Он неторопливо осматривал помещение, стараясь не передвигать вещи с места на место и сохранять их прежний порядок. Впрочем, в таком бардаке его вмешательство вряд ли могло быть замечено. Он открывал шкафы с одеждой и обшаривал полки, запуская руки под стопки вещей, вдыхая невольно сладковато-терпкий запах носившего их человека. Достал наугад несколько предметов гардероба: футболки с длинными рукавами, преимущественно черного цвета, по-видимому, любимые и заношенные потёртые голубые джинсы. Концертные костюмы, очевидно, хранились в другом месте. В квартире же было только то, что Анжело носил в повседневной жизни. Внизу была свалена обувь – тяжёлые кожаные ботинки вперемешку с несколькими парами кроссовок. Франсуа закрыл дверцы шкафа и, кинув взгляд на не заправленную постель, на которой валялась гитара, направился к стеллажам. На некрашеных сосновых полках хранились фотоальбомы по архитектуре, старые журналы, преимущественно на итальянском языке. Биография Джима Хендрикса. Альбом фотографий Принса. Библия. Огромная ваза со всевозможными подвесками, амулетами, кулонами, браслетами на полу. Несколько ярких платков, привязанных прямо к изголовью кровати. Грязный бокал с явным запахом спиртного на прикроватной тумбочке.

Франсуа вздохнул и двинулся к заваленному изрисованными листами бумаги письменному столу. Он аккуратно взял в руки первый, самый верхний. Судя по всему, рисунок был сделан Анжело, и рисовал тот просто превосходно. Франсуа задумчиво рассматривал коленопреклоненную фигуру мальчика – почти дитя с обнаженным торсом и выпиравшими из-под кожи рёбрами. Голова его была понуро опущена, а в руке он сжимал ключ. Франсуа присмотрелся. Этот ключ был очень похож на тот, что у покойного Седу оказался в кулаке в ночь убийства. Он взял второй рисунок. Опять ребёнок. Тот же мальчик, только теперь ключ висел у него на шее, на тонком чёрном шнурке, словно талисман, и точно так, как, вероятно, носил его Анжело. Третий рисунок Франсуа взял онемевшими палцами. Тот же мальчик, только теперь преклоненный и безропотно склонивший голову перед нависшей над ним большой тёмной фигурой, больше всего напоминавшей хищную чёрную птицу. Фигура мальчика была прорисована детально, а вот нависшее над ним существо было обозначено лишь несколькими широкими штрихами, словно у художника не хватило сил закончить задуманное. Франсуа сосредоточенно перебирал рисунки на столе. Следующим шёл рисунок того самого ключа, который Анжело назвал своим талисманом. Дальше ещё один рисунок ключа, и ещё один. Рисунков было очень много. Одно неаккуратное движение и они сошли на пол бумажной лавиной, разлетелись с тихим шелестом по всей комнате. Франсуа присел на корточки, снова и снова перебирая листы. Мальчик и ключ. Ключ и мальчик. Какие-то рисунки детально проработаны, какие-то остались набросками, но почти всегда на них был изображён мальчик или ключ, или и то и другое вместе.

Франсуа выбрал рисунок, изображающий мальчика, склонившегося перед чёрной фигурой, и, сложив его вчетверо, засунул в карман куртки. Обернулся, прислушиваясь, словно кто-то мог стоять у него за спиной и двинулся дальше. Осмотр кухни ничего не принёс. Холодильник был почти пуст. Кроме початой бутылки водки, прокисшего молока и пары засохших лимонов, там ничего не было. А вот кухонные шкафы были заставлены коробками с шоколадными хлопьями. Впрочем, хозяин квартиры мог питаться где-то в другом месте. Франсуа направился в ванную комнату, открыл настенный шкафчик и принялся инспектировать полки. И чем дальше продвигался он в своих поисках, тем больше мрачнел. Среди завала самой разнообразной косметики на полках рядами стояли в огромном количестве баночки, коробочки и ампулы. Франсуа прочитал смутно знакомые названия: ксанакс, золофт, паксил, фенамин, пропофол, клоназепам. Лекарства, собранные в так называемой аптечке, явно выходили за рамки обычного аспирина и сиропа от кашля. Детектив наугад выбрал несколько пузырьков, сунул их в карман и вздрогнул, увидев свое отражение в зеркале. Небритый, всклокоченный, с кругами под глазами, он мало походил на нормального гражданина. А уж о том, что он без ордера на обыск вломился в квартиру подозреваемого, Франсуа вообще старался не думать.

Наконец он выключил свет в ванной и вернулся в комнату. Пора было уходить, но Франсуа медлил. Повинуясь какому-то безотчетному порыву, он присел на кровать и бережно взял в руки гитару. Гриф привычно лёг в ладонь. Франсуа прикрыл глаза, прислушиваясь к себе.

Старая память музыканта, чувство узнавания. Он сидел, погрузившись в некоторое подобие транса, в маленькой неприбранной квартире и пытался понять человека, проводившего здесь свою жизнь. С самого начала этого расследования его душило чувство всё возрастающей тревоги. Включившееся в игру подсознание услужливым лакеем проводило аналогии с прошлым, манило вторым шансом. Шансом на прощение. Франсуа отложил жалобно тренькнувшую струнами гитару в сторону, взял в руки подушку, поднес к лицу и вдохнул сладковатый терпкий запах чужого парфюма и одиночества. Чугунная усталость сковала тело. Разобранная постель манила его, и больше всего на свете ему захотелось уткнуться носом в подушку, которую он продолжал сжимать в руках, и провалиться в безмятежный сон. Его веки смыкались, и голова клонилась вниз.

Последним усилием воли он отогнал сонливость и резко встал на ноги, откидывая подушку. Щёлкнул выключателем и подошёл к окну проверить, нет ли кого на улице. Двор был пуст. Франсуа кинул последний взгляд на светлеющее парижское небо над ломаной линией крыш и шагнул к выходу, думая, что ознакомившись с нехитрым бытом падшего Ангела, настало время заглянуть ему в душу.

***

– Мадам Лэми? Клэр Лэми?

Часы показывали семь утра. К этому времени ключи от квартиры Бертолини уже были возвращены в сейф. А сам Франсуа все же воспользовался разрешением Солюса и подремал три часа на удобном кожаном диване в кабинете комиссара. Теперь он чувствовал себя много лучше прежнего.

– Мадемуазель, – поправил его сонный голос на том конце провода. Мадемуазель сочно откашлялась и чем-то зашуршала.

– Мадемуазель Лэми. Надеюсь, я вас не разбудил? – Если Франсуа и чувствовал реальное сожаление по этому поводу, то лишь совсем незначительное. Шли вторые сутки расследования. Темп приходилось наращивать, и чувства такта тут было лишь никому не нужным якорем.

– Зря надеялись, – ответил все так же сонный голос, и его обладательница сладко до хруста зевнула. – Который час?

– Семь утра, – любезно просветил её Франсуа и решил, что самое время представиться: – Меня зовут Франсуа Морель, я майор криминальной полиции, веду расследование убийства Ксавье Седу.

– Да, я слышала, – тут же проснулась невидимая Клэр. – Это кошмар. Бедняга Ксавье. Чем могу быть полезна?

– Я бы хотел подъехать и поговорить, если вас не затруднит, – ответил Франсуа, в который раз радуясь тому, что его должность открывает перед ним любые двери.

– Можете подъехать к моему офису через час? – спросила психотерапевт после недолгого размышления и, как только Франсуа выразил согласие, она продолжила: – Только одно условие – мой секретарь появится позже, а я понятия не имею, как включать кофемашину. Эта хрень больше смахивает на пульт управления космическими полетами. Так что захватите мне кофе по дороге, если вас это не затруднит.

Франсуа рассмеялся:

– Ну, от хорошего кофе с утра я и сам не откажусь!

– Тогда записывайте, – рассмеялась она в ответ.

– Не волнуйтесь, мадемуазель, у меня есть адрес вашего офиса, – поспешил заверить её Франсуа, но, как оказалось, рано.

– Да не адрес, – проворчала Клэр. – Пишите: шоколадно-сливочный карамель маккиато с двойным эспрессо, обезжиренным молоком и кокосовым сиропом.

«Ничего не слипнется?» – беззлобно подумал про себя Франсуа, записывая длинное название.

– И два сахарных пончика! – успела прокричать Клэр Лэми до того, как он нажал отбой.

Франсуа еще раз посмотрел на часы, прикидывая, не разбудит ли он звонком малыша Вадима, и решил не рисковать. Вместо этого быстро отбил дежурное смс Тамаре и схватил со стола ключи от машины.