Демид Кондратьевич ушел, я же, позвав Палашку, приказала ей открыть мешок. Мне хватило и тех вещей, которые принесли ранее — я не собиралась их оставлять, но и продавать мне их было не через кого, если бы я еще раз поручила это Ефимке, все могло кончиться нехорошо.

В мешке оказались женские вещи, и городовой был прав, ничего ценного, чтобы разыскивать по всей империи владельцев. Одежда неплохая, но заметно ношеная, не барская, но и не холопья, вероятно, вор обнес мещан или небогатых купцов, или прислугу зажиточных бар. Палашка рассматривала платья с завистью, я покусывала ноготь. В эту эпоху многие вопросы решались без излишней бюрократии — городовой пришел, расплатился со мной, и плевать, что краденым, важно, что в курсе полиция… Мне стоило бы уточнить, до какой степени я имею право распоряжаться этим добром по своему усмотрению, но это вызвало бы лишние подозрения. Демид Кондратьевич в силу своей должности не был тем, с кем можно общаться слишком открыто человеку в таком положении, как я.

Палашка вытянула из мешка красивое зеленое платье, я на него засмотрелась и вспомнила знаменитую песню «Зеленые рукава». Палашка стояла перед мешком на коленях, ручки с платьем подобрала к груди, взгляд сотворила просительный до отвращения.

— Надо и меру знать, — фыркнула я, не объясняя ей подоплеки. — А ну покажи мне…

Палашка ревниво развернула платье, гадая, насколько низко пала ее изысканная и нервная барыня и достанет ли ей глубины падения, чтобы надеть на себя чужую вещь. Но я носила траур, он был моим панцирем на несколько лет, отказываться от показной скорби я не собиралась. Я кивнула и ушла в детскую, где дети сосредоточенно выводили буквы, а Анфиса занимала Гришу, чтобы он не мешал.

— Позови Марфу, Анфиса, — велела я, присаживаясь и забирая у нее малыша. Солнце перевалило за полдень, пора было укладывать детей на дневной сон, и Анфиса вопросительно наклонила голову, не понимая, что мне взбрело и не отказываю ли я ей от места. — Позови и возвращайся, детям пора уже спать.

Первым делом я вручила Марфе три золотых за то, что она так хорошо воспитала сыновей. Марфа зарделась, но золото взяла, я же вздохнула. Денег не сильно прибавилось за эти дни, если вычесть расходы и то, что я оставила на развитие бизнеса и предстоящие затраты, я положила себе всего семь золотых, но награда Марфе была правильной инвестицией. Затем я рассказала ей, что мне от нее нужно.

Помещение под магазин и продавщица. Вещи стоят дорого, по карману не всем, прислуга в богатых домах донашивает за господами, но не всегда, не все и не за всеми, исключений множество — несовпадение размеров, неуместный фасон или вовсе бальные платья. У меня не было бальных платьев, но слугам и простолюдинам они и ни к чему, а вот добротная одежда по цене намного ниже, чем новая…

— Что вы, матушка Вера Андреевна, — замахала руками Марфа, и я скривилась, думая, что она сейчас обрисует мне всю бесперспективность затеи. — Куда мне в лавку, побойтесь! Я баба простая, вон, двор да дом на мне, птица да кухня, от меня и супом несет, а тут приказчик нужен, ловкий да угодливый!

Мне не нужен приказчик, мне ли не знать, что даже в двадцать первом веке женщины с неохотой лезли на гинекологическое кресло, если рядом с ним стоял мужчина в белом халате. Некоторые стереотипы не менялись и не торопились никуда пропадать, так что мне мешает пойти у них на поводу и сделать все по-своему.

— Магазин найдешь? — спросила я желчно и поджала губы.

— Как не найти, барыня, — заулыбалась Марфа. — Вон купец как лавку закрыл, так она и пустует.

— Какая лавка?

— А в нашем доме супротив, матушка Вера Андреевна, — Марфа ткнула рукой в стену, и я догадалась, что она имеет в виду противоположную сторону дома, которая выходила на торговую улицу с продуктовыми лавками, в которых скандальная Лукея уже всласть налаялась с хозяевами и приказчиками. — Взглянуть изволите?

Отчего нет? Накинув кацавейку, которая становилась моей визитной карточкой, я спустилась следом за Марфой, впервые в жизни заглянула в дворницкую — светлую, несмотря на полуподвальный этаж, теплую, просторную квартиру, где в прихожей квохтали куры и что-то жевал молоденький телок, а затем Марфа по заставленному хламом коридору провела меня до двери закрытой лавки.

Придется вложить все, что у меня есть, чтобы привести это помещение в полный порядок, думала я, осматривая пыльные полки, осторожно прохаживаясь по полу, где мыши оставили немало следов, но улица — улица превосходная, на ней полно недорогих магазинов и посетители сплошь небогатые мещане и прислуга разных мастей. Я ладонью протерла замызганное стекло, приникла к получившемуся окошечку и убедилась, что целевая аудитория подобралась как на заказ.

Я еще не помнила, чтобы кто-то отказался от покупки брендовой вещи в отличном состоянии, сидящей по размеру, по цене в пару-тройку тысяч рублей… Да что говорить, я и сама заглядывала в европейские магазинчики сэконд-хэнда. Даже если ты миллионер, особенно если ты миллионер, деньги должны работать сами на себя, а не на иллюзорный имидж их обладателя.

— Я беру лавку, — небрежно бросила я просиявшей Марфе. Возможно, из-за мышей она уже отчаялась сдать помещение под продуктовый магазин. — Скажи Фоме, чтобы все тут помыли и приготовили, а приказчицу я пришлю.

Безумные мне предстоят траты, но есть хоть мизерный шанс, что они окупятся в ближайшее время. Я не спросила, сколько мне встанет аренда, Марфа в любом случае начала бы набивать цену, проще торговаться, когда обратного хода нет, это я тоже проходила и рассчитывала, что смогла в прежней жизни, смогу сейчас, и я всегда могу узнать, сколько платят мои соседи за более приспособленное к торговле помещение, чем то, что взяла себе я.

Дома меня ждала одна нерешенная задача, мне она казалась невыполнимой, я прокрастинировала, не зная, как подступиться, но дольше тянуть этого кота за хвост невозможно. Будь у меня иное образование… но я не логист и даже не инженер и не математик, придется выкручиваться как умею. Плохо, что умею я абсолютно никак.

Я заглянула к детям, убедилась, что Анфиса как и всегда блестяще справляется, кивнула, приложив палец к губам, мол, тихо, не разбуди малышей, и скрылась на кухне.

Лукея, сидевшая который день как мышь под веником, зыркнула на меня, но ничего не сказала. Я поморщилась, поведение ее мне не нравилось, я постоянно ловила себя на том, что подумываю ее продать… и с переменным успехом отбрасывала эту навязчивую мысль. Двигало мной не человеколюбие, наоборот, если это Лукея пыталась меня убить, то пока она рядом, не избежит наказания, если же я ее продам, неизвестно, как будет действовать ее новый хозяин и смогу ли что-то сделать я, если докажу ее вину. Как бы не стало хуже мне и не пришлось мне выплачивать за Лукею отступные, если выяснится, что ее место не при господах, а на каторге.

Я разложила бумаги и задумалась.

Мне принесли карту города, и все время, пока работали мои лихачи, я наносила маршруты. Заказы были разные, извозчики стояли в одних и тех же местах, совсем как такси, и конкуренция не играла мне на руку. Богатые седоки выбирали коляски получше, бедные торговались за каждую монету, и не всегда можно было поймать клиента на обратном пути. Но в каждом городе есть востребованные локации, и именно их я высчитывала.

Я не отказалась от идеи создать подобие общественного маршрутного транспорта, но ждала, пока купец Аксентьев убедится, что у меня неплохо идут дела и можно говорить об экипаже побольше. Такую коляску надо заказывать, изготовят ее не быстро, но за расчет денег не берут, и я отметила на карте первое место: мещанский рынок.

Торговали там всем, от мяса до недорогих тканей, среди продавцов были как крестьяне, так и небогатые купцы, чаще из пригорода, кожевенники, сапожники, гончары. Все добирались на перекладных и попутках и дальше шли пешком, поскольку товара у них было немного, а владельцы колясок и телег вели торговлю на городском базаре, где цены были повыше, публика позажиточней, покупателей больше и обойтись одним мешком товара не получалось. Я отметила три маршрута от мещанского рынка до основных въездов в город, прикинула, что оборот одной телеги около получаса, может, сорок минут.