РЖ: Вы признаетесь в нелюбви к интернету и вместе с тем вы десять лет описывали Улов, Тенета, сочинения Алекса Экслера и т.д. Можно ли сказать, что при этом вы руководствовались каким-то ощущением своей миссии?

        С.К.: Одно время Сеть предоставляла очень хорошие возможности для того, чтобы увидеть, чем будет литература завтра-послезавтра. Целое поколение молодых писателей вступало в литературу через интернет. И я очень благодарен тем же Улову или Тенетам, предоставившим возможность увидеть, кто такие Станислав Львовский, Лев Усыскин, Санжар Янышев, Сергей Соколовский и другие из их поколения То есть какое-то время интернет был таким бродилом, в котором выбраживала эстетика новой литературы, там можно было отслеживать некоторые тенденции литературного развития.

        Кроме того, человек, знакомый с интернетом, лучше понимает те процессы, которые происходят в современной критике. Ведь стилистика многих газетных и журнальных литобозревателей выросла из сетевого трепа. Они начинали с форумов, с гестбуков, там формировалась их манера, их интонация.

        РЖ: А почему интернет оказался приспособлен для стеба больше, чем для аналитики? Казалось бы, наоборот, Сеть может съесть материал любого объема, любой степени серьезности?

        С.К.: Я думаю, что дело в первоначальной интернет-аудитории. Это была среда молодых, интеллигентных, технически продвинутых горожан. Отцы-основатели литературного интернета, такие, как Роман Лейбов, были, как правило, хорошо образованы, соответственно, уровень их трепа, их случайных записей был достаточно высоким. Из всего этого родилась очень смешная идея, что те постинги, которыми люди обмениваются в Сети, — это свежая литературная форма, чуть ли не продолжение традиции платоновских диалогов.

        На самом деле интернетом задана стилистика, в которой удобно говорить о событиях литературной жизни, о литературных и не только новостях. Я с удовольствием читаю в Сети комментарии к отставке правительства или заметку о вручении литературной премии. Это примерно то же самое, что беседа с друзьями по телефону или за столом в приятельской компании. Но мне трудно представить себе сетевую публикацию с серьезным разбором какого-то произведения. Не думаю, что можно назвать пять-шесть важных для современного литературного процесса статей, которые впервые появились именно в интернете.

        Помимо этого существует проблема чтения с экрана. Не то что большую статью — даже рецензию, которую я хочу внимательно прочитать, я распечатываю и потом читаю в метро или дома. С экрана я определяю только, интересен ли мне тот или иной текст и нужно ли его распечатывать, не более того. Все тексты, которые мне казались любопытными в Тенетах или в Улове, я скачивал и распечатывал. Ну, а может, это просто мой "динамический стереотип" восприятия текста.

        РЖ: А интерактивность сетевой критики вам не кажется решающим преимуществом?

        С.К.: Нет, не кажется. Уровень разговоров в гестбуках и на форумах, как правило, удручающий. Даже если завязывается более или менее серьезная беседа, неизбежно набегают какие-то абсолютно случайные люди, которые вмешиваются в нее и снижают до своего уровня. При этом энергия форумных споров редко соответствует оригинальности излагаемых мыслей. Основное качество сетевой полемики — ее крикливость, стилистическая возбужденность. И ты поначалу тоже вроде как возбуждаешься, но, как правило, ненадолго. Обаяние свободной, раскованной речи проходит, когда начинаешь отцеживать собственно мысли, — а вот их-то как раз и нет.

        РЖ: Вы много раз отмечали, что сетевая литература, бурно развивавшаяся во второй половине 90-х, сегодня практически сошла на нет. С чем связана такая динамика?

        С.К.: Во-первых, до определенного момента в интернете существовало более или менее обозреваемое пространство, в котором можно было увидеть практически всех участников сетевого литературного процесса. А сейчас сетевые литераторы разбрелись по разным закуткам, и этих закутков такое количество, что уследить за всеми просто нереально. Естественно, предпринимались какие-то попытки структурировать это пространство, выстроить эстетические иерархии, в том числе и с помощью конкурсов, но практически все они провалились.

        Во-вторых, первое интернетовское литературное поколение, которое поначалу искренне считало Сеть местом своей творческой реализации, в какой-то момент почувствовало, что для полноценного существования текста нужна бумага. Сегодня редакции журналов получают письма с предложениями текстов, но сами тексты к письму не прилагаются, вместо них сетевой адрес. То есть сами авторы не воспринимают жизнь текста в интернете как полноценную публикацию.

        И в третьих, существовала иллюзия, что новые технические условия помогут выработать новую поэтику, опирающуюся на гипертекстовые возможности Сети. Этого не произошло, и все ссылки на Кортасара или Павича здесь лукавы. Ни у Кортасара, ни у Павича нет хаотичности, писатели только создают иллюзию причудливости, спонтанности в монтировании текста из "случайных" фрагментов, на самом деле они жестко руководят движением читательского взгляда по тексту.

        РЖ: А какова динамика литературного пространства в Сети? Что будет с интернет-литературой через год-два?

        С.К.: Я думаю, что те тенденции, о которых мы говорили, будут усиливаться. Уже сегодня трудно говорить о сетевой литературе всерьез, то есть как о некоем эстетическом явлении, а через пару лет это станет просто глупо. Да и что такое сетевая литература сейчас? Сегодня вы можете и Льва Толстого, и Битова, и Бродского читать в интернете, но они от этого не становятся сетевыми авторами.

        Конечно, группа единомышленников может создать свой литературный сайт, наподобие "Квартиры Х" Александра Касымова, и там общаться. Но это все равно будет вариант "Живого журнала", к чему, по сути, и свелась вся сетевая литература.

        РЖ: А каковы, с вашей точки зрения, отношения между ЖЖ и "серьезной" литературой?

       С.К.: ЖЖ — это полузакрытый клуб, это такая полупубличная-полуприватная жизнь, которую сложно признать полноценной формой культурного бытия. Это окололитературная тусовка, где есть некоторое количество талантливых авторов, выкладывающихся в своих текстах зачастую гораздо больше, чем того требует просто тусовочный разговор. Мне всегда бывает грустно, когда я читаю их дневники, потому что эти тексты недостаточны для существования в виде автономной книжки, но слишком роскошны для однодневного трепа. И, кроме того, здесь, как и везде в Сети, существует проблема обратной связи: читаешь симпатичный текст, а потом просматриваешь реплики по его поводу, тупые, смешные, глупые, нелепые, и становится жаль того человека, который так старался, — чего ради?

        ЖЖ хорош прежде всего возможностями, так сказать, дистанционного общения. Вообще Сеть дает возможность людям, живущим в разных странах, работать над общими проектами. Так, например, делается журнал "Крещатик". Один из лучших сайтов русской Сети, "Лавка языков", делался Максимом Немцовым во Владивостоке, а авторы этого сайта жили по всей России, многие из них присылали свои переводы из-за границы. Я пользовался этим сайтом года полтора и только потом обнаружил, где он расположен географически.

        РЖ: То есть интернет может использоваться только как вспомогательное средство? Собственно литературных функций он сегодня не выполняет?