– Благодарю, Великая, – я почтительно склонил голову, поспешно застегивая пуговицы на рубашке под насмешливым взглядом Оулини. – Но что со мной произошло? Последнее, что я помню: громкие хлопки, ваше исчезновение, а затем появилось лохматое существо с красными глазами, которое исхлестало меня кнутом до полусмерти.

– Всё так, – теперь Всадница смотрела на меня внимательно и серьёзно.

– Но спина моя вроде бы здорова, я не нащупываю даже рубцы.

– Нуонорфий, Эллари, нуонорфий. В моих руках он творит ещё не такие чудеса. Но твоему телу пришлось три недели восстанавливать себя под моим неусыпным контролем.

– О, Великая, вы лично, своими руками протирали мою спину нуонорфием? И давали принимать внутрь?

– Ты невнимателен, Эллари. Я только что сказала, что протирала тебе лицо и грудь.

– На моей спине не было ран?

– Были. И ещё какие, Эллари, ещё какие. Не хочу тебя пугать, но твой хребет был переломан.

Я вскочил с кровати и бросился на колени перед Оулини, целуя край её платья:

– Вы спасли меня, о, Великая, и с этих пор я вдвойне ваш раб. Буду смиренно ждать момента, когда смогу отдать за вас свою жизнь. Но я ничего не понимаю. С тех пор, как у вас в услужении, понимаю всё меньше и меньше. Дозвольте испить хотя бы каплю эликсира истины своему ничтожному рабу, пока он не издох от жажды.

– Да ты поэт, Эллари, – снова насмешливо пропела Оулини. – Вставай же скорее, ты ещё слишком слаб. Ну же, в постель. Уж не хочешь ли ты, чтобы мои труды пропали даром?

– Я не посмею, Великая. Позвольте же мне узреть истину…

– Эллари! Быстро в постель. И смени свой высокопарный тон на человеческий, хорошо?

Глаза Всадницы заметали молнии, а потому я понятливо поднялся с колен, с сожалением отпустил край платья, который Оулини у меня не отнимала, и юркнул обратно в кровать. Великая тут же сменила гнев на милость и снова присела рядом со мной. Она протянула руку и взлохматила мои отросшие кудри.

– Сколько лет тебе, настойчивый Эллари?

– Двадцать три, Великая.

Оулини нахмурилась:

– Говори правду, юный отрок.

– В сентябре исполнится семнадцать.

Это тоже не было правдой, но вроде бы устроило Всадницу. На вид ей самой было не больше шестнадцати, но Оулини обычно вела себя так, словно годилась мне в матери или… повелительницы. Впрочем, так и было: Всадница была моей хозяйкой. Сегодняшнюю перемену во внешнем виде и поведении Великой я объяснил себе тем, что она не ожидала найти меня в сознании. Ухаживая за мной лично три недели, Оулини расслабилась. Лично, но почему же лично?

Между тем девушка откинулась назад так, словно хотела рассмотреть меня получше. Затем внезапно подалась вперёд, потянулась ко мне, очень медленно и нежно провела рукой по лбу, носу, губам, подбородку. Трепетными пальцами пробежалась по шее вниз до яремной ямки. Моя бедная голова пошла кругом, сердце бешено застучало в груди, а когда Оулини вновь провела тонким пальчиком по моим обветренным губам, едва не потерял сознание.

Не может быть, чтобы Великая так запросто дотрагивалась до своего ничтожного слуги. Быть может, ей не подходит мой возраст? Сейчас она насильно раскроет мой рот и заставит проглотить яд. Что ж, даже не буду сопротивляться. Сквозь платье Оулини просвечивала упругая грудь, я мог поклясться, что чувствовал свежее дыхание девушки рядом со своим лицом, особенный, сладкий запах юного тела. Если бы сейчас передо мной поставили Лиету и Оулини, то… Незыблемый меня храни, о чём я думаю. Оулини – моя бессмертная госпожа. Лиета – мечта. В изнеможении закрыл глаза, начиная подозревать, что всё происходящее – продолжение пытки кнутом, только более изощрённое.

– Эллари, милый Эллари, как ты молод, – прошептала задумчиво Всадница, – как восхитительно красив. Наверняка все девицы, которым посчастливилось тебя узнать, втайне вздыхают о тебе, а теперь и вовсе места себе не находят от волнения, ломая голову, куда ты пропал. Линия твоего носа так аккуратна и тонка, словно ты из рода Возвышающегося. Подобные профили я видела только у мраморных статуй в Безымянном саду Молчания. А глаза… Идеальная форма, волнующий разрез. Редкого изумрудного цвета. Умные, смелые, дерзкие. Я уже молчу о твоих губах. Какие они всё-таки… Кстати, Эллари. Ты можешь звать меня просто Оулини, когда мы наедине.

Незыблемый меня храни, она мстит мне за то, что я посмел потянуться к ней, принимая реальность за сон, наконец-то догадался я. Болван. Дурак. Идиот!

– Не смею, госпожа.

Оулини нахмурилась:

– Кажется, я не давала разрешения оспаривать мои приказы. Повтори: «Оулини».

– Оулини, – послушно повторил я, внутренне сжимаясь.

Сейчас откуда-нибудь выскочит карлик и прикончит меня своей кувалдой.

– Хорошо, Эллари, хорошо. Теперь скажи: «Милая Оулини».

– Госпожа!

– Дерзкий Эллари, ты смеешь мне возражать?

– Милая Оулини, – прошептал я помертвевшими губами, прощаясь с жизнью.

Но ничего не произошло. Всадница немного помолчала, потом встала и прохладно произнесла:

– Хорошо, Эллари. Впредь мне не перечь. Достаточно будет звать меня по имени… пока я не прикажу иначе. И помни: только когда мы наедине. А теперь спи. Завтра приду снова. Ты должен мне многое рассказать.

– Но я не устал, – возразил я и тут же ощутил, что усталость обрушилась на меня, словно жрецы на ведающих магов, не успевших бежать из Амаги в заморские страны.

– Снова споришь? – усмехнулась Великая.

– Не смею, госпожа.

– Оулини!

– Не смею спорить с вами, Оулини.

– С тобой!

– Не смею спорить с тобой, Оулини. Но что же я могу рассказать?

– Ты должен объяснить, как узнал дату, время и место нашего появления.

С этими словами Великая подхватила поднос и была такова. Глаза мои закрылись, словно по волшебству, и я провалился в сон.

Мягкий лунный свет серебрил немногочисленные предметы в комнате, несмело скользил по одеялу, обволакивал руки, которые со сна показались мне чужими. Почудилось, что схожу с ума, будто очнулся в чужом теле в незнакомом месте. Стоило только допустить эту странную мысль, как полный диск Луны неистово закачался из стороны в сторону, стал пугающе увеличиваться в размере, а затем и вовсе сорвался с небесного свода и помчался прямо в открытое по случаю духоты окно. Вскипающий Лунный свет пожирал предметы, и совсем скоро всё заполонил собой его неестественно белый свет, в котором уже ничего нельзя было не различить. Как заворожённый, я протянул к нему руки, и он стал затягивать меня в бушующую лунную воронку. Внезапно понял, что снова лечу в зрачок Эгона Дайка, резко поменявшего цвет с чёрного на белый.

Я вздрогнул и проснулся окончательно. Высоко в небе болезненно и одиноко светила полная Луна. Выровняв дыхание, с усмешкой помахал ей, и тотчас Лунный диск мигнул, отвечая мне тем же. Моментально покрывшись холодным потом, я поспешно слез с кровати и прикрыл окно. Интересно, который час? Что разбудило меня? Молодой выздоравливающий организм отоспался за три недели? Закончилось действие нуонорфия? Или спали чары недавно посетившей меня «милой Оулини», что вела себя предельно странно? Почему-то мне казалось, что у моего пробуждения должна быть причина. Впрочем, за время моей службы Всадникам я стал искать причины любых, даже самых мелких событий.

Лунный диск небрежно плыл по ночному небу, укоризненно посматривая в сторону закрытого мной окна. Но меня уже перестала интересовать метафизика. Есть более насущные вопросы. Где я сейчас нахожусь? Что произошло? Что за существо напало на меня? Как можно вылечить перебитый хребет, протирая лицо и грудь нуонорфием? Куда исчезли Всадники? Почему они не взяли меня с собой, не защитили? Где сейчас Эгон Дайк и Глед? Что за странную игру затеяла Оулини?

Время действовать. Прежде всего проверил дверь: она оказалось заперта. Этому я не удивился и особенно не расстроился. Что ж, исследуем то, что возможно. Комната моя была на первый взгляд около пятнадцати квадратных метров, кроме кровати и небольшого столика в ней находился огромный сундук. Открыть его также не удалось. Тогда я подскочил к широкому резному окну в пол и выглянул наружу. Оказалось, что подобно сказочной принцессе я заперт на одном из верхних этажей высокого замка. На этом сходство с волшебной сказкой заканчивалось: сторожевые драконы во дворе не летали, злая мачеха вверх не посматривала.