— Вот, — подошли к надгробию. Могилка ухожена и цветы свежие: мама, видимо, недавно приходила. — Леша умер десять лет назад. Ему было тринадцать. Это очень долго с учетом прогнозов.
— Почему он здесь? Почему не…
— Не на Ваганьковском? — предвосхитил вопрос. — Отец против. Там же Мантуровы похоронены. Заслуженные люди, с чинами и регалиями, а тут даун! Нельзя так. Я хотел перезахоронить в более подобающем месте, но потом подумал, что не нужно беспокоить. Мама тоже привыкла к этому месту. Десять лет ходим.
— А твой отец?
— Геля, мы даже с мамой здесь не пересекаемся. Не вспоминаем, не обсуждаем, не утешаем. Это табу. Мы все делаем вид, что этого не было.
— Поехали домой, — неожиданно предложила Геля. — Давай прогуляем работу. Просто побудем вместе.
Я обнял ее, и мы вдвоем, по-настоящему рядом, поехали к нам домой. Я наконец увидел свет в конце тоннеля. Думал, кончились наши испытания. Нет, еще нет…
Глава 34
Ангелина
У меня было какое-то необычно волшебное настроение. Такая легкость в душе. Вроде бы узнала очень болючую правду о Тимуре, но стало легче. Я люблю его и, конечно, хочу оправдать жестокость трехлетней давности. Узнав его историю, мое сердце сжималось от сострадания и боли. Его боли. Я всю ее через себя пропустила.
Если бы знала, если бы поделился своими страхами еще тогда, то все могло быть иначе. Нет, я бы не согласилась на аборт, но поняла бы, почему муж так категоричен. Мы бы боролись. Я бы согласилась на еще один амниоцентез. В другой клинике, а может быть и стране. Откровенность, искренность, честность — вот, чего нам не хватало. Любовь, страсть, нежность — были, а вот довериться мне Тимур не смог. Сильный, волевой, уверенный в себе и стыдящийся того, в чем он сам совсем не виноват. Решение принимали взрослые. Он такой же заложник ситуации, как и особенный Леша. Родителей я не бралась судить. Я в их сапогах и часа не прошла, но я знаю, что моя свекровь — хороший человек и свои грехи, если они за ней водились, искренне пыталась искупить. А вот свекр занял позицию: либо по его, либо никак. Ну, меня вполне устраивало, если с нами он контактировать не будет. Для меня главное, чтобы мы с Тимуром смогли обрести истинное доверие: и я, и он. Это сложно, но у нас есть для этого ресурс — наша любовь.
Я была на работе, когда мне неожиданно позвонил воспитатель из детского сада.
— Ангелина Витальевна, у нас ЧП, — сказала она. — Егор ручку порезал.
— Сильно? — сразу встала и пошла к Максиму. Необходимо предупредить, что нужно отъехать.
— Вроде бы нет, но мы уже битый час кровь остановить не можем.
— Еду, — бросила отрывисто. У Богомолова клиенты, поэтому сообщила администратору и ушла. Господи, что они там такого делали, что руки режут?! Понимала, что случайность. Наверняка ведь царапина, но в душе тревожно. Что-то в последнее время Егор часто болел. Вроде мелочи: простуда, грипп, фарингит, но слишком часто. Иммунитет слабоват. Педиатр заверял, что это адаптация, все дети проходят через это. Прав, наверное. Врач все-таки. Но им я теперь верила не настолько безоговорочно, но подруги с детьми подтвердили слова педиатра.
Тимуру не стала звонить. Дома расскажу. Заберу Егора и поедем сразу, не буду оставлять до конца дня, да и на работу больше не вернусь. Посижу вечером за проектом.
— Здравствуйте, — кивнула на охране, — мне воспитатель Мельникова звонила.
Я ждала, что мне выведут Егора, но Юлия Георгиевна сама вышла и попросила пройти с ней. Я заволновалась еще больше.
— Привет, малыш, — улыбнулась, войдя в медицинский кабинет. Егор сидел на кушетке в легких штанишках и футболке. Медсестра зажимала ручку с ваткой. Меня напрягло, что окровавленных повязок было слишком много. Для такого маленького мальчика это слишком…
— Как это произошло? — присела рядом и обняла сына. — Маленький мой, — поцеловала.
— Елочную игрушку нашли. Видимо, когда убирали елку, она под кровать закатилась. Никто не заметил. Малыши играли, ну и уронили. Она стеклянная. Егор взял стекло и порезал ладошку.
Я осмотрела ручку. Странно. Кровь до сих пор явно сочилась.
— Сколько времени прошло?
— Примерно час.
Час… Почему кровь не сворачивается? Так не должно быть.
— Больно? — спросила тихо. Видно, что плакал, но сейчас был слишком уставшим, чтобы устраивать истерики. Я обняла сына и посадила на колени. Футболка задралась. Я увидела большой синяк на боку. Очень большой.
— Что это? — показала Юлии Георгиевне. — Он падал?
— Не-е-ет, — она даже заикаться начала. — Сегодня утром точно ничего не было. Нянечка не успевала, и я помогала деткам ко сну переодеться, я бы заметила.
— Помогите мне с вещами, — сглотнула тугой ком. Каждое слово горло царапало тревожным предчувствием. — Я заберу Егора. К врачу поедем.
Уже в машине позвонила мужу и свекрови. Ольга Сергеевна вечером хотела заехать, я сказала, что пока не знаю, во сколько будем. Она просила держать в курсе.
— Привет, душа моя, — ответил Тимур.
— Тим, у нас тут раненый боец. Егор руку в саду порезал. Едем к педиатру. В медицинский центр, который наш. В Сколково.
— Так, ну я сейчас Андрея вызову и буду минут через 30-40. Сильно порезал?
— Тим, у него кровь не останавливается, — сама для себя неожиданно всхлипнула. — И такой большой синяк на боку…
— В смысле синяк?! Его что, били в садике?!
— Нет, конечно. В общем, приезжай.
В поликлинике центра нас отвели в детскую неотложку. Молодая девушка-врач начала осмотр. Все стандартно: горло, температура, грудная клетка.
— Температура есть, горло слегка красное и рыхлое…
— Доктор, у него кровь почему-то не останавливается, и бочок посмотрите.
Она задрала майку сзади и нахмурилась.
— Он падал или…
— Нет и нет, — сразу же пресекла. Мы сына не бьем!
— Болеет часто? — мне не понравился тон врача. И взгляд тоже.
— Последние полгода — да. Что с ним, доктор?
— Сказать сложно с ходу, но… — и на меня так посмотрела. — Не хочу вас пугать, но это, — обвела большую гематому, — похоже на подкожное кровоизлияние. Такое бывает при тяжелых анемиях и болезнях крови: лейкоз, лейкемия…
— Что, простите? — выдохнула со свистом. — Что вы сказали? Егор здоровый мальчик… Здоровый, понимаете?
— Успокойтесь, — крепко сжала мою руку, приводя в чувства, — я ничего не утверждаю. Но сейчас отправляю вас на госпитализацию, — и медсестре: — Вызывай скорую, — и снова на меня переключилась: — Я выпишу направление.
Я была ошеломлена и раздавлена. Я не верю! Я отказываюсь верить! Хотелось обнять сына, увезти домой, поужинать вместе, поиграть со Шреком… Обычный день. Как у всех. Но мы сидели в холле и ждали скорую.
— Геля! — Тимура дождались раньше. — Привет, Егоркин, — взял его на руки. — Ну что? — на меня пытливо посмотрел.
— Мы ждем скорую, — ответила ровно. — Нужно сделать анализы. Егора, вероятно, на это время положат в больницу.
— Почему? — нахмурился муж.
— Я не знаю! — воскликнула нервно. Почему-то я боялась произнести вслух прогнозы врача. Тогда они могут стать правдой. — Скорая, — кивнула ему за спину.
Мы с Егором поехали вместе с медиками. Тимур за нами. Я не могла принять, что мой мальчик, еще вчера совсем здоровый, лежал на носилках и испуганно цеплялся за меня. Даже не плакал, настолько страшно. Фельдшер обрабатывал ручку, из которой до сих пор сочилась кровь. Нас везли в центр детской гематологии, онкологии и иммунологии. Каждое слово убойным молотком прибивало душу гвоздями к земле.
Нас положили в отдельную платную палату. Тимур поехал за вещами первой необходимости. Началось самое страшное — ожидание.
Меня пугало и колбасило ровно так, как и во время беременности: врачи озабоченно молчали, кивали задумчиво и коротко бросали — ждите. Ждите. Ждите. Ждите!
Через три дня лечащий врач пригласил нас с мужем к себе в кабинет. Я вся дрожала. Руками обнимала себя и билась буквально в лихорадке.
