Над городом стоял смог от заводов, а из развлечений были два скромных парка и великое множество пивных магазинов “креативного” оформления – “ Пивной причал” или “Баркас во хмелю”. Креатив на нас не действовал – трезвость должна была протянуться ещё два месяца. А потому, заселившись в санаторий( такое место проживание нам выделили по договору о практике), мы пошли на разведку близлежащих мест. В воздухе витало нечто, напоминавшее запах лёгкого мускуса вперемешку с шампанским. Мы обошли пару кварталов, завернули в парк, там изучили состояние спортивных площадок, а после решили что на сегодня хватит и вернулись обратно. Запах чудесным образом то усиливался, то становился еле уловимым, и чувствовал его похоже только я.

      На реcепшене санатория, нас встретила симпатичная женщина лет тридцати восьми, которая накручивала обручальное кольцо на палец. Одетая в обтягивающую блузку с короткой юбкой в складку, она хмурилась и со злостью пыхтела, силясь надеть на себя чересчур маленькое украшение.

Я толкнул своего товарища, и он тоже обратил внимание.

– Обычно люди на работе снимают кольца, а эта…– шепнул я ему.

– Будь я девушкой, то при виде тебя, даже на лбу бы написал: “ В браке- крепком и нерушимом, по всем вопросам личного характера держать связь с мужем.”.

Сказал он это довольно громко и тут же заржал. Девушка посмотрела на меня и, превратившись в каменное изваяние, ледяным тоном отчеканила:

– Я замужем! – она швырнула наши ключи на стойку и, когда я приблизился, добавила: – И нечего тут ухмыляться!

Я уже стал привыкать к такому отношению со стороны женского пола и безропотно взял ключи. Попутно здороваясь со всеми пенсионерами, мы пошли обратно к себе.

– В санатории нет ни одной нашей приблизительной ровесницы или ровесника! – заявил товарищ, – Тебе будет туговато, как впрочем и мне.

– Ты своей девушке уже отзвонился что пришёл домой?– огрызнулся я с неожиданной для себя злостью.

Непонятно с какой поры, но звание Дон жуана всех мастей и подмастей приклеилось ко мне, словно застарелая жвачка. Все считали что я окружён хороводом женщин, которые так и бегают за мной, а я только задираю нос вверх и отказываю каждой второй. Поначалу я спорил, доказывал, но меня и слушать не хотели. Слава простиралась впереди меня – толки о том, что я гуляю с другой были уже не новы, когда я только говорил привет этой девушке.

      Тогда я плюнул на всё и принял почётное звание гуляки и повесы. Ничего особо не изменилось, кроме того, что с тех пор весь женский пол по умолчанию стал настроен ко мне враждебно. Я, впрочем, от них не отставал и отвечал тем же.

–Молодой человек, после одиннадцати выходить из стен санатория запрещено! – донеслось мне в спину, стоило только дотронуться до ручки двери. – И для вас, иногородних, не будет никаких исключений!

Я обернулся, дама с ресепшена скрестила на груди руки – обручальное кольцо блестело на пальце. Лицо её выражало желанием поскорее вернуться к чему угодно, только не к разговору со мной. Я же говорил уже кажется о минусах своего почётного звания?

– У вас пачка сигарет в кармане…может просто совершим этот ночной обход вместе? – вырвалось у меня, прежде чем я сообразил весь смысл сказанного.

Она приблизилась ко мне вплотную, прищурив глаза до двух узких щёлочек. От неё несло тяжёлым мускусом и запахом скисшего вина.

– Нет! Идите к себе в номер, – говорит она и поправляет кольцо на пальце.

– Как я мог забыть – вы из разряда замужних… – протягиваю я, продолжая стоять на месте, -… такие редко могут хоть на мгновение отойти от правил.

Она задумывается буквально секунду, а после уходит к другой двери, что ведёт на задний двор санатория. Я отправляюсь вслед, не издавая ни звука, но понимаю – спас меня сейчас мелкий осколок прошлого образа из зеркала.

– Вот здесь можешь покурить, только бычки не бросай, – говорит она и вручает мне ключи. – Вернёшь на стойку.

Я остаюсь один на тёмном крыльце, укрываюсь от взгляда мигающей красным глазом камеры в углу, и поджигаю сигарету. Ловлю себя на странной мысли, что за время прогулки не встретил ни одной незамужней или бездетной девушки, а все спортивные площадки были забиты гурьбой ребятишек. Все тут только и делают что женятся и рожают, оттого и запах, подвожу итог я, выкидывая окурок в кусты и отправляясь на боковую. Завтра трудный день – рабочий.

Оказалось, что практика наша будет проходить в слесарном помещении, и ни одного цеха мы не увидим, а потому всё что остаётся – безропотно сидеть на стуле каждый день, по восемь часов. Я не стал расстраиваться, времени на книги будет больше, тем более за это всё нам заплатят. Но друг сразу же заискрил от злости, как погоревший трансформатор.

– Я вот сейчас открою телефон и сяду здесь, – сказал он громогласно, будто на завтра запланирован захват целой страны. – И буду курить, пока не найду способ уволиться в этот же день. К чёртовой матери мне нужна такая практика! Моё время жизни слишком дорого для безделья.

Он взволнованно начал хлопать по карманам, губы его дрожали, а сам он выглядел злее самого злого чёрта. Я спокойно и даже с некоторой скукой взирал на его потуги. Я прекрасно помнил как с утра он решил бросить курить и посмеялся над тем, сколько стоят сигареты. А потому пачка была теперь только у меня.

– Как успехи? – говорю я и достаю себе одну, – Получается что-то найти?

С полчаса он ещё позлился, успел позвонить своей девушке, матери, в трудовую инспекцию( где ему ответила, как ни странно, тоже девушка), но в итоге посмотрел на меня и, плюнув на всё, решил остаться в городе Кобадэ.

В пять утра мы просыпались, ели скудный завтрак и час тряслись на автобусе до предприятия. Идя через проходную, мы были уже голодные и изрядно уставшие. Отсидев восемь часов, выспавшись и отобедав, не вставая со злополучных стульев, мы снова садились на автобус и опять чувствовали урчание живота. И вот вывалившись на остановку, сломя голову, мы бежали поскорее кушать. Отъевшись, казалось надолго, почуем на кроватях – через час тренировка, в желудки как будто ничего и не бывало. После тренировки второй ужин, которым мы кормим себя сами. Жрать в этом городе нам почему-то хотелось постоянно.

До сих пор помню как я писал и думал о том, чтобы схватить большой кусок мяса, а после ложился в кровать, и мне долго мерещилась жаренная картошка на сале, жирные борщи и бабушкины котлеты. Но сон был быстрый – совмещать работу и писательство – значит спать по пять часов. А на утро снова привычный голодомор. Я бежал, как бешеный на завтрак, обливаясь слюной побыстрее запихивал себе скудные блюда в рот, лишь бы хоть чуть-чуть почувствовать сытость.

И так на протяжение двух месяцев! Голодные и усталые, словно ежедневно за нами гонялись полчища быков. Но всё это было терпимо – месяц и мы уже привычно обливаемся слюной, поддерживая беседу о домашних блюдах. Странности как и предполагалось начались с женщин. Но не у меня!

Мой товарищ был окружен женским полом, да так, что я со своим почётным званием тихо и смиренно стоял в сторонке. В этом и заключалась его ошибка. Я то давно понял – всех красивых созданий следует держать на расстояние вытянутой руки. Уж больно бывает опасно от этой красоты.

– Сейчас бы оладьев, да со сметанкой. Да пожирнее, да ещё и с вареньем.

– И большую кружку крепкого и сладкого чая!

Я приподнимаюсь с кровати, свешиваю ноги и смотрю на товарища.

Может прогуляемся, купим что-нибудь перекусить? – говорю я и чувствую что голова моя кружиться.

– Нам вставать через четыре часа....– неуверенно отвечает он.

– Ты там простыню жуёшь что ли, чтобы уменьшить голод? В чём секрет?

Он не отвечает, я постепенно начинаю проваливаться в сон. И тут же раздаётся звонок. Я слышу извинения – передо мной, перед звонящим, перед всем светом и мой товарищ выходит в коридор. С утра я его там и встречаю – сонного, с полуобморочным взглядом.