Относительно минских соглашений (мирного урегулирования) Казаков:

«Киев упустил свой шанс. Потому что Захарченко был готов к переговорам и сам об этом говорил. Сначала предъявление позиций. А потом согласование, поиск примирения… Он был готов на соседское существование с Киевом…»[12]

Вот бы кто мог предотвратить схватку с Украиной.

Казаков: «Александр Владимирович никогда не говорил по написанному тексту… Даже на прямых линиях…»[13]

Специалист своего дела.

Ему не нужна бумажка…

Из интервью.

«Казаков:

– Часто бывало такое, что среди дня… Обсуждали текучку. Он (Захарченко) вдруг говорит: “Поехали”. Спускаемся, садимся в машину. Это касается безопасности. Начальник смены: “Куда едем?” Он: “За мной едем”. То есть куда он ехал, никто не знал. Мы едем по Донецку. Останавливаемся на красный свет. Открыто окно. Он с кем-то переговаривается. Может выйти и поговорить. Все машины сзади. Мы тогда на Ясиноватский блокпост тремя машинами ехали. Под мостом останавливаемся. Начался разговор с ребятами. А Александр Владимирович с одним пацаном взял винтовочку и ушел на разведку.

Журналист:

– На разведку? За линию фронта, что ли?

Казаков:

– К линии. За мостом низинка, и он туда как бы ушел. Пластуном. И в это время начался обстрел. Тяжелый обстрел. 120-ми лупили. Думали, мост рухнет. Обстрел шел долго. Минут десять. Зеленка загорелась за мостом. Пацаны из лички (личной охраны) заставили меня вытащить из телефонов батарейки. Ясно, что нас срисовали по количеству телефонов. Потому что у них есть такое оборудование по концентрации телефонов. Видят много, значит, кто-то приехал. Обстрел закончился, вернулся Александр Владимирович. Машины в хлам: все в осколках. Стекол не было, в сиденьях… Иногда с утра начинается паника: “Главы нет. Где глава?” – “А он еще вечером уехал на фронт”. Он себя хорошо чувствовал на фронте… Я помню, с ним уезжали на линию фронта. Интервью с ним записывали. Он сидел на бруствере крайнего окопа. Сидели, пока пацаны не сказали: “Там блеск какой-то”. В зеленке. Возможно, снайпер. И в этом месте “востоковцы” стояли. Он не разделял никогда, свои, чужие. В окопе все ему были одинаковы. Помню, к нему подошел дядька, ну, старше меня. И говорит: “Александр Владимирович, у нас начальство требует шевроны снимать «Востока»”. Он: “Кто?” Ему сказали. Он: “Ноги оторву. Они кровью заслужили это право”. Так что для него разницы не было. Все пацаны для него были одинаковы.

Александр Казаков

Журналист:

– Известно, как сложны были отношения между Ходаковским и Захарченко. Часто Ходаковский его критиковал…

Казаков:

– В 2014 году в мае или в другом месяце у них был разговор. Уже шла война. И в разговоре они договорились друг другу в спину никогда не стрелять ни в каком виде. Для Захарченко слово – вещь очень серьезная. Ты обратную критику слышал?

– Нет. Вы его сдерживали.

– Нет, он нас сдерживал. Он говорил: я не буду лить помои на голову Ходаковского. Он слово дал. Он его сдержал. У нас было что ответить, Захарченко сказал: нет… Он никак не реагировал… Потому что ситуация в республике очень чувствительная и любые подобного рода споры не способствовали стабильности. Раскачивали лодку. А то, что на него помои лили, он не отвечал. Конечно, жалел, что такие есть. Но они же себя роняют, когда такое пишут…

…

Журналист:

– Ты был с ним во время событий в Дебальцево?

Казаков:

– Нет, я чуть позже… Но насчет ранения… Это была пуля. Мы были на том месте, где он был ранен. Это как раз перекресток. В канаву они вдвоем завалились. Судя по калибру, это была снайперская винтовка или пулемет. Там угловой дом, и дед из него появляется: “Там фашисты, а из-за дома наши выходят и бац-бац”. Захарченко деда обнял, спросил, как с углем. Там как. На этом перекрестке был сплошной огонь. Они перебегали перекресток. Саша был предпоследним. Попала пуля в ногу. Причем навылет. Все наговоры, что охранник повязан, – чушь. Он должен был бы лечь и выстрелить… Ранение было тяжелое, с тяжелыми последствиями. Его лечили донецкие врачи. Он им доверял больше, чем русским… Фактически ногу должны были ампутировать. Но он сказал: “Застрелю того, кто ампутирует”. Потом сделали ему операцию.

…

Казаков:

– У меня с ним был разговор. И он сказал: “Когда меня убьют, позаботься о моих детях”.

Журналист:

– А почему?

– Он четыре года был мишенью номер один[14].

…

Казаков:

– Насчет выборов – ему альтернативы не было. Он говорил: “Что делать, деньги тратить…”

…

Казаков:

– Захарченко очень хорошо разбирался в экономике. Он жестко подбирал людей. Он интуитивщик хороший. Но, кроме того, он каждый день учился. Впитывал информацию. По сельскому хозяйству. Я видел, как он спорил со специалистами теплиц… Он понимал, что такое военная экономика. Под руководством Захарченко создана оборонная промышленность. Реально. Что такое “Чебурашки” (системы залпового огня), та сторона хорошо знает. Создал с нуля. И такой промышленности не было. Найдите в бюджете ДНР расходы на статью “Оборонная промышленность”, ее нет. А найдите статью – на трамвай, который называют “Я – Донецкий”. Ее нет… Я знаю одно: люди из команды Захарченко в свой карман не таскали…»[15]

Мы запомнили Захарченко всегда в военной форме и тельняшке. И не иначе! Он всегда был на передовой, будь она военного или трудового фронта.

О родителях Захарченко узнал из передачи «Родители главы ДНР Александра Захарченко»[16]. Их звали Владимир Николаевич и Тамара Федоровна. От них услышали несколько характерных случаев.

Владимир Николаевич:

– Жена Сашу отправила в пионерлагерь. А у меня выходной, и я то ли не понял, в какой именно, сначала заехал в один лагерь, потом в другой, в третий, ездил полдня. Не на машине, а на автобусе. С пересадками. Вез ему огромный арбуз, она ему приготовила покушать. Все-таки ребенок, в лагере. Нашел я его, там забор – за ним качели-карусели. Смотрю, мой Саша сидит в кустах сирени, пригорюнился. Я из-за решетки: «Саша, я тебе покушать привез». Он: «Папа, не хочу я ничего. Забери меня домой». Я говорю: «Ну, ладно». Ребенок плачет. Не нравится. Пошел договорился, буду забирать ребенка. Он обрадовался, я его за ручку веду, выходим из лагеря, у меня две сумки. «Пап, а что ты привез?» Пока автобуса нет, ждем автобус. Я начал ему показывать – она напекла, конфеты. Он: «Папа, там дети такие хорошие. К ним родители приезжают, не приезжают. Давай все им отдадим». Мы развернулись, две сумки детям отдали. Саша обрадовался, меня за шею обнимает, и мы уехали.

Спрашивают у отца:

– Что дарили Саше, что ему больше запомнилось?

Отец:

– Первый подарок по жизни, это даже не подарок. Пошли в «Детский мир»: «Саша, что тебе купить? Вот машинки», то-то то… Саша: «Папа, нет. Купи мне танк». И у нас долго-долго этот танк. И уже младший сын был. Игрался с этим танком. И Саша его берег. Дело в том, что мой отец танкист… Мой прадед тоже военный. Он служил у Буденного. За Каспием они добивали банды басмачей. А потом он окончил школу политруков. И его отправили на Дальний Восток. Он забрал туда жену свою, бабушку мою. И они строили аэродром. А в Великую Отечественную в Дальневосточном военном округе. Потом перебросили, и дед воевал под Сталинградом. А второй Сашин дел ушел добровольцем под Москву… Военные у нас в роду…