И.В.: Наверное, придется принять этот упрек на наш счет. Мы просто упустили этот момент, не получив информации, что имеем право номинировать наших кандидатов. Конечно, стоит внимательнее относиться к премиальным сюжетам, тем более что, на мой взгляд, "континентская" проза по своему уровню вполне конкурентоспособна. Другой наш автор, Сергей Бабаян, получил два года назад премию имени Ивана Петровича Белкина за лучшую повесть года. Да и роман того же Малецкого "Любью" побывал в свое время в букеровском шорт-листе. То, что случилось в этом году, - это просто недосмотр.

РЖ: Издание толстого журнала сегодня - это компромисс между предпочтениями редакции и ее представлениями о вкусах аудитории, потенциального читателя?

И.В.: Нет, нам не приходится идти на компромисс. Редакция "Континента" делает тот журнал, который она хочет делать. Коммерчески мы не ориентированы на читателя и потому не подлаживаемся под него. Мы просто создаем определенный культурный продукт, в который заложена наша позиция. Те, кому это интересно, кто близок нам по взглядам, по подходу, нас читают. Мы до сих пор рассылаем наш журнал бесплатно по многим библиотекам. Насколько я знаю, там "Континент" пользуется очень большим спросом. Так что читатель у нас есть, и мы стараемся быть прежде всего верными самим себе. Наверное, именно такая позиция и позволяет сохранить читателя.

РЖ: До дефолта, насколько я помню, журнал финансировался "Инкомбанком". А кто сегодня помогает вам делать независимый журнал?

И.В.: Об этом я, с вашего позволения, сейчас, по некоторым причинам, говорить не буду. Что касается несуществующего ныне "Инкомбанка", я хотел бы сказать, что период нашего сотрудничества был своего рода образцом идеальных отношений между новым русским капиталом и журналом. На нас никогда не оказывалось ни малейшего давления. Они понимали, что наша профессия - делать журнал, и помогали нам финансово. Вот и все. К сожалению, найти еще одного такого партнера нам за последние пять лет так и не удалось.

РЖ: В монографии Нелли Биуль-Зедгинидзе "Литературная критика журнала "Новый мир" А.Т.Твардовского (1958-1970 гг.)", где вам посвящен отдельный раздел, автор говорит о середине 1960-х гг. как о периоде вашего перехода от реальной критики к критике религиозно-философской. Насколько традиция русской религиозно-философской критики востребована сегодня?

И.В.: Мне кажется, что эта традиция, к сожалению, сейчас востребована минимально. Есть люди, работающие в ее русле, но они принадлежат в основном к старшему поколению критиков. В новой же генерации я не вижу авторов, которые по масштабу, по серьезности подхода, да просто по уровню были бы сопоставимы, например, с Ренатой Гальцевой или Ириной Роднянской. И это тем более прискорбно, что, по моему убеждению, именно этот род критики сегодня особенно актуален.

Вообще, каждому литературному периоду соответствует тот или иной тип критики. Скажем, реальная критика была абсолютно органична во времена "оттепели". Эпоха полугласности не дает публицисту возможности говорить прямо, и литература волей-неволей принимает на себя функцию информатора о том, что происходит в стране. Сейчас ощущение живой современности дают авторы детективов, а тогда этим занималась серьезные писатели. Поэтому стремление через голову литературы говорить о жизни было вполне объяснимо. Литературный материал служил поводом для серьезных размышлений на общественные темы.

Вообще, с моей точки зрения, настоящая критика возникает тогда, когда критик способен быть публицистом на литературном материале. Это не значит, что он должен заниматься политической пропагандой, нет, речь может идти и о философской, и даже о чисто эстетической, культурологической публицистике. Но если критик не обладает цельным мировоззрением, если у него нет индивидуального взгляда на важнейшие проблемы бытия, он не может быть и критиком, превращаясь в простого эксперта-оценщика. Сейчас как раз и настало время такой экспертной критики. Потому-то журнальная критика сегодня далеко не так интересна, как в 60-е годы. Да, та критика была односторонняя, но она была концептуальна. Поэтому имена Владимира Лакшина, Юрия Буртина, Игоря Дедкова и останутся в истории.

РЖ: А почему вы считаете, что традиция религиозно-философской критики сегодня особенно актуальна?

И.В.: Дело в том, что литература с приходом гласности получила возможность отойти от обслуживания общества, отказаться от тех функций, которые приняла на себя публицистика, сосредоточиться на самой себе. Но отход от прямого публицистического высказывания не понижает, а повышает требования к художественной литературе. Экспертная критика соглашается с этим, но полагает, что речь идет только об особенностях стиля или мастерстве сюжетостроения. Да, конечно, этот момент важен, но он не может быть определяющим, что хорошо видно на примере современной поэзии. Ведь сейчас почти все умеют писать грамотные стихи. Уровень версификации, уровень литературной образованности большинства поэтов очень высок, практически за любой подборкой стоит незаурядный интеллектуальный багаж, большой культурный опыт. А самобытности - нет, свежего взгляда на жизнь - нет. Недаром так моден сейчас в поэзии демонстративно вторичный иронизм, отталкивающийся от каких-то готовых представлений, от штампов, от чужих эстетических систем. А явлений масштаба Пастернака или Мандельштама пока не видно.

На самом деле, если с литературы снимается необходимость политического просвещения, то возрастают претензии к ее бытийному уровню. Последние годы мы были заняты по преимуществу вопросами общественно-политического самоопределения России. Но происходящее в России является только частью общемирового процесса, который, если воспользоваться выражением из одного из посланий Богородицы Междугорской, заключается в том, что человечество все активнее строит цивилизацию без Бога. Необходим новый взгляд, чтобы осмыслить этот процесс, чтобы понять роль культуры в изменившемся мире. Увы, в русской литературе сегодня не видно сколько-нибудь серьезных, значительных примеров выхода на этот уровень духовной проблематики. И вот тут-то необходима критика, опирающаяся на традицию философии, религиозной философии - в том числе.

РЖ: Но может быть, это не вина критики, а ее беда? Если критика - явление зависимое, то не связано ли засилье экспертной критики с отсутствием писателей, готовых браться за большие темы?

И.В.: Да, критику часто рассматривают как явление вторичное, зависимое: "Тень, знай свое место". На самом деле, отношения литературы и критики - это процесс двусторонний. Критика зависит от литературы как от своего материала, но в то же время и влияет на нее. А если критика ограничивается жанровым или стилистическим анализом, то она не реализует своего потенциала как совершенно самостоятельная форма общественного самосознания. Повторю: критика - это публицистика в широком смысле слова, это обсуждение актуальных проблем современности, связанных с литературой, с искусством. И если так посмотреть, то литература оказывается уже не столько господином, сколько, может быть, слугой. Хотя все подобные формулы неточны. На самом деле, литература и критика взаимосвязанные, но не находящиеся в отношениях иерархической зависимости явления.

РЖ: А почему вы сами в последние годы меньше выступаете как критик?

И.В.: Как регулярно действующий критик я последний раз выступал в начале перестройки в "Московских новостях", где вел литературную колонку. Писал я там в основном о возвращенной литературе: о Домбровском, о Пильняке, о Лидии Чуковской. Должен сказать, что я благодарен судьбе за эти годы, потому что в молодости я формировался как журнальный критик, писал большие концептуальные статьи, и сотрудничество в "МН" было первым в моей жизни опытом регулярной работы в газетном формате. Мне многое пришлось тогда учиться делать заново.