Здесь процитирую из выданного мне электроблокнота журналиста начала XX века Алексея Сурожского, который в очерке «Край угля и железа» писал о Дмитриевске (вы помните, что он около ста лет назывался Макеевкой):

«Сперва оседали на местах рабочие. Потом среди рабочих стала селиться разная ремесленная и промышленная мелкота. Появились лавчонки, трактиры. За мелкотой потянулись более крупные – уже было за что уцепиться. Пришел капитал и стал насаждать пьянство, проституцию, дешевую цивилизацию – тот фабрично-заводской лоск и блеск, который хуже грязи обволакивает жизнь таких промышленных наростов, как Дмитриевка.

Главное ядро населения, за счет которого кормятся остальные, все же составляют горнорабочие, шахтеры.

Жизнь шахтерская достаточно хорошо известна, и нет надобности делать подробную характеристику. Шахтёров называют вольными каторжниками, мучениками труда, подземными кротами – и все это справедливо, жизнь оправдывает эти названия. Трудно сказать, где шахтеру хуже – в шахте или наверху».

Так что, если донецкие, макеевские, горловские, енакиевские, луганские жители – потомки «каторжников», то только в вышеозначенном смысле. Да, судя по газетным публикациям, в Сталино (это бывший Донецк) еще в 1937 году начальник районной милиции мог получить по физиономии от пьяного шахтера в темном переулке. Но едва ли криминогенная ситуация сильно отличалась от уральской, ленинградской или нижегородской, пардон, горьковской. После Великой Отечественной в Донбассе года два-три свирепствовали банды дезертиров и беглых полицаев, разные «черные кошки», но с ними расправились быстро и жестоко.

Настоящая преступность пришла в Донбасс в «святые» девяностые. Было что делить и за что убивать при дележке вчерашних государственных предприятий. И тоже все закончилось достаточно быстро – к 1997–1998 годам. И если уж говорить о бандитском крае в бывшей единой Украине, то к середине нулевых это был и не Донбасс вовсе, а, скажем, Львовщина. Если в индустриальном регионе нераскрытых резонансных преступлений осталось пять или шесть, то во Львове – почти полсотни. Да и ваш родной Киев, Панас, тоже. Как говорили на вашем бывшем госязыке, «задних не пас».

Это обобщение осталось с нами с тех времен, когда индустриальная жизнь и напряжение этой жизни не оставляли места не то что на развитие культуры, но и просто на ее присутствие в повседневной реальности рабочего человека. Однако примерно с полвека назад положение стало меняться. И к началу двадцать первого века Донецк по уровню быта, урбанистической целесообразности, архитектурной наполненности и общей культуры смело обошел, даже оставил позади себя практически все города Украины и России, за исключением старых университетских центров, таких как, скажем, Харьков и Одесса, обе столицы, Казань, Свердловск-Екатеринбург, Новосибирск, Томск.

Началось все, понятное дело, обычным способом – с приглашения «варягов». Балерины, актеры, художники, скульпторы-монументалисты, писатели, журналисты, архитекторы, врачи, физики, математики приглашались на хорошие оклады и «быстрые» квартиры со всех концов страны. Тогда, например, перебрался в Донецк из Ленинграда один из лучших его скульпторов Юрий Балдин. Я была с ним знакома и как-то спросила Юрия Ивановича: почему он, коренной ленинградец, приехал в край терриконов и угольной пыли? Он ответил просто: «Тут возможностей было больше, во всех смыслах».

В шестидесятых годах родилась знаменитая на весь СССР донецкая филологическая школа, была создана новая театральная труппа в главном театре области – муздраме им. Артема. Созданный тогда же Донецкий ботанический сад начал впервые в мире научно подходить к использованию растений при масштабных рекультивациях зараженных территорий. Спортивный мир Союза был поражен новым метеором на футбольном небосводе – заштатная команда «Шахтёр» из промышленного города три года подряд (1961–1963) выходила в финал Кубка СССР и два года подряд завоевывала главный футбольный трофей страны, породив еще один донбасский штамп – «кубковый характер горняков». А в 1973‑м вторая столица донбасса Луганск купила для своей «Зари» прекрасного тренера Зонина и вместе с ним чемпионство СССР.

К своему первому столетию Донецк стал всесоюзной столицей джаза. Фестиваль джазовой музыки «ДоДж» несколько десятилетий держит марку одного из самых серьезных событий для музыкантов всего мира. Окончательный прорыв в сфере культуры и искусства произошел в конце восьмидесятых – начале девяностых, когда в Донецке стал ежегодно проводиться престижнейший турнир «Звезды шеста», организованные самым титулованным легкоатлетом планеты дончанином Сергеем Бубкой, и «Звезды мирового балета», придуманные лучшим танцовщиком мира 1985 года, руководителем «Донбасс-Оперы» Вадимом Писаревым.

О «бескультурии» Донбасса болтают пустые полузнайки, которые не могут ответить на вопрос: вот в городе металлургов Енакиеве был писатель Попов. Лауреат Сталинской премии по литературе – много ли было таких в старых культурных центрах, кроме столиц? То-то и оно.

В этом месте Палыч, угрюмо куривший в тени у камина модную у бывших фронтовиков трубку, заметил:

– На фронте у меня был братишка Равиль, земля ему пухом. Он был коренной дончанин. Так вот, он считал, что Донбасс не такой и русский, и уж, естественно, не украинский, а вовсе советский.

Донна удовлетворенно кивнула.

– В точку! В Донецке, простите, Сталино, очень любят стихотворную строчку, авторство которой, кажется, принадлежит давно забытому поэту Владимиру Мощенко: «Не Украина и не Русь, боюсь, Донбасс, тебя, боюсь».

Что имел в виду пиит? Конечно, хотел подчеркнуть особость национального характера края. В нем живут, так уж сложилось, представители более ста национальностей. Начали все русские, потом приехали валлийцы, шотландцы, англичане, французы и бельгийцы, поляки, немцы. В разное время Донбасс осваивали крестьяне Малороссии и Белоруссии, татары и мишари из Поволжья. Греки Крыма были первопроходцами степных просторов Приазовья, а сербы оставили имя луганскому городку Славяносербску. Армянские, немецкие, еврейские, болгарские села и сельхозколонии дали свои краски в пеструю этническую карту региона. Донбасс, несомненно, был идеальным краем, плавильным котлом, в котором варили «новую общность – советского человека», как это называли идеологи Советского Союза. Удалось ли это в полной мере?

Наверное, из всех областей СССР Донецкая (ну, и Луганская вместе с ней, разумеется) была единственным местом, где советская власть была на самом деле, где советские идеи работали. Речь идет о том, что улучшенное по меркам остальных регионов снабжение Донбасса, уникальный конгломерат народов и народностей, сплав культур и ментальных особенностей смогли выдержать даже суровость идеологической мысли КПСС.

«Плавильный котел народов» тут всегда работал правильно, давление сбрасывалось вовремя. Потому и не было в Донбассе этнических взрывов. Здесь вырастили человека, который говорил по-русски, жил в парадигме русской культуры, но ценил в других не национальную принадлежность, а прежде всего полезность для общества. Мне сдается, это и был советский идеал. Так что прав Равиль и прав Владимир Мощенко. Не Украина и не Русь. Но Донбасс. С лозунгами или без оных.

Пока перезаряжали батареи в акустических антиловушках, стал слышен шум прибоя, а невдалеке нестройный стрекот одиночных выстрелов. Все знали, что война давным-давно окончена, но на лицах читалось любопытство.

Панас, скорее всего вовсе не умевший молчать, шумно высморкался и издал смешок:

– Это тут рядом, между Качей и Андреевкой, бьют бакланов и чаек – слишком много развелось. Районный экодоктор посчитал необходимым подсократить их поголовье. А то, верите ли? – просто тучи! Да-с, именно тучи-с.

Н-да. Извините за словоёрсы – дурацкая привычка кривляться. Но ведь вы, голубушка Донна, повествуя о культурном фоне вашей малой родины, позабыли рассказать о том, что она породила российскую фабрику грёз. Нэспа?