В японском законодательстве существует только одна статья об убийстве. Статья 199 Уголовного кодекса, которая гласит: убийца должен понести наказание. И более ничего. Было ли убийство преднамеренным, или совершенным в состоянии аффекта, или по неосторожности, определяется коллегией судей при вынесении приговора.
В 1994 году они принимали решение, ориентируясь лишь на материалы дела. К тому же мой дедушка использовал свое присутствие на процессе, чтобы привлечь внимание к деятельности так называемых агентств по разводам. Я побывала на многих судебных заседаниях и слишком хорошо представляла, как это выглядит: дедушка сидит с каменным выражением лица, само его молчание уже служит осуждением, а безмолвная ярость — окончательным приговором. Ни сочувствия, ни сострадания к преступнику, он и вида не подаст, что знаком с Каитаро. Потому что, если дедушка хотя бы на миг дрогнет, эта минутная слабость может разрушить все дело, убийца не получит того, что заслужил.
Появившийся в зале суда Каитаро чисто выбрит, волосы и ногти подстрижены — государство за свой счет приводит подсудимого в порядок. На нем свежая бежевая рубашка и брюки в тон. Руки скованы наручниками, вдобавок талия обмотана толстой веревкой ярко-оранжевого цвета, концы которой держат охранники, вышагивающие справа и слева от подсудимого. Каитаро Накамура — дикое животное посреди большого современного города. На ногах у него — пластиковые шлепанцы, еще одна предосторожность на случай, если узник попытается совершить побег: в такой обуви далеко не убежишь.
В торце зала на подиуме расположились судьи, закутанные в широкие черные мантии. Длинные черные спинки стульев возвышаются позади них. Никто из троицы и не шелохнется при виде подсудимого. Ступенькой ниже — стажеры: пять человек в одинаковых синих костюмах сидят, чинно положив руки на колени. Еще ниже по обе стороны от судейского подиума за столами напротив друг друга разместились прокурор Хидео Куросава и адвокат Юриэ Кагашима.
Первым выступает младший судья — худощавый молодой человек с тусклой кожей и россыпью угрей на щеках. Он оглашает имя подсудимого, домашний адрес и преступление, в котором его обвиняют: убийство Рины Сато. Судья спрашивает Каитаро, верна ли данная информация, тот подтверждает это коротким «да». Это единственное слово, которое он произносит за все время процесса.
Затем со своего места поднимается прокурор, чтобы зачитать обвинительное заключение, завершающееся вердиктом: убийство. На несколько мгновений в зале воцаряется тишина. Младший судья поглядывает на своих старших коллег. Дождавшись едва заметного кивка председателя, немного наклоняется в сторону Каитаро. Каждый обвиняемый, подписавший признание, имеет право высказаться на суде и попытаться смягчить свою участь. Но Каитаро, слегка качнув головой, молчит.
Секретарь суда подходит к прокурору, тот передает ему пухлую папку с делом. Когда секретарь вручает папку председателю, Куросава продолжает начатую речь:
— Господин судья, государство считает это преступление одним из самых тяжких. И хотя вы прочтете мое мнение в представленном отчете, я хочу особо подчеркнуть, что Рина Сато была задушена. Смерть от удушения необычайно долгая и мучительная. Дыхание жертвы не прекращается полностью, так что требуется время и значительная физическая сила, чтобы наступила церебральная гипоксия. Одно это доказывает, насколько злонамеренными были действия убийцы. Жертва боролась, вырывалась, хватала ртом воздух, но он продолжал душить ее — ни сострадания, ни колебаний, лишь желание отнять у нее жизнь.
Мы знаем, что Каитаро Накамура в высшей степени эгоистичный человек. Он занимался делом, которое само по себе чрезвычайно неприглядно с точки зрения морали. Ему платили за разрушение семей, он откровенно наживался на несчастье людей, чей брак дал трещину. Каитаро Накамура отнял эту молодую женщину у мужа, у ее маленькой дочери и у пожилого отца. Их жизнь никогда не будет прежней. И хотя отношение подсудимого к Рине Сато, его эмоциональная привязанность к ней может дать почву для сомнений, я глубоко убежден, что этот человек убийца и представляет серьезную опасность для общества, поэтому наказанием, соответствующим его поступку, считаю смертную казнь.
Стоящий перед судом Каитаро внезапно поворачивается к залу. Он больше не обращает внимания на своих обвинителей, его взгляд прикован к Ёси Сарашиме, сидящему в первом ряду. Он смотрит на него долго и пристально. И Ёси не обманывает ожиданий: он выдерживает взгляд Каитаро.
Слегка кашлянув, со своего места поднимается адвокат. Юриэ Кагашима одета просто и сдержанно: белая блузка, черный джемпер, темная юбка. Длинные волосы гладко убраны назад и стянуты в хвост. В руках у нее листок бумаги, по которому она и читает свою речь:
— Господин судья! Мой подзащитный подписал признание и согласился со всеми выдвинутыми против него обвинениями. Сегодня он предстал перед судом, чтобы ответить за содеянное. Я лишь прошу о снисхождении для моего подзащитного. А также прошу внимательно ознакомиться с материалами дела, которые я собрала. Вы увидите, насколько искренне раскаяние Каитаро Накамуры, как сильно он скорбит из-за горя, причиненного семье госпожи Сато. Прошу учесть близкое знакомство и тесные отношения с членами ее семьи. И, приняв во внимание совокупность фактов, назначить более мягкое наказание, чем то, которое предлагает сторона обвинения.
Теперь секретарь подходит к адвокату и забирает у нее папку с делом и три видеокассеты. Публика в зале следит, как он с грузом бумаг движется к судейскому подиуму. Папка защитника перекочевывает на стол к судьям и ложится рядом с папкой, собранной прокурором.
— Суд рассмотрит документы, представленные обеими сторонами, и соберется для вынесения окончательного приговора через три недели — в понедельник шестого июня, — с этими словами троица в черном поднимается и покидает зал.
Секретарь подхватывает папки и идет следом. Когда процессия скрывается за боковой дверью, публика, до сих пор хранившая гробовое молчание, начинает перешептываться. Дождавшись, пока обвиняемого, закованного в наручники и привязанного веревкой к охранникам, уведут, Ёси Сарашима встает и оборачивается к собравшимся в центре зала представителям прессы. Молодой защитник Каитаро Накамуры, Юриэ Кагашима, остается неподвижно сидеть у себя за столом, наблюдая за происходящим.
Настенные часы у меня за спиной громко тикали. Я все еще сидела в офисе у дедушки и рылась в его бумагах, в беспорядке разбрасывая их по столу в тщетной попытке найти постановление суда с приговором Каитаро Накамуре. Я снова и снова перебирала документы — ничего. Конечно, решения судов не публикуют в газетах и не высылают заинтересованным лицам по почте. И дедушка тоже не мог получить его официальным образом, но он присутствовал на процессе и знал, какой вынесен вердикт. В собранном им досье должна быть запись об этом. Я подумала, как аккуратно дедушка подшил все бумаги, сколько сил потратил на то, чтобы отомстить Каитаро. Но раз в папке не нашлось нужной мне записи, остается только одно — дождаться его возвращения домой и спросить: каково это убить человека?
Отодвинув в сторону ворох бумаг, я взяла конверт, который много лет назад моя мама запечатала своей любимой наклейкой с журавлем в красной короне, и вытащила из него полароидный снимок. Вот они: молодые, влюбленные и счастливые — образы, застывшие во времени. И сейчас оба мертвы.
Медленно, страницу за страницей, я начала складывать документы обратно в папку. Познакомившись с ними, я многое узнала и многое потеряла, но они не ответили на главный мой вопрос: как такое могло случиться? В моем распоряжении был набор неоспоримых фактов, теперь оставалось только ждать, когда они сложатся в цельную картину, последнее звено защелкнется и наступит ясность. Внутри росла уверенность, наполнявшая меня стойким страхом: очень скоро это произойдет.
Я в очередной раз мысленно перебрала детали дела. Я думала о дедушке, который знал правду о Каитаро и ни словом не обмолвился моей матери. О следах в квартире, не подходящих по размеру ни Ёси, ни Каитаро. О неопознанной слюне на теле матери. О своем отце, который все это заварил, а затем сбежал в Нагою. Думала я и о Каитаро: почему он нарушил молчание и захотел рассказать свою историю прокурору? И, конечно, я не могла не думать о маме, которая надеялась начать новую жизнь. Я думала обо всех, кто оказался вовлечен в эту историю. И о последних часах маминой жизни. Погруженная в размышления, я открыла ящик в каталожном шкафу деда, выровняла накренившиеся папки и под ними на самом дне ящика обнаружила конверт с именем Рины Сато. В конверте лежала видеокассета.
