«Символ верности – лебеди», – эти слова Веры напомнили Марку старую, порядком подзабытую уже  песню:

– Послушай, было как-то в юности со мной:

Подрался в небе лебеденок молодой.

Силен был ястреб, ну а ты, глупыш, тогда

За пазухою укрылся у меня.

Мой лебеденок, ты меня прости,

За то, что я тебя не отпустил…

– пробормотал Марк и оборвал сам себя на самых страшных строчках, удивляясь жутковатому совпадению сюжета песни с судьбой их Клифа. «Но то запретная черта, туда нельзя»…

– Что? – переспросила Вера, тут же забыв о недавнем споре.

– Я вдруг вспомнил, как мы познакомились с Костей. – Марк смотрел куда-то в пространство, пряча под густыми ресницами печальное тепло. – Мы тогда еще совсем мелкими пацанами были, но зато мы были вместе и ничего не боялись. Поэтому когда увидели, что местная шпана пытается поколотить какого-то хлипкого малолетку, мы просто не могли не вмешаться: это ведь нечестно – пятеро на одного!

– Малолеткой был Костя, – без труда догадалась Вера.

– Да. Он был такой маленький, несчастный, напуганный, при этом не пытался убежать, а все старался донести до хулиганов какую-то светлую мысль о том, что все во всем мире должно быть справедливо. Ну, наши кулаки оказались для шпаны доходчивее слов… Я до сих пор помню, как Костя размазывает по лицу кровь со слезами и ликующе повторяет нам: я же, мол, говорил, что все в мире справедливо устроено, поэтому вы и появились и пришли мне на помощь… Он потом долго втихомолку преследовал нас и все наблюдал издалека, короче, был нами совершенно очарован. А мы были очарованы им – таким трогательным и забавным, будто не от мира сего. Поэтому, хотя он и был хлюпиком и иногда даже плаксой, мы приняли его в свою команду. Макс принял, он же атаман. Укрыл его… у себя за пазухой, как того лебеденка… А он, и правда, оказался самым верным.

Губы Марка дрогнули, он замолчал и, помолчав, неожиданно добавил:

– Тогда было жаркое лето.

– А теперь лето такое холодное, как настоящая осень, – тихо и грустно произнесла девушка, просто чтобы не позволять тоскливой тишине окружить их.

– Теперь – осень, – согласился Марк. Прислушался к шелесту дождя, стучащегося в окно, и тихонько пропел:

– Это снег идет из мохнатой тьмы.

Я не знал, что так далёко до весны…

– Ваши любимые «Любэ»? – догадалась Вера.

– Да. – Парнишка тепло улыбнулся своим воспоминаниям. – Их песни когда-то сдружили нас.

Он как сейчас помнил тот теплый май, когда Макс – тогда еще незнакомый мальчик-новосел – выбежал в ночной двор на звуки его, Марка, гитары и их с Димкой пение. Как привел знакомить со своими друзьями-беспризорниками своего соседа по парте – Олега, романтика с бунтарской душой. Просто потому что он так классно поет «Там, за туманами». Мальчишки и сами не заметили, как наступил тот самый момент, когда они начали собираться вместе не из-за песен «Любэ», а потому что больше не могли друг без друга.

4

Вчера был сложный день, и Арго никак не хотел просыпаться, предчувствуя, что следующий будет таким же. Еще очень-очень много напряженных дней впереди. В последнее время по-иному и не бывало, но сейчас атмосфера накалялась с каждым часом.

Промаявшись всю ночь переживаниями из-за Клифа, Макс с самого утра задумчиво поглядывал на беспокойно спящих друзей и впервые за много лет вновь ощущал себя их вожаком. К нему вернулось сильно припозднившееся понимание ответственности за их судьбы, как бы странно это не звучало. Его подопечные мальчишки давно повзрослели, научились жить без помощи друг друга, но спастись ни поодиночке, ни вместе так и не могли. Только Макс, приближенный к их общему повелителю, мог сейчас попытаться добиться для них и для себя свободы. Каким угодно способом: выпросить, отвоевать, заслужить – но сделать это было необходимо. Клиф вдохновил его на этот шаг, а он, Арго, должен вдохновить остальных на новую жизнь.

 В этом мире нельзя больше оставаться. Макс не мог простить ему той беды, которая обрушилась на Костю. Нужно выбираться, иначе «атаман» потеряет всех своих близких людей. И в душе Макса зрела мрачная решимость изменить сегодня свою и их судьбы раз и навсегда.

На протяжении всего трудного времени в добровольном рабстве у Скрипача, когда Арго забыл о своих любимых и самого себя забыл, его «стая» оставалась рядом. Пребывая в своем угрюмом душевном заточении, увязая в безразличии и озлоблении на весь мир, они все же не бросали «атамана». Возможно, по привычке, или же истончающиеся ниточки привязанности держали их вместе. Сердцем, мыслями они могли быть далеко, но физически – неизменно поблизости.

Пришло время отблагодарить их за эту преданность.

Еще не был допит утренний чай у заалевшего густо-кровавым рассветом окошка, как спящий дом вздрогнул от грянувшей мелодии из телефона Макса.

– Нам нужно поговорить. Поговорить серьезно, Арго. – Никогда еще Скрипач не говорил со своим подопечным так сурово.

Но голос Макса звучал по-прежнему бесстрастно:

– Хорошо. Мне есть, что сказать.

Потом в сырости очередного захолустного квартала он снова срывался на нервный хриплый крик, требуя, чтобы Скрипач устроил ему встречу с Барсом. Взъерошенные волосы сейчас напоминали вздыбленную на загривке шерсть разъяренного зверя, горящие глаза и резкие движения вновь подтверждали – волк.

Скрипач лишь забавлялся беспомощностью этого гнева, растрачиваемого впустую, и с беспечной улыбкой прожигал его взглядом прищуренных жестоких глаз. Три его телохранителя, прибывшие с боссом на эту встречу, чутко ловили каждое движение Арго, хотя до этого тщательно обыскали его, не найдя ничего, даже отдаленно напоминающего оружие. Если бы нашли, разговор был бы чрезвычайно коротким – в два выстрела, карающих за непослушание. Зорин знал это, поэтому пришел безоружным, намереваясь разить противника исключительно словами.

– Скрипач, ты, что, не понимаешь? Я не буду с ним работать! Я его на куски порву! Он в своих стреляет! Он Костю чуть не убил! Он сумасшедший маньяк, слышишь?! Ему лишь бы кровь пустить, не важно, чью! Ты предлагаешь мне продолжить работать с ним, сделав вид, будто ничего не было?

– А что предлагаешь мне ты? Отдать Барса тебе на растерзание? – спокойно отвечал Скрипач, не поведя и бровью. – Я не могу так беспечно разбрасываться своими людьми.

– То есть тебя не смущает, что он пошел против своего же? Ты, значит, встаешь на его сторону?

– Доверять Барсу у меня больше оснований, чем тебе, Макс. – нахмурившись, парировал Скрипач. – И он не маньяк, он действовал согласно своему убеждению. Он считает, что ментов по нашему следу ведешь ты, Арго. Лучше признайся сейчас, чтобы не тратить наше с тобой время – сразу решим, как нам быть дальше.

– Барс терпеть меня не может, вот и наговаривает глупости. – Макс твердо смотрел собеседнику в глаза полыхающим возмущением взглядом, хотя внутри все замирало от волнения. – Дай мне с ним увидеться – мы расставим все точки над «и».

Скрипач пропустил мимо ушей повторенную в который раз просьбу:

– Ты сначала со мной все точки расставь. Уже дважды менты приезжают вслед за тобой или твоими людьми. Какое странное совпадение. Ты сможешь его объяснить?

– Нет, к сожалению. Но и Барс, я уверен, не сможет объяснить, зачем мне наводить на наш след ментов!

– Ошибаешься, мальчик: у Барса целых две версии по этому поводу. Либо ты вознамерился прибрать к рукам все, что принадлежит нам с Евгением. Либо решил уйти с подстраховкой, чтобы мы гарантированно больше не появлялись в твоем маленьком уютном мире, построенном на мои деньги.

– Это не так, – твердо произнес Арго, нахохлившись. – Доказать это тебе сейчас я не смогу. Но если ты начинаешь разочаровываться во мне, отпусти. Мы с друзьями долго служили тебе, хорошо ли, плохо ли – но служили честно. Я верну тебе все, чем ты меня одаривал, сделаем вид, что не знали друг друга…