– Кто-нибудь меня слышит? Эй! Верните меня! Кто-нибудь! Как мне вернуться? Вик! Ребята! Владимир Михайлови-и-и-ч!!!
Но никого не появилось, и никто не отозвался. Голос улетел в пустыню и затерялся там в одиночестве. Пустота и тишина, жаркий слабый ветер, безжизненные пески и куцая синеватая трава остались безучастны к этим крикам о помощи.
Линда почувствовала волну накатившей усталости. Дышалось подозрительно сложновато: воздух был каким-то тяжёлым и, что ли, липким. Как будто налипал на неё, неохотно проталкиваясь в лёгкие. Ей всё же пришлось взять себя в руки, чтобы предпринять попытку восстановить произошедшие события в памяти: может там найдётся ключ к спасению?
– Так, – сказала она вслух срывающимся на всхлипы голосом. – Я перебирала камни, затем услышала этот дурацкий звук, пошла по нему, вышла, стало быть, из зоны видимости, потом… блин, потом копала зачем-то дыру в горе, а потом? Потом – «щёлк!» и всё. Не помню дальше, – объяснила она сама себе ситуацию. – И как мне это поможет? Да никак. Интересно, они найдут эту дыру, как и я? Может кто-то ещё сюда попадёт? Точно, надо посидеть, подождать. Они начнут меня искать, это сто процентов. Что это вообще за бред какой-то… Не бывает такого в реале!
Она села рядом с «точкой приземления». На всякий случай отодвинулась от неё подальше – если кто-то тоже «приземлится», то чтобы ей не на голову. Так и сидела, считая синяки и ссадины, ждала и ждала, с опаской посматривая, как луны меняют свои траектории на небе. Жаркое солнце медленно перевалило зенит, и постепенно двигалось к горизонту песков.
От тяжёлых рыданий остались лишь тихие всхлипы, некстати разболелась голова, которой и так до этого досталось. Линда рассмотрела заострённый камень из реального мира. И вдруг сообразила, что это не камень, это древний нуклеус. Заготовка для первобытного топора, а может, копья. Это же надо! Совершенно случайно выскребла из той норы такой ценный артефакт!… Копали-то поздний плиоцен, стало быть, этот нуклеус из возможно раннего палеолита. Боже мой, это ему может быть от шестьсот тысяч до миллиона лет! У Линды мурашки побежали по всему телу. Она пыталась сопоставить миллион лет до нашей эры, дыру в скале, чужую планету, и ей стало совершенно не по себе. Значит, до неё там никто ничего не копал всё это время.
Нуклеус был бережно убран в карман штанов, который остался целым после переделки. Может, камень потом ей поможет, кто знает?
Хорошо, как поступали люди в таких ситуациях во всевозможных фантастических рассказах или фильмах? Она попыталась вспомнить, но ничего не вспоминалось. Кроме «Алисы в Зазеркалье» и «Кин-дза-дза» на ум ничего не шло. Да и то, Алиса одна не была – там множество разнообразного сказочного народа имелось сразу же, ей во всём помогающего. А к Дяде Вове и Скрипачу, оказавшихся в песчаной пустыне, сразу же прилетел пепелац. А здесь никого вообще… жухлая трава, да и только. Что, если в этом месте вообще никого нет? Это вообще планета или что, какой-то кусок иной реальности? И если это планета, то где она относительно Земли?
«Пошли, Скрипач, в открытый космос!»
Всхлипы усилились. Осознание того, что она может быть совершенно одна единственная на целой неизвестной астрономической науке планете, привело её в ужас. Какой смысл был столько жить, работать, стремиться, чтобы вот так вот взять и всё.
«Что, если ночью здесь минус сто градусов, и я попросту умру от холода?».
Каково здесь ночью?
Эта мысль нервировала. Искать убежище или нет? Ещё поразмыслив на эту тему, она посмотрела вокруг: если и идти куда-то, то, естественно, не в голые пески, а к растительности. А что если в там впереди опасно? Или это не будущий лес, а просто степь из жалких пучков никчёмной травы? Раздираемая сомнениями, Линда всё же начала собирать более-менее крупные камешки, сложив их горкой рядом со своим вынужденным местом «приземления». После выложила из них стрелку, указывающую в ту сторону, в которую она намеревалась пойти. Так, на всякий случай.
Закончив со стрелкой – та, само собой, указывала на начинающуюся лесостепь, – она сгребла ещё и песок вокруг неё заметной горкой, чтобы указатель был посильнее заметен. После этого снова села тоскливо сидеть, ожидая спасения.
А время шло. Из оставшихся камней она выложила «ЛИНДА», посмотрела задумчиво на это всё художество, но опять осталась сидеть на месте. Не так-то и просто решиться тут на то, что она задумала.
Когда местное солнце ещё сильнее перекатилось к своему «западу», проснулась и напомнила о себе жажда. Вот это ещё одна серьёзная проблема в общую хрюшку-копилку. Без воды, насколько известно, человек протянет максимум три дня, да и то – в благоприятных условиях. Всё продолжая сидеть, ожидая чудесного спасения, она попыталась вспомнить все методы сбора воды в условиях выживания в дикой природе. Да, но у неё-то с собой не было даже минимального походного набора и вещей, какие требовались для этих целей. Вообще ничегошеньки не было: кофта, ободранные штаны, футболка и кроссовки. Всё. Здорово, что сказать.
– Угораздило же, чёрт, блин, почему мне так не повезло! – в сердцах выкрикнула она. – Интересно, а меня там уже ищут? Может вы там уже найдёте эту проклятую дыру в скале, а?! – прокричала она во всё горло куда-то вверх. – Сколько мне ещё тут сидеть?! Ви-и-и-к!!!
Крик растворился в плотном сгущённом воздухе.
«Теряешь время», – прошептал голос подсознания, а может, голос логики. «Сначала ищи воду, потом ори сколько влезет».
Линда ощущала себя жутко разбитой, одинокой старушкой, которую бросили родственники и соседи, оставили её, одну-одинёшеньку в расшатанной хибаре на отшибе леса, никому не нужную. От этого образа, пробежавшего вдруг в голове, и жалости к самой себе, снова потекли ручьём слёзы. Их уже столько тут вылилось, сколько она на Земле за всю жизнь не выплакала. Но они всё текли и текли, не переставая. Ожидать каких-то чудесных спасений, очевидно, смысла уже было не много. Само слово «смысл» стало терять своё собственное обозначение в этой ситуации.
Встав понурившись, собравши худую волю в кулак, поплелась она по указанию своей же стрелки к пучкам травы и мелким кустикам. Через каждые пятьдесят посчитанных шагов Линда обязательно оборачивалась – не появился ли кто-то следом?
Никто не появлялся.
Много раз она возвращалась обратно. Думала, ждала, потом снова начинала идти вперёд по стрелке. И снова возвращалась. Не могла решиться и всё тут.
Шестьдесят шагов.
Восемьдесят.
Сто двадцать. Шла и шла, травы становилось всё больше, чахлых кустов тоже. Она оборачивалась и оборачивалась в надежде… но, надежда постепенно угасала по мере отдаления от места «приземления». Можно ли называть это «приземлением», если это не планета Земля? Наверно нет.
В её сознании поселился диссонанс по этому поводу. Несчастных трёх секунд хватило, чтобы с одной планеты перескочить на другую. Как? Как вообще это возможно? Зная, что в Солнечной системе нет ни одной такой планеты, кроме её собственной, на которой можно ходить и дышать, то в какой системе она сейчас? Это просто разрывало и без того уставший мозг. Где-нибудь на Альфа Центавре? Значит, за ней никогда не пришлют какую-нибудь спасительную ракету.
Вскоре она уже не смогла различить место своего – ладно, пусть будет «прибытия» – на однотонной пустынной местности, поэтому просто бросала короткий взгляд на пески и, хмурясь, отворачивалась.
Завечерело. Луны стали отчётливее: одна – полная – ушла совсем за горизонт вслед за солнцем, а две половинки, будто дождавшись ухода старшей сестрицы, начали безобразничать и соперничать в светимости на небе. Далеко вдали стали проглядываться низкорослые деревца. Песка становилось всё меньше, и здорово, что она была в хороших новых и дорогих кроссовках, а не в шлёпках на босу ногу. Если бы не роса на траве тем утром, ноги бы она уже сбила до крови.
Воды пока было не видать вовсе. Как бездумно оставила она свою флягу в карьере! Линда, как заядлая походница, примерно представляла себе, что с большой долей вероятности какой-нибудь иней поутру здесь и бывает, иначе как бы росла эта вся растительность? Да и сама растительность стала её интересовать не взирая на всю плачевность ситуации: таких кустов она не видела никогда точно – ветки синие, а удлинённые крохотные листья размером поменьше ногтя мизинца, сплошь утыканы в эту самую ветку. Эдакие лохматые пучки-ёршики, торчащие из земли.
