Позёр и павлин. Решил своим впечатляющим прессом похвастаться. Вот ни за что не поверю, что он не обременил себя лишней одеждой исключительно по привычке.

— Что, и это внесёшь в мой длиннющий список критических недостатков? — проворчала я, усилием воли оторвав взгляд от впечатляющих мышц на груди и зарывшись в сумку в поисках зубной щётки и пижамы.

— А с чего ты взяла, что он длинный?

Я выпрямилась и послала ему подозрительный взгляд:

— С того, что это по твоему ко мне отношению видно.

— Да брось, Митина, — кажется, Громов пребывал в хорошем расположении духа. — То, что ты не в моём вкусе, ещё не делает тебя безнадёжной.

Скотина…

Я отвернулась, оставив его унизительный комментарий без ответа, вытащила пижаму и потопала в ванную. Но только покинув её, осознала, что не задала самый главный вопрос. Увязнув в привычной трясине препирательств, я лишь сейчас сообразила, что так и не поняла, куда он определит меня на ночлег.

Но выход из ванной дарил новый угол обзора для просторной спальни, и только теперь я осознала, что кроме громадной постели, на которой развалился супруг, что-то листавший в планшете, в комнате больше никаких пригодных для сна предметов мебели не было.

Я скосила полный надежды взгляд на кресла. Наверняка же они раскладываются…

— У меня вопрос, — стараясь скрыть предательскую дрожь в голосе, я добрела до середины спальни, из-за нервозности кутая пальцы в длинные рукава своей пижамы.

Громов оторвал взгляд от планшета, просканировал меня взглядом и после многозначительной паузы изрёк:

— Представь себе, у меня тоже.

— Да? Ладно. Что за вопрос?

— У тебя чувство вкуса хоть какое-нибудь имеется?

— Чего?..

Громов отложил планшет и продолжал бессовестно прогуливаться по мне взглядом — откровенно нагло, почти по-хозяйски.

— Митина, честно признайся, ты эту пижаму себе в секонд-хенде урвала?

Я совершенно не ожидала, что разговор зайдёт о пижаме. Даже невольно опустила взгляд на выглядывавшие из-под длинных штанов носки мягких тапок. Обычный пижамный комплект синего цвета с белыми звёздочками на груди и по штанам.

— Отстань от моей пижамы, Громов. Какое тебе до неё дело?

— Я тебя в ней в постель не пущу, — совершенно серьёзно заявил он, и моя челюсть отвисла.

— Я… ты… ты решил, я с тобой в одну постель лягу? В постель, куда ты наверняка всяких потаскушек таскал? Вообще-то именно это вопрос я и хотела задать. Где я смогу переночевать. И пожалуйста, давай без этих своих похабных шуточек!

Громов бесстрастно выслушал мою пламенную речь, после чего выразительным взглядом обвёл просторную спальню.

— А ты здесь что-нибудь ещё, кроме этой постели, сумела заметить?

— Нет. Поэтому и спрашиваю, вообще-то.

На лице Громова обозначилась ленивая усмешка. Она и послужила мне неутешительным ответом.

— Митина, кровать здесь только одна. И нам её придётся как-то делить.

Мои ноги буквально приросли к полу — тело подавало чёткий сигнал, что и с места не сдвинется, пока на постели, в которую я собиралась лечь, развалилось это ухмыляющееся чудовище.

«Опасное, к тому же», — напомнила я себе, ненароком скользнув взглядом по его напрягшемуся торсу.

— Ничего я делить с тобой не собираюсь.

— Ну, дело твоё. Можешь лечь на полу. Запретить я это тебе не могу.

Какое-то время я растерянно молчала. Но, видимо, Громов мучиться вместо меня не собирался, а я испытывала почти суеверный ужас от одной только мысли, что лягу в одну с ним постель. Почему-то эта перспектива сейчас пугала меня едва не до чёртиков. Я ему не доверяла. Ни на гран.

И лицо блюсти всё же пришлось.

Я дотопала до кровати, демонстративно схватила у изголовья подушку и опустилась на толстый ковёр со своей стороны постели. В ход пошёл толстенный мягкий плед, раздобытый мной из комода.

Отлично. Даже замечательно. Не пропаду.

— Ну… спокойной ночи, — хмыкнул деспот и завалился на своей стороне безразмерной постели.

— Уж не беспокойся. Теперь моя ночь будет максимально спокойной, — фыркнула я и увалилась на бок, стараясь не обращать внимания на жёсткость импровизированного ложа.

Моё смелое заявление оказалось максимально далёким от истины, когда через час в темноте меня подхватили с пола сильные руки и буквально завалили на мягкую постель.

Мгновение, и я оказалась прижата к мужскому горячему телу, а на ухо мне пробормотали.

— Повыпендривалась — и хватит. Спи, Митина. Нечего мне тут свой характер показывать.

Я рванулась, но бесполезно — Громов держал меня крепко.

— Ты меня разве не слышала? — его дыхание обдало жаром моё ухо, послав по всему телу странную дрожь. — Спи, говорю. Я же сказал, не трону.

Мне следовало бы знать, что Громову нельзя доверять.

Но я поверила его последней фразе.

Я зря это сделала.

Громов солгал.

Глава 22

— Мне неудобно.

— Что?

— Неудобно, говорю.

— Что тебе неудобно? Постель жестковата, принцесса на горошине?

Я попыталась убедить своё упрямое тело выйти из паралича, вызванного столь резкой сменой места дислокации, но тело успешно сопротивлялось. Дышать могла, и на том спасибо.

Громов лежал слишком близко. Руки он от меня убрал, но я вот просто каждой своей напряжённой до предела клеточкой чувствовала его присутствие, пусть он меня и не касался.

Поэтому сделала очевидную ошибку — попыталась хотя бы на миллиметр сдвинуться влево, к краю постели.

Поплатилась.

Громов перекатился на бок, и поперёк моей талии легла тяжеленая мужская рука, по ощущениям, буквально вдавившая меня в матрас.

— Митина, ты русский язык понимать разучилась?

— Да что ты ко мне пристал? — зашипела я в темноту, задыхаясь от возросшего ощущения близости.

От мощного мужского тела шёл жар, игнорировать который не представлялось возможным. А ещё от него очень приятно, пусть и едва слышно, пахло чем-то терпковато-цитрусовым — должно быть, гелем для душа или шампунем.

— Поверь мне, если бы я начал к тебе приставать, ты бы уже стонала от удовольствия, а не шипела на меня, как рассерженная кошка.

В голове у меня промелькнула безумная картина — наши тела сплелись в жарких объятиях, и я с большим энтузиазмом отзываюсь на его «приставания».

Ма-а-амочки, это ещё что такое…

Кажется, собственная фантазия напугала меня куда сильнее, чем угроза лежавшего рядом искусителя. Я дёрнулась, и рука на моей талии заметно потяжелела.

— Слушай, что ты дёрганная такая?

Громов выдержал паузу и добавил уже совершенно иным тоном:

— Или распереживалась, что и впрямь устоять не сумеешь?

— Помечтай, извращенец! — я таки удосужилась отодрать его руку от своей талии и почти успела доползи до края постели.

Но, кажется, у Громова сегодня случилось обострение упрямства и самодурства. Он поймал меня на краю и одним рывком, который ничего ему по силам не стоил, буквально впечатал меня в своё тело.

— Послушай меня, — его дыхание обожгло моё ухо, заставив судорожно втянуть в себя воздух, — если ты сейчас же не прекратишь свои попытки сбежать, я выберу особый способ принуждения. Вот тогда и поговорим про извращенцев.

Я побоялась уточнять, что конкретно мой мучитель подразумевал под особым способом. Рот мне надёжно закрыло одно шокирующее обстоятельство — чуть пониже спины в меня упиралось явное свидетельство того, какой именно эффект на Громова производит это постельное противостояние.

Я таращилась в темноту, пытаясь как-то переварить это неожиданное открытие. Ему нравилось, когда ему сопротивлялись? Он… он любил, чтобы пожёстче?..

Тут же вспомнилась его подружка Илона.

Не похоже, чтобы она сопротивлялась. И непохоже, чтобы его это расстраивало.

Так почему тогда…

Тут моя мысль безнадёжно выскальзывала из фокуса, а я старательно делала вид, что попросту не замечаю того, что заметила.

— Ты же… ты сам мне сказал, что в постель меня не пустишь, — пошла я на отчаянные меры.