Грант не имеет никакой власти над Дэйвом. Похоже, он пользуется его доверием, но он определенно не главный. Я не знаю, почему предполагаю, что Грант мог бы что-то сделать, чтобы остановить это, но, тем не менее, это ощущается как предательство.

Грант медленно вздыхает. Я вижу, как поднимаются и опускаются его плечи.

— Дэйв ничего не делал.

— Нет, делал. Никто другой не смог бы этого сделать. Я знаю, что это был Дэйв, и это абсолютно бессердечно.

— Он этого не делал. Это сделал я, — его челюсти плотно сжаты. Поза напряженная. Он как будто готовится к нападению.

И неудивительно. Я смотрю на него, тяжело дыша и почти ослепленная бурными эмоциями, затуманивающими мое зрение. Наконец мне удается выдавить:

— Ч-что?

— Я сделал это. Это была моя идея. Не Дэйва.

Такого я не ожидала, и поэтому мои чувства медленно приходят в норму.

— Но… но… зачем?… как ты мог?..

Черт возьми, на глаза наворачиваются слезы. Всегда так бывает, когда я слишком злюсь.

Я никогда не была близка с Грантом. Мы даже не дружим. Я не уверена, почему мой инстинкт всегда подсказывает мне, что он на моей стороне.

— Мне жаль, если это причинило тебе боль, но я не сожалею о том, что сделал это. Мы несем ответственность за твою защиту, и это был лучший способ, который пришел мне в голову.

— Я не нуждаюсь в такой защите! — впервые за все время я повышаю голос. — Почему я, а не кто-то другой?

— Потому что теперь ты совсем одна, — такое чувство, будто он тоже начинает злиться, но не так дико и пылко, как я. Его голос низкий, хриплый и оскорбленный. — У тебя больше нет отца. У тебя нет никакой другой семьи. У тебя нет партнера. Ты молода, красива, уязвима и одинока. Я не могу охранять тебя двадцать четыре часа в сутки, чтобы убедиться, что ты в безопасности.

Меня очень ненадолго отвлекает то, как он назвал меня красивой, но этого недостаточно, чтобы погасить мое возмущение.

— Меня не нужно охранять. Я взрослый человек, и мы живем не во времена пещерных людей.

Грант снова протягивает руку, чтобы взять меня за плечо. Он не сжимает. Это прикосновение не болезненно. Похоже, этот жест в основном предназначен для того, чтобы привлечь мое внимание.

— Ты, кажется, еще не понимаешь этого, но мы живем не в том мире, который знали раньше. Дэйв и я стараемся сдерживать деградацию, насколько это возможно, но чем более шаткими становятся наши обстоятельства, тем менее цивилизованно люди будут действовать. Так что да, в прошлом году, после смерти твоего отца, я принял лучшее решение, какое только мог, чтобы обезопасить тебя. Пусть лучше мужчины думают, что ты под запретом, а не что ты доступна для всех.

В его словах есть определенный смысл. Я очень хорошо знаю, что мир здесь, внизу — это не тот мир, из которого мы пришли, но он не кажется таким опасным. Люди по-прежнему в основном ведут себя как люди. Не животные. Но логика его слов приглушает мою ярость. Я представляю себе глаза тех мужчин, которые всегда наводили на меня ужас. Я делаю шаг назад, заставляя Гранта ослабить хватку на моей руке.

— Все ведь не так… все не так уж плохо, правда?

— Пока нет. Но становится все хуже. Мы тушим много пожаров, о которых не сообщаем широкой публике. Старые правила, которые скрепляли наше общество, теперь настолько ослабли, что их с легкостью нарушают. Так что да, я действовал жестко, что было не совсем справедливо по отношению к тебе. И я бы хотел, чтобы мне не приходилось этого делать. Но мы живем не в том мире, где незащищенная женщина может жить сама по себе и быть в безопасности. Даже здесь, внизу. Ты была бы слишком большим искушением, и не для всех было бы важно твое согласие. Все меняется, и не в лучшую сторону.

Его слова, тон и выражение лица напряженные, почти свирепые, и это остужает остатки моего гнева, как волна.

Все, что у меня остается — это бесформенная тревога, которая заставляет меня дрожать. Я прижимаю руки к груди.

Я так сильно хочу вернуть своего папу, что у меня трясутся плечи.

— Черт, пожалуйста, не плачь, — Грант протягивает руку, как будто его первым побуждением было утешить меня, но он опускает ее, не коснувшись меня.

— Я не плачу, — отвечаю я ему, говоря в основном правду. Я прочищаю горло и делаю хриплый вдох. — Ладно. Думаю, я отчасти понимаю это. Я по-прежнему чувствовала себя здесь в безопасности, но, возможно, это было скорее невежеством, чем безопасностью. Но ты позаботился о том, чтобы я всегда оставалась одинокой. Как я могу найти партнера и быть менее уязвимой, если ты позаботился о том, чтобы никто никогда не осмелился приблизиться ко мне?

Грант моргает. Это одна из немногих неосторожных реакций, которые я видела у него.

— Есть кто-то, кто тебя интересует? Если есть, дай мне знать, и я позабочусь, чтобы он знал, что все хорошо.

Здесь нет никого, кто бы меня интересовал. Даже Бен уже не привлекает. Здесь речь идет скорее о принципе, чем о практических аспектах.

Но, может быть, я хватаюсь за мелочи, когда на кону на самом деле стоит жизнь и смерть. Может, я действительно глупая, избалованная принцесса, которой я так старалась не быть.

— Мне все это не нравится, — шепчу я. Это похоже на признание. На риск.

— Я знаю, — бормочет он, и в его мягком голосе слышится больше резкости. — Я тоже не в восторге.

Мне требуется минута, чтобы взять себя в руки. Я глубоко дышу. Скрещиваю руки на груди. Закрываю глаза и пытаюсь вернуться к мрачному, спокойному оцепенению, в котором жила последний год. Оно не было хорошим, но по сути являлось безопасным.

Оно больше не возвращается.

Оно не вернется, даже когда я мысленно потянусь к нему.

Грант ранее сказал, что я совершенно уязвима, и именно так я чувствую себя прямо сейчас. Как будто я сижу на выступе, и со всех сторон мне грозит сокрушительное падение. Я не могу так жить. Я должна что-то сделать, чтобы дать отпор.

— Могу я попросить об одолжении? — я кое о чем подумала, и мне нужно сказать это, пока я не струсила.

Грант спокойно ждал, пока я возьму себя в руки. Он выпрямляется, услышав мой вопрос.

— Конечно. Что тебе нужно?

— Ты можешь научить меня самообороне?

Он внимательно изучает меня, не отвечая сразу.

— Пожалуйста? Мне не нравится чувствовать себя так. Я не хочу быть такой уязвимой. Но я не знаю, как стрелять из пистолета, или ударить кого-то кулаком, или вырваться, если кто-то схватит меня. Ты можешь научить меня? Пожалуйста?

Я не знаю, почему он колеблется. Похоже, он хотел бы, чтобы я этому научилась. Если я буду сильнее, это, безусловно, облегчит его работу. Я испытываю облегчение, когда он, наконец, медленно кивает.

— Да. Я научу тебя.

— Хорошо, — я слегка хмурюсь, глядя на него и чувствуя себя самой собой, чего не случалось уже целую вечность. — Это меньшее, что ты можешь сделать после того, как разрушил все мои перспективы отношений.

***

Я встречаюсь с Грантом в семь тридцать того же вечера на стрельбище. У него уже есть маленький пистолет, который он выбрал для меня, и он показывает мне основы использования и ухода за ним. На нашем первом уроке я не очень далеко продвигаюсь, но мне все же удается нажать на спусковой крючок и выстрелить в непосредственной близости к мишени.

Затем мы идем в отдельную комнату, которую охранники используют для тренировок. Грант расстилает коврик и начинает учить меня приемам самообороны.

Я хочу перейти к некоторым реальным приемам, но он считает, что лучше начать с прочного фундамента бойцовских навыков. Итак, мы тратим сорок пять минут на отработку основных ударов руками, блоков и пинков.

Я в отличной форме после плавания, но это так однообразно и утомительно, и мне кажется, будто я ничего не добиваюсь. Когда я упоминаю об этом, Грант коротко спрашивает меня, не думала ли я, что смогу освоить совершенно новый навык за один присест.