Она не успевает ответить, к нам подходит Азат.

— Добрый вечер, Игорь, — он одаривает жадным взглядом Эльвиру и добавляет: — Ми́нем ихтира́мы́м, гу́зель зат! (Мое почтение, очаровательное создание — прим. автора).

Эльвира смущенно улыбается и отвечает ему по-татарски. Азат слегка наклоняет голову и произносит что-то еще на татарском более низким, почтительным голосом.

— Игорь, — вполголоса говорит мне на ухо Эльвира, — этот джентльмен просит меня пройтись по залу и посмотреть афиши.

Она растеряна, но виду не подает. Киваю. Азат хочет говорить без свидетелей, пусть так и будет.

Когда Эльвира уходит, Азат переключает все внимание на меня.

— Вы нашли подходящего исполнителя? — спрашивает уже деловым тоном. — С нашей стороны все готово.

— Конечно, Азат. Надежная компания, директор умеет хранить секреты, — улыбаюсь уголками губ. — Как только объявите тендер, они придут, вам останется только сделать все по красоте.

Азат маслянисто улыбается. Рад грядущему распилу бюджета республики. А я доволен, что подогнал жирный заказ знакомому.

Мы еще какое-то время обсуждаем предстоящий тендер и обязательства, которые должен выполнить исполнитель. Понятия не имею, зачем, видимо, Азату хочется поделиться и похвастать проектом, который он придумал для своей родины — усоверешствованные школы для каждого района Казани. И если проект приживется, то будет распространен по всей территории республики. Если бы еще деньги не крал, было бы совсем хорошо.

Мы расходимся с Азатом аккурат к моменту, когда звенит третий звонок, приглашающий гостей к просмотру картины. Меня отвращает все советское, смотреть мы здесь ничего не будем.

Нахожу Эльвиру у окна, которое выходит на площадь. Любуюсь некоторое время на стройную фигуру, она не обращает на меня внимания. Видимо, задумалась о чем-то, вообще никого не замечает, рассматривает улицу. Интересно, раздумывает о том, чтобы сбежать?

В принципе, сейчас ее ничего рядом со мной не держит. Деньги есть. Отец в безопасности. Муженек уже не сможет до нее дотянуться. Неплохая проверка выйдет. Посмотрю, сколько времени она сможет придерживаться рабочих отношений.

Черт. Зачем мне это? Устраивая кому-либо проверку, ты автоматом принимаешь риск получить неудовлетворяющий ответ. С Жизель же так и вышло. Но я принял ее нежелание вникать в мои дела как особенность, хотя ее женского участия мне не хватало. Эльвира готова подавать мне патроны, а я делаю ней то же самое. Испытываю на прочность ее чувства вместо того, чтобы признать свои. А что я к ней испытываю? Это слово само просится на язык, но, кажется, пока слишком патетично такое даже думать. Любовь следует проверить временем или потрясениями. Пока эти отношения не прожили и месяца, и никаких потрясений не случалось.

В кармане брюк начинает вибрировать телефон — Алла, сиделка отца. Снимаю трубку и слышу ее полный слез голос. Вот же срань!

46

Игорь возникает рядом со мной внезапно. Сосредоточенный, если не сказать, сердитый. С коротким «Идем!» берет меня за локоть и влечет к выходу из кинотеатра. Ничего не понимаю. Что на этот раз не так? Как же хочется спросить, в чем я провинилась. Почему нужно обращаться со мной так жестко?!

Игорь распахивает дверь чуть ли не с ноги и тащит меня за собой вниз по накрытым ковровой дорожкой ступеням. Злой, как черт. Что ж там у него случилось с этим татарином, что он так взбесился? Мне до одури обидно. Я никак не косячила этим вечером! В переносице начинает колоть.

Оказавшись на тротуаре, не выдерживаю, вырываю локоть. На мгновение Игорь замирает с удивлением на лице, а я быстро перехватываю его под руку. Пламя в его глазах чуть утихает, но торопливость как на пожар никуда не делась.

— Прости за грубовть, надо поторопиться, — сосредоточенно произносит он и прижимает локоть к телу, фиксируя мое запястье.

Ведет в сторону ресторана, где мы были. Навстречу выезжает знакомый Таурег и резко тормозит рядом с нами.

Игорь открывает мне дверь и помогает забраться, но все его движения не привычно размеренные, а резкие, будто у него каждое мгновение на счету.

Стоит ему забраться в машину, она трогается. Леша ведет быстро, нарушая правила и подрезая других водителей. Я уже не уверена, что виной настроению Игоря моя оплошность. И зверею. Почему не сказать, что случилось? Сколько можно придерживаться этого идиотского правила молчания?!

Едва я собираюсь открыть рот, Игорь опережает меня:

— Отец при смерти. Алла вызвала скорую, его отвезли в клинику, — отрывисто выговаривает Игорь, сжимая кулаки. — Леша отвезет тебя домой, как только добросит меня до больницы.

В душе сходит лавина гнева. Нет, ты просто не можешь так со мной поступить! Почему отсылаешь, когда, кроме меня, тебя и поддержать-то некому?!

— Я не поеду домой, Игорь, — отвечаю самым твердым своим голосом, только потому что не хочу сорваться на рык. — Останусь с вами.

Он вскидывает на меня удивленный взгляд, но быстро справляется с эмоцией.

— Дурацкая идея, тебе это не нужно, — чеканит тем же жестким тоном.

— Это нужно вам, — скрежещу на пониженных тонах. Спорить только не хватало. — И не обсуждается.

Взгляд Игоря становится совсем черным и тяжелым. Давит на голову, точно пушечное ядро. Черт, я знаю, что снова зашла на чужую территорию, где меня в два счета размажут по стенке. Игорю ни черта не стоит сказать что-то, что меня морально уничтожит, и отправить в поместье. Но кто не рискует, тот не пьет шампанского, как известно.

Напряженно жду ответки, но Игорь усмехается. Что-то бормочет себе под нос и окидывает взглядом салон.

— Будь по-твоему, отважная Эльвира, — наконец договаривает, глядя в окно. — Только потом пеняй на себя.

Ну и попеняю! Зато окажусь рядом, когда тебе, гордый засранец, потребуется кого-то обнять!

А вдруг не понадобится? Что если все наоборот — я окажусь фактором, не позволяющим расслабиться и дать волю эмоциям?

Отец говорил, что мужчины не любят чувствовать себя слабыми. Может, я действительно зря напросилась? Остается только вести себя максимально дипломатично и не отсвечивать.

Через некоторое время мы уже оказываемся в Озерках и подъезжаем к огромной больнице, облицованной серыми плитами. Три ее крыла лучами разлетаются в стороны, как у вертушки. Леша останавливает машину у приемного покоя и помогает мне выйти из машины. Игорь выходит первым и сразу направляется в больницу. Подходит к стойке регистрации и требовательно спрашивает про Хищина Михаила Павловича, которого недавно привезли по скорой. Предъявляет паспорт, подтверждая родство.

Медсестра называет номер палаты интенсивной терапии, но говорит что-то про окончание приемных часов, к тому же в эту палату нельзя заходить и все дела. На что Игорь возвращается к стойке и молча кладет на нее пятитысячную купюру. Медсестра тут же замолкает и сгребает деньги.

Я на своих каблучищах еле поспеваю за Игорем, а он меня будто нарочно не дожидается. Вызывает лифт, в который поместится каталка и бригада врачей, и, когда тот распахивает двери, заходит внутрь и жмет кнопку нужного этажа. Едва успеваю впрыгнуть в кабину. Зло берет на бесцеремонность Игоря, но, кажется, я могу его понять. Он нервничает. Пожалуй, я впервые вижу его настолько взвинченным. Даже когда Марк явился в ресторан его оскорблять, Игорь вел себя спокойно. А тут…

Похоже, он любит отца. Это иррационально, но я ведь тоже не отвернулась от своего, несмотря на всю отвратительную правду, которую недавно узнала. Вот и Игорь все равно дорожит своим стариком, несмотря на всю жестокость, которую тот творил.

Уже идя по коридору и видя собравшихся у входа в палату людей в белых халатах, я ощущаю беспокойство. А когда мы подходим, в дверной проем я вижу, как один из одинаково безликих медиков накрывает сухое тело Михаила Павловича простыней с головой.

Игорь замирает. Кажется, даже не дышит. Его эмоции ощущаются кожей, и я невольно цепенею. Страшно, что он сделает. Страшно, как отреагирует.