М.Э.: Многие критики, и вы в том числе, пишут о впитывании "большой" литературой элементов массовых жанров как об одной из основных тенденций современного литпроцесса. Движение в сторону Грэма Грина - это важнейшая черта нашего литературного сегодня? Какие примеры подобного жанрового синкретизма кажутся вам наиболее интересными?

        Р.А.: Российские издатели сегодня, в массе своей, консервативны, и при таком подходе с жанровым синкретизмом не набалуешь. Логика простая. У вас, милостивый государь, в романе есть сюжет и - о ужас! - кто-то кого-то убил? Ауфвидерзеен! Ступайте, господин хороший, в свою "Черную кошку" издательства "ЭКСМО"!.. Тэ-э-эк. У тебя че, пацан, в романе - всего один трупешник и ни одной сцены групповухи? Вали, высоколобый, в свое "Новое литературное обозрение"...

        Середины не дано. Будь внятный и остроумный Стивен Фрай не британцем, а нашим соотечественником, его "Теннисные мячики небес" едва ли обрели бы российского издателя. Напротив, наши амбициозные беллетристы искренне полагают, что если они отбросят (либо сведут к минимуму) внятную сюжетную составляющую, то автоматически войдут в когорту Больших Белых Братьев.

        Наиболее комичный пример дрейфа подобного рода - Николай Псурцев, прежде автор милицейского "Супермена", ныне прибившийся к "Лимбус-прессу" по разряду автора элитарной прозы. (Впрочем, для нынешнего главного редактора "Лимбуса" Виктора Топорова литературный вкус - инстанция полувиртуальная.)

        Движение современной прозы в сторону Грэма Грина - это сегодня еще не тенденция, а всего лишь благое пожелание автора этих строк, почти никем не реализованное. Пока близких аналогов Грину в нашей литературе не просматривается. Больно и обидно. Достать чернил - и немедленно выпить.

        P.S.

        Беседа с Романом Арбитманом заставляет еще раз задуматься над двумя ключевыми для сегодняшней литературной ситуации проблемами: разграничением беллетристики и "серьезной" литературы и соотношением литературы и идеологии. Собственно, и то и другое - проблемы не столько литературы, сколько критики. Но обо всем по порядку.

        Отделить настоящую литературу от откровенного чтива квалифицированному читателю в каждом конкретном случае большого труда не составляет. Беда в том, что теоретическую базу подвести под это благое занятие крайне сложно, не говоря уже о существовании достаточно значительного числа пограничных случаев. Подобное положение дел, помноженное на некоторые модные литературные веяния, странным образом приводит к тому, что продвинутая публика начинает выражать сомнение в самой необходимости такого разграничения. Заканчивается это, как правило, разговорами, что литературные премии надо давать тем романам, у которых тираж больше.

        Как естественная реакция возникает другая крайность: критики гробят всю беллетристику без разбора, отказывая Акунину и Пелевину даже во вполне очевидных достоинствах. При этом трезвая точка зрения - "не без удовольствия почитываю на сон грядущий, но всерьез обсуждать... увольте" - почему-то оказывается наименее популярной.

        И здесь Арбитман играет на понижение. Нельзя сегодня отказываться от проведения демаркационной линии. Более того, на ее развитие и укрепление следует бросить лучшие литературно-критические силы. Величие Грэма Грина, любовь к которому у нас с Арбитманом одна на двоих, помимо всего прочего, и в том, что он сам разделял свое творчество на "развлекательные истории" и "серьезные романы". И кроме замечательного "Нашего человека в Гаване" написал еще гениальный "Конец одного романа". И как бы плохо ни писал Андрей Битов последние полтора десятилетия - сделанного им раньше с лихвой хватит для того, чтобы признать Виктора Пелевина и Михаила Успенского (про Николая Якушева сказать ничего не могу - впервые услышал это имя несколько дней назад от Арбитмана, теперь, наверное, прочту) величинами не то чтобы мелкими, а просто не существующими на этом поле.

        Второй вопрос, пожалуй, не менее сложен. Сложен по той же, в общем-то, причине - где проходит граница, за которой идеологизированность критика выглядит комично? Да, такой анализ неплохо срабатывает на авторах уровня Александра Проханова или Олега Дивова, то есть там, где никакой художественной ткани, по сути, нет вовсе. Но не работает уже на Акунине. Попытка подойти с такой линейкой к Розанову (он, кстати, уже в третьем интервью подряд упоминается - насколько все-таки актуальная для современной критики фигура) или Селину смотрится совсем уж загадочно. Хотя тут дело, может быть, даже не в масштабе, а во временной дистанции. Оценочный подход, естественный при описании современной ситуации, при переносе на историю литературы вообще производит странное впечатление. Помню, как был поражен когда-то, прочитав у Андрея Немзера фразу о "каннибальской "Конармии"" - не из-за неверности самой характеристики, а просто мне в голову не приходило, что в таких терминах можно описывать в другую эпоху созданный текст.

И не случайно та "знаменская" рецензия Арбитмана на Акунина, о которой идет речь в интервью, наделала в свое время столько шума. Столкнулись не просто поклонники Акунина и его противники - столкнулись два разных подхода к литературе. Не только Вячеслав Курицын заметил, что "заговорщики-интернационалисты могут войти в алфавит массовой культуры, быть буквой алфавита, которую можно подвергать любой каллиграфии-стилизации", но и социально ангажированный и Акунина недолюбливающий Александр Агеев признал, что "Акунин не идеолог, а уж какими там декорациями он пользуется для организации пространства своих филологических игр - дело десятое"...

Арбитман постоянно иронизирует по поводу тех своих коллег, которые "с брезгливой опаской" относятся к массовой словесности. Это он зря. Современной русской литературой и вообще-то заниматься - дело неблагодарное, а уж если добавить к своему кругу чтения еще и Бушкова с Лукьяненко... Героизм - дело индивидуального выбора, и странно требовать его от всех подряд. Так что, боюсь, Арбитман еще долгое время пребудет на своей амбразуре в одиночестве, читая Кивинова под рифму с Устиновой.

И не выманишь его из освоенной им "экологической ниши". А ведь действительно жаль. У Арбитмана есть свой угол зрения, и, кроме того, он блестящий стилист. Его шутка про "7.62 - модель для разборки" даже до "Что? Где? Когда?" добралась. Андрей Немзер однажды выразил уверенность, что "поступись Роман Арбитман своими "фантастико-детективными" принципами, его роль в критике была бы весьма весомой". Позвольте примкнуть к Немзеру.

Александр АРХАНГЕЛЬСКИЙ

18 июля 2003 г.

        Михаил Эдельштейн: Александр Николаевич, в прошлом году РЖ опубликовал результаты опроса, в ходе которого литераторов просили назвать семь ведущих, по их мнению, критиков. И тогда Сергей Костырко написал: "Жалею, что не могу включить в список Александра Архангельского, одного из лучших критиков 90-х, как ушедшего ныне в журналистику". А вы, проработав пять лет в "Известиях", в настоящее время являясь заместителем главного редактора газеты, выпустив сборник политических статей, - вы сами сегодня ощущаете себя действующим критиком?

        Александр Архангельский: В свое время Владимир Путин пошутил, что нет бывших чекистов, есть действующий резерв. Так вот я в действующем литературном резерве. Литературной критикой я продолжаю заниматься, правда в газетном формате, потому что невозможно совмещать работу в газете и работу на журналы. Примерно раз в две недели я пишу портрет одного из активно действующих русских писателей и рецензию на какую-то новую книгу. К моему большому сожалению, чаще не получается просто физически. Была бы возможность - писал бы чаще.