– Нет, стой, у меня критические дни, – ахнула Мэл, отстраняясь от него, упираясь в каменную грудь ладошками.
Но Питер лишь сильнее прижал ее к себе, забрасывая ее руки к себе на плечи и поцеловав в кончик носа, прошептал: – Ничего, я не брезгливый. Если ты позволишь, я буду нежным и осторожным.
И она утонула в шоколаде его глаз, где плескалась любовь, желание, страсть: – Зачем ты исказил слова клятвы?
– Потому что я хочу их сказать только тебе, – привлекая ее к себе и тут же отпуская ее и опускаясь на колени, склоняя голову к полу и обхватывая ее ступни своими ладонями. – Я люблю тебя Мэлисента Стаакс и хочу посвятить тебе всю свою жизнь, примешь ли ты меня как мужа или оставишь другом? – и поднял голову, присаживаясь на пятки, правда не отпуская ее ступни, и в его глазах была такая мольба, что Мэл кивнула и наклонившись поцеловала его в губы, обхватывая его лицо ладонями.
– Приму как мужа.
А Питер уже вставал, хотя смотреть снизу на женщину своей мечты, была та еще боль и наслаждение. Тонкие запястья, талия, которую можно перехватить пальцами, полушария груди с розовыми сосками, и нежнейшие лепестки ее половых губ, проглядывающие сквозь тончайшее кружево, которые хочется раскрыть и языком слизывать влагу, дарующую величайшее наслаждение.
ГЛАВА 31 Я больше не буду врать, хотя ложь во спасение…
– Я никогда больше не обману, – шептал Питер ей в ухо, прижимая ее к себе и проводя ладонью по ее спине, ощущая ее позвонки, лопатки и спускаясь к ягодицам. Да, нужно быть осторожным, чтобы в критические дни ей не навредить, но и сдерживаться в ее присутствии больше невозможно. Член налился кровью и став каменным, терзал его болью, отрезая мысли, делая его своим рабом.
А Мэл с ее розовыми щеками, то ли от того, что он так близко, то ли от того что в ванной комнате резко подскочила температура, но прижалась к нему всем телом и даже потерлась сосками о каменную грудь, разжигая себя и его еще больше. Она хотела, чтобы сейчас ее любили, чтобы не дали утонуть в самокопании и просто дали выплакаться на мужском плече и пусть слезы будут от удовольствия, но она их выплачет.
А Питер не мог оторвать горящего взгляда от ее розовых губ, раскрасневшихся щек и глаз, в которых горел огонь страсти, от его прикосновений, его поцелуев, его ласки. От того, что у него в руках женщина, на которую стоит колом член и горит все тело, уверенности ему не придало, а то, что нужно быть осторожным, вообще сносило голову.
Мэл уже готова была сдать позиции, когда поняла, что ее прижали к стене спиной и включили душ. Когда струи теплой воды дотронулись до ее плеч, она вздрогнула. Это было как током по оголенным нервам, а Питер уже снимал с нее кружевное белье, одной рукой придерживая ее за талию. Может, боялся, что она сбежит? Да, она сама хочет его до безумия и ждет развязки со страхом, не зная, что он задумал, когда говорил про то, что он не брезгливый.
А Питер уже вставал перед ней, одной рукой перехватывая ее золотые волосы и заставляя ее откинуть голову чуть назад, впился поцелуем в ее шею, прихватывая губами бьющуюся жилку. Ой, если бы он был вампиром, он бы пил ее кровь до тех пор, пока не напился, а так он сейчас останется голодным. Он голоден этой женщиной, но навредить ей, значит навредить самому себе, своему будущему, потому лучше он будет голодным, но держать губами ее живую с пульсирующей жилкой жизни девушку в своих руках и не ворваться в ее глубины, была та еще мука. Его вторая ладонь уже хозяйничала у нее в промежности, заставляя ее скулить от желания более сильных ласк: – Не сейчас солнце, не сейчас. У тебя же эти дни, – шептал он.
– Да, фиг с ними. Я хочу тебя, – простонала она, ухватив теперь его за волосы и оттягивая его голову от своей груди, заставляя посмотреть на нее.
– А я…
– Давай, я хочу тебя, ну, сколько можно повторять, – заскулила Мэл, приподнимая ногу и пытаясь обхватить его бедра.
– Как скажешь, госпожа моего сердца, – улыбнулся Питер, радуясь, что сегодня и ему перепадет ее любви, что утолит его всепоглощающий голод по ее телу, по ее глазам, по ее душе. Подхватив ее под ягодицы, он заставил Мэл обхватить его бедра ногами и осторожно вошел в ее глубины, теперь его стон был слышен в помещении, где тихо стучали капли воды по кафелю. А Мэл ухватилась за его шею, повиснув на нем, и стала помогать им обоим, достигнуть кульминации. Она терлась о его грудь сосками, подмахивала бедрами, пытаясь найти точку джи, которая унесет ее к звездам, а Питер наслаждался ее нежной кожей, ее волосами, которые шелком струились по его плечам, заставляя чувствовать все острее, покрываться кожу мурашками и вбивался в нее, желая лишь одного, продлить этот момент как можно дольше.
Когда Мэл застонала, а Питер почувствовал, что внутри у нее все клокочет от наслаждения, он позволил и себе расслабиться, изливаясь в ее глубины и прижимая ее к себе, чувствуя, как обмякла в его руках его любимая: – Я прощен?
– Да, если еще поможешь мне лечь в постель, буду тебя любить до конца своих дней, – с улыбкой проворчала Мэл, взлохматив его волосы и поцеловав в подбородок. Ну до чего дотянулась.
– Сейчас, минуту, – Питер помог ей надеть трусики и подхватив ее на руки отнес в кровать, укладываясь рядом и обхватывая ее со спины, прижимая ее к себе и обхватывая руками под грудью, утыкаясь в ее плечо. – Спи, ночь была слишком длинной.
А Мэл уже уплывала. И в этом сне она ничего и никого не видела, сразу оказавшись в теплых руках богов. Прижав к своей обнаженной груди ладонь Питера и улыбнувшись, она спала, без сновидений, окруженная его телом, его заботой, простив и поняв и его и себя.
***
Недалекое прошлое
Хенол стоял среди огромного пространства пещеры, с потолка капала вода, пол – утрамбованная земля. Сюда даже не проникает ни один лучик света, все пространство освещается факелами. Катакомбы, здесь лишь отверженные, изгнанные, каторжники. Костюм, который ему предложила Мерсил, сейчас представлял кровавый изрезанный кусок ткани на его плечах и на бедрах, с синяком на пол лица он все еще представлял угрозу для всех вокруг него стоящих. А вокруг него с мечами в руках и усмешками на лицах, полукругом стояла стража. Но его привлекали совсем не солдаты, а те, кто наблюдал за бойней. Его бывшие друзья, товарищи. Ради них он готов был стерпеть еще пару синяков, но только бы, чтобы они вступили в бой, спасая себя, ну и его заодно. Ведь каторжников намного больше чем стражи. Да, им страшно, да, они сломлены и избиты, да, не знают, почему он здесь, зачем он пришел. Он не успел ничего объяснить, как его схватили. Несколько человек отправленных с ним Мерсил, были убиты в первые минуты, а он смог выжить лишь потому, что спрятался среди отбросов, и смог отдышаться, собраться.
Хенол оторвал взгляд от Аарина и всмотрелся в зеленые глаза Иви. Черные спутанные волосы, но зеленые глаза сверкают на грязном лице с надеждой, отмечая каждое его движение, каждый его выпад. Молодой человек стоит впереди всех и наблюдает, на его лице такой азарт, что если бы не кандалы, он уже был бы рядом и помогал. Хенол помнил его на арене в столице. Помнил, как он уложил громилу и выиграл бой для одной из фрейлин Мэлисенты. Помнил, как Иви попал в замок и как они схлестнулись на площадке. Какие выверенные у него всегда были удары, будто он чувствовал противника, предвосхищая его удары. Но все было проще. У него была феноменальная память, Иви запомнил все, прокручивая в голове и накладывая на свое тело, запоминая не только глазами, мозгами, но еще и мышцами, будто сам это только что выполнил.
«Давайте, иначе некому вас будет отсюда вывести!»
Мерсил, эта женщина была кладезь мудрости, хотя такой она стала, лишь потеряв власть и очутившись в самом низу общества, которое решило забыть о ней. Что ее связывало с Мэлисентой, Хенол не знал. Но ее помощь была им оценена по достоинству.
У него на груди, на тонкой цепочке висел амулет в виде глаза, который мог открыть портал в столицу, перенося сразу до десяти человек. Мерсил очень хотела вернуться обратно, хотела обратно свои земли и дворцы, хотела славы и почета. Именно это у нее отняла Гревин Итон, и Мерсил всем сердцем желала ее падения и своего восхождения.
