Та самая дорога уходила далеко, к другим деревням, а затем и в город. Выходили «спозаранку», чтобы вовремя успеть ко звонку. И представляю, как было темно в этот момент, даже зимой, несмотря на луну и снег. И как наверняка холодно было проходить этот путь!

За пределами родной деревни дорога проходила как раз вдоль болот Либежгоры. Тянулись эти болота несколько километров, а затем начинались уже дороги с других деревень. Наверное, тем, кто знал старые легенды и байки об этих местах, приходилось особенно неуютно. А легенды были разные! О людях, которые там пропадают. О других, которые встречают путника и забирают его к себе.

Но, возможно, в те годы у детей и подростков это не вызывало никакого интереса. Так или иначе, толпа детей всегда шла шумно. И учительница это одобряла. Уж так было заведено. Может, чтобы волки и другие звери не вздумали близко подойти. Может, просто весёлого шума ради или для собственной уверенности – не знаю.

В один из таких походов в школу девочка, которую звали Валей, услышала звон колокольчиков.

– Тише, тише! – закричала она. – Кто-то едет!

Все замерли на секунду, но потом вновь загалдели.

Сейчас думаю об этом и вижу всё словно в другом свете. Даже немного смешно. Правда ли они загалдели, потому что ничего не услышали? Или потому, что просто побоялись вслушиваться в странные звуки зимой, в темноте, возле болот Либежгоры? Может быть, не все знали эти легенды, но уж хоть один да знал. И учительница их наверняка знала тоже. Там есть другие. Такие же, совсем как люди. Только к ним подходить нельзя, а то заберут – на Либежгору. А там страшно, там чудится всякое. Там люди пропадают, и всё, не найти. А если их отколдуют и воротят, то они жуть что рассказывают. Говорят, что были у кого-то. У тех, которые как люди там в лесу живут. Пирушка у них была, стол накрыт, гуляют без остановки. То ли свадьба, то ли похороны – так и не поймёшь сразу. А иной раз и другое привидится. Такое, что думаешь: провалиться бы или пропасть – не так уж и плохо.

Но Валя настаивала на своём:

– Да тише вы! Что, неужели не слышите? Колокольчики звенят!

– Корова заплутала?

– А вдруг на лошади кто? Может, подвезут?

– Да на какой лошади? С нашей стороны никто не поедет в такую рань, а больше и неоткуда! Кругом одни болота!

Говорят, Валя несколько раз тормозила всю толпу, но никто ничего не слышал.

Интересно, при упоминании колокольчиков учительница испугалась? Или, может, она совсем ничего не знала? А может, и знала, но лошади тогда встречались так часто, что пугаться каждого звона было бы просто нелепо? Так или иначе, Валю никто не слушал. Никто ничего не слышал. А потом… в доли секунды звон стал отчётливым. Очень отчётливым.

Она рассказывала, что все остановились как вкопанные. Всем сразу же стало страшно, ещё до того, как что-то произошло. Пара секунд – и из леса, прямо с заснеженных болот, где и летом нет дороги, а зимой даже на санях не пробраться, выезжает тройка лошадей, запряжённая в телегу. Плывет, как по воздуху, и ни кочки, ни деревца не задевает. Останавливается посреди дороги, в аккурат перед ними. И никого в ней нет. Ни души. Ни лошадьми никто не управляет, не сидит нигде никто. Тишина. А лошади белые все. И повозка вся белая.

Они все так говорили, а я спрашивал: «Белая? Что значит белая? Деревянную повозку в белый цвет покрасили?! Или, может, это не повозка была, а карета?» А они как один: «Да нет! Что же ты? Не понимаешь, что ли? Не крашеная, а белая вся! Как смерть белая!»

Говорят, учительница их, сумевшая детей в войну уберечь, и тут не растерялась. Громко закричав, она дала команду всем бежать назад, подле неё.

– Ни на шаг с дороги! Ни на шаг! Рядом со мной! Быстрее!

Валя потом говорила, что все кричали от страха. Даже учительница. Потому что все слышали, как тройка, заскрипев и зазвенев, вновь двинулась с места. Никто даже не нашёл в себе сил оглянуться и посмотреть, куда она двинулась. А может, их учительница им просто запретила оборачиваться.

Говорят, что через некоторое время звук ослабел и тройка скрылась всё в том же непроходимом зимнем лесу, но с другой стороны дороги: «Как кот чёрный, дорогу перебежала и прямо в речку поехала».

Через некоторое время они вновь оказались в родной деревне. В школу не дошли и в принципе в тот день никуда больше не пошли. Семь детей и взрослая женщина, пуганные войной, голодом, холодом и трудной жизнью, – все в один голос до конца своих дней утверждали, что видели ту самую тройку, которая людей увозит: «Не мерещилось это. Взаправду видели».

Удивительно, но мне даже удалось найти фото[3] того времени, на котором изображена Валентина. Вот смотрю на него и думаю: «Вот она сейчас с окошка выглядывает и улыбается. А сколько ей здесь уже лет? Она уже это видела? Или только увидит?»

– А видел ли ещё кто-то в деревне ту самую тройку с Либежгоры?

– Ну вот Валька наша, я ж говорю, видела.

– А ещё кто-то?

– Ну, говорили люди что-то, я уж и не помню. У нас ведь раньше интересы были совсем другие. Не до этого было. Слышали что-то. В одно ухо влетело, а в другое и вылетело.

– Ну хорошо. А что с этой ведьмой, Воробьихой?

– А что с ней? Она бабу Сашу отколдовала, я ж говорю. Такое только она и могла сделать.

– А почему только она одна? Другие не были такими сильными?

– Да всяких было. Но она-то из осиновских была.

– Что значит «из осиновских»? Это кто такие?

– Ну, с Осиново она была. Осиново. Деревня раньше такая была. В болотах там, за Либежгорой. Там одни колдуны жили.

– Что значит «одни колдуны»?

– Да то и значит. Деревня колдунов там была. Все колдовали там. Вот они с этими… и дружили. Только осиновские и могли вернуть бабку Сашу. За такое больше бы никто не взялся. Они вечно там что-то… ходили да в дыры молились.

– В дыры молились?

– Ну да! У них там своя вера была. Им ещё давно церковь там ставили, да ведь сгорела она. Они там в своё во что-то верили. Я ведь не знаю, я маленькая была. Когда я уже в школе-то училась, не было ведь уже Осиново. Коллективизация. Их в наш совхоз и согнали. А некоторых и по другим совхозам направили.

– Значит, осиновские в этой деревне жили?

– Ну, по большей части да. Я ведь не всех знаю-то, то ещё до меня было. Вот про Воробьиху знаю, её боялись все. Никто с ней дружбу не водил.

– А почему именно боялись?

– Да ты что?! Как не бояться. Она ведь сколько душ сгубила! Кто ей слово поперёк вставит, тот и сгинет сразу же. Один с моста сорвался… Забыла, как его звать-то. Другой с горы свалился и шею свернул. А кто и в лес ушёл да повесился.

– А это не могло быть просто совпадением?

– Да ну, помилуй. Жил человек, не тужил, один раз с ней поссорился – и на другой день его не стало. Оно, может, и совпадение, только вот никто этого проверять не хотел. А кто хотел, тот и сгинул.

– А что ещё о ней известно? Как именно она бабу Сашу вернула?

– А я почём знаю? Слышала только, что <информатор № 1.2 (70803522082)> её видел, когда бабку Сашу искал. Он же охотником был, если не путаю. Вот и искал её со своей ищейкой тогда. С ружьём ходил и говорил, что у Либежгоры Воробьиху и видел. Ходила, говорит, возле холма и руками так по воздуху делала, как паутину плела. Он напугался да и ушел обратно. Это как раз, когда родня-то бабки Саши к ней и ходила. А на следующий день-то её и нашёл тракторист на пеньке. Это тебе с ними бы и поговорить. С <информатором № 1.2> и <информатором № 1.3 (708035203042)>. Они-то постарше будут, побольше моего знают, только тоже ведь старые, тоже ничего не помнят толком.