, всегда слушалась меня как мать родную. Хотя бы потому что ее собственна мама с возрастом становилась все сварливее и обратиться к ней за помощью и советом значило обречь себя выслушивание долгих, нудных и злобных поучений.
Она не была против того, чтобы я читала Димочке "Похищение быка из Куальнге". Ну вот я и читала. Кто ж мог знать, что в начале девяностых молодежь начитается Толкиена (на которого у меня, кстати, аллергия, по мне лучше уж новомодный Гарри Поттер) и начнет как это у них принято говорить, "тащиться" от моих милых кельтов.
Меня коробило от того, что я видела по телевизору: мальчики и девочки в клетчатых юбках (да-да, и мальчики тоже!) прыгают, задирая ноги, в Центральном Доме Художника и еще каком-то подвальном помещении под звуки волынки и грохот совершенно не кельтских музыкальных инструментов. Я просто ревновала их к своему увлечению. То, что я лелеяла в душе годами, в самом укромном уголке, они вынесли на подмостки, да еще ногами топают! Чувствуешь себя так, будто пятнадцать лет растила под окнами палисадничек, а тут по нему пробежала орава дикарей.
Но они-то ладно, а Димочка-то куда?
– Тань, хватит реветь, – сказала я, – все равно не слышу ничего. Ты знаешь, какой у нас тут телефон. Приезжай ко мне, я через час буду дома, попьешь валерьяночку и все мне расскажешь.
Я положила трубку и собралась было выходить, как телефон позвонил снова.
– Алло, – голос у меня был вялый и усталый.
– Риточка, милая, привет! Это Володя тебя беспокоит… Володя! Надо же… Хорошо еще трубку сняла!
– Да, здравствуй, как дела?
– На букву хэ, но не подумай что хорошо… Риточка, я тебе по важному делу звоню. Ты ведь у нас того… кельтовед?
– Да ну тебя, я так, интересующаяся…
– Хватит скромничать, у тебя от скромности все беды… В общем, мне нужна твоя консультация.
– А… по какому поводу?
– Да вот понимаешь какое дело, попала мне тут в руки пара любопытных документов. Один по-французски, ну это я еще кое-как разобрал, хотя тут тоже кое-что поможешь мне уточнить, а другой на совершенно варварском языке. На твой бретонский похоже. Документы вроде восемнадцатого века. Вот хочу, чтобы ты мне экспертизу провела. История там потрясающая, прямо роман. Вот только не знаю, насколько это все подлинное. У меня только копия. Поможешь?
– Ой, Володь, я не знаю даже… А может, тебе в Институт Языкознания позвонить, там тоже есть ведь специалисты…
– Да ну их! Я звонил, они все на какой-то конгресс ринулись в Дублин или еще черт-те куда. Как в том анекдоте "Ту Даблин – Куда, блин?"
Я рассмеялась, хотя анекдот был старый и не очень смешной. Я обрадовалась, что слышу Володю. Он давно мне не звонил, а сама я его беспокоить не решалась.
– В общем так, – Володя, кажется, тоже чему-то был рад, – Я сматываюсь с работы и еду прямо к тебе. Буду где-то в семь, полвосьмого. Идет?
– Угу.
– Цветы, конфеты, шампанское – за мной. Что еще привезти?
– Да ничего, спасибо тебе.
– Ах ты скромница! Ну до встречи.
– 6 -
В купе было душно: топили так, что хотелось раздеться догола. Найси мечтал не только раздеться, но и прижаться всем телом к Дейрдре которая лежала, по-детски уткнув голову в подушку, на нижней полке.
Эх, если бы не эта жирная тетка и не дядька в трениках с отвисшими коленками, которые хором храпели и посвистывали во сне на двух остальных полках, то можно было бы такое устроить! Жалко, что двухместных купе не бывает. Или бывают все-таки? Найси этого не знал.
Плацкартных билетов не было. Пришлось разориться на купейные. Влетели в поезд, а оказалось, что он отходит только через 20 минут. Пока поезд не тронулся, Найси и Дейрдре сели в уголок на нижней полке и стали целоваться. Мужчина деликатно вышел из купе, а тетка, повернувшись у ним совсем не эротичным задом, стала стелить свою постель. Потом Найси залез наверх и грустно смотрел, как его подруга разбирается с простынкой и наволочкой. Спать ему совершенно не хотелось. Он вообще не умел спать в поездах. Он думал, что если бы и Дейрдре не спала, он бы все-таки спустился к ней. Ведь если особо не шуметь, может тетка с дядькой и не проснулись бы?
В Питер приехали рано утром. На вокзале было холодно и промозгло. Найси плохо ориентировался в городе, но где-то около вокзала они поймали тачку и водитель, услышав адрес, кивнул и согласился отвезти за полтинник.
Дейрдре было зябко и неуютно в этом городе, который она знала еще хуже, чем ее спутник: один раз ездила сюда с родителями, когда ей было четыре года. Воспоминаний никаких. Она пригрелась в купе, и холодный влажный воздух на перроне заставил ее сразу съежиться в комочек. "Лучше бы я сюда не приезжала…" – почему-то подумалось сразу, как только перед глазами замелькали утренние по-питерски бледные огни. Почему? То ли перед родителями чувствовала себя виноватой – кинула на кухне записочку о том, что уезжает на пару дней, то ли не очень-то доверяла Найси и жалела, что из каких-то дурацких романтических побуждений поехала с ним неизвестно куда. Ей почему-то казалось, что вот-вот случится что-то страшное, непоправимое.
Но пока ничего не случалось. В Москве в это время уже светало, а здесь рассвет и не думал заниматься.
Доехали быстро, Шпалерная улица оказалась совсем-совсем рядом. Найси расплатился, помог подруге выйти из машины и повел ее к странному старинному дому, причудливо-полосатому, выделяющемуся на фоне всей остальной улицы броским сочетанием охры и малиновой краски. Дейрдре снова поежилась. Здесь все было чужое, каменное, влажное. Она слышала, что и люди здесь были каменно-холодные, по отношению к москвичам настороженные.
– Мрачная улица, – пожаловалась она так тихо, что Найси, кажется, и не услышал
– Заходи, – он открыл тяжелую дверь, и они вошли в большой просторный подъезд (в Питере, кажется это называется "парадное") с высоченными лестничными пролетами. Было темно, пахло сыростью. Где-то высоко, через два этажа, горела лампочка. Ближайших ступенек было почти не видно. Они поднимались на ощупь. Найси галантно поддерживал подругу под локоть, но та умудрилась оступиться, вскрикнуть "Ой, блин!" и окончательно испортить себе настроение. Наконец докарабкались до освещенной площадки.
