Мне нужно время, чтобы все осознать и простить отца. Если человек чего-то не понимает, время всегда ему объяснит. С толком и расстановкой. Это лучший учитель и лекарь.

— Тебя домой отвезти? — спрашивает Ваня у Адель.

— Нет. Я поеду к маме в больницу. Она на смене.

— Отвезем.

Рассказ Адель немного прояснил ситуацию и, удивительно, но мне стало легче. Я, словно навигатор, переключаюсь на другую цель. Мне нужно поговорить с мамой. Спросить у нее, знала ли она о том, что папа параллельно присутствовал в жизни Софьи и у них есть дочь?

С сестрой прощаемся холодно. Я внимательно слежу за тем, как она бежит к дверям приемного покоя. В ее походке узнаю отца и снова ловлю себя на мысли, что мне обидно. Я-то похожа на него меньше…

— Сигареты заканчиваются, — проверяет Ваня пачку на панели. — Сейчас до киоска сбегаю. Тебе что-нибудь взять?

— Нет, спасибо.

Оставшись одна, ловлю теплый салонный воздух губами и пытаюсь усмирить отголоски боли в груди. На эмоциях хватаю «Мальборо» и зажигалку, дергаю оставленный Соболевым ключ в замке зажигания и открываю окно.

Я бы никогда не посмела начать курить. Папа это порицал, а я была хорошей девочкой.

Вкус сигареты на языке терпкий и горький. Будто послевкусие от Ваниного поцелуя, только раз в сто острее.

Кашляю, но монотонно курю. Одну затяжку за одной. Назло.

Когда Ваня усаживается рядом, не успеваю избавиться от следов своего первого в жизни преступления.

— Я тебе по жопе дам, королева, — ругается он, выкидывая окурок в окно. — Ты сбрендила?

— Не ругайся, — прошу его расслабленно.

— Тебе еще детей наших рожать, чтоб я больше не видел.

— Не буду, — вздыхаю.

С умиротворением разглядываю его. Большой, сильный и вкусный. Только мой. Однолюб мой. Слово еще такое дурацкое, где только взял его?

Он забил на все: на работу, на свои желания, на секс. Он просто рядом. Стеной стоит на страже моих интересов. Это ценно. Еще и потому, что я ощущаю такую заботу впервые.

— Ты хочешь сына или дочку, Вань? — спрашиваю, пока «Рэнж Ровер» на высокой скорости уносит нас в сторону города.

Соболев довольно улыбается.

— Дочку хочу. Алису Ивановну.

Смеюсь. Счастье берет верх над грустью.

— А я сына. Марка Ивановича.

— Посмотрим, кто кого? — по-мальчишески задирается Ваня.

Впервые за неделю думаю, что очень его хочу. Соскучилась.

Я захватываю его руку, тяну к себе и нежно целую. Перебираю пальчиками сбитые костяшки. Чувство благодарности переполняет. Чувство любви уже переполнено и разливается внутри меня сладким, тягучим шоколадом.

На улице темнеет. Я все больше думаю об отце и предстоящем разговоре с мамой.

— У нее есть велосипед… Ты видел? — спрашиваю с надрывом.

Отчаянно хочется с ним поделиться. Болью и раздражением. Только он меня поймет и не осудит.

— Я тебе тоже куплю, малыш. И ездить научу. Не парься.

— Откуда ты знаешь, что я не умею? — замираю.

— Ты сама говорила. В Турции. Забыла?

Подмигивает мне, возвращая руку на руль.

— Забыла, Вань.

Мысли в голове хаотично скачут с обиды на обиду, как пчелы с цветка на цветок. Я не могу заставить себя успокоиться. Даже применяемые техники «трансерфинга реальности» не помогают, поэтому варюсь в негативе.

Жалуюсь дальше.

— Он ей все прощал, Вань. Сигареты, двойки, воровство…

— Думаю, у Александра было чувство вины, — Соболев откашливается. — Из-за этого.

— Он ей все прощал… А мне нет, — усмехаюсь. — Он ее больше любил…

С ног до головы накрывает. Ревность, скорбь, страх, любовь и ненависть — коктейль отвратительный. Хочется плеваться.

— Не любил… — шепчу.

— Не факт, Тая. Зато ты посмотри, какая ты получилась?

— И какая же?

— Идеальная, — тепло отзывается Ваня.

Морщусь. Вроде комплимент, а в контексте разговора с Адель звучит противно.

— Да уж, — без энтузиазма заключаю. — Нелюбимым приходится быть идеальными. А любимых любят просто так.

Глава 41. Тая

Спустя пять дней

— Привет.

Ваня нарушает привычный полумрак в спальне тем, что щелкает по выключателю, а затем нависает над кроватью.

— Дик звонил, — недовольно выговаривает.

— Тебе?

Мое равнодушие явно Соболеву не нравится. Он тяжело вздыхает и усаживается рядом.

— Зачем ты отказалась от конкурса, Тай?

— Не хочу… Больше не хочу, Вань.

— Бред какой-то. Ты же мечтала занять первое место на области, рассказывала мне, как потом поедешь на «Красу России».

— А ты называл все это «выставками для собак»…

— Я виноват? — светлые брови удивленно приподнимаются.

Тут же смягчаюсь. Понимаю, что перегнула. Собственная боль перечеркивает всё. Отношения, мечты и цели. Но Ваня… Он — это единственное, что позволяет мне держаться.

— Нет, конечно. Ты точно не виноват.

— Давай-ка собирайся, — вздыхает он устало и проходит к шкафу. — Вместе поедем на твою репетицию.

— Я не поеду, — поспешно отвечаю.

— А я тебя не спрашиваю, если ты не заметила. Мужик в доме главный. Сказал поедешь — значит поедешь.

Если Соболев что-то себе втемяшил в голову, то противостоять ему невозможно. Упертый десантник с задатками домашнего тирана.

Злюсь, но поднимаюсь, скидываю ночную рубашку и послушно натягиваю выданные мне носки, трусы, легинсы и толстовку.

— Пойдем, — говорит он тихо, щелкая выключателем.

— Соболев, — шиплю недовольно. — Это ты встал с кровати, одежду натянул и уже красивенький, а мне надо как минимум консилер под глаза нанести и волосы расчесать.

Ваня снова включает свет и пристально смотрит на моё лицо. Цокает, склоняя голову.