— Как именно?

— Вы допрашиваете преступников и расследуете их преступления, но видите, что нужно каждому из них. И вы знаете, что нужно сделать, чтобы обвиняемый начал сотрудничать с вами. Вам известна масса приемов, с помощью которых вы получаете желаемое — здесь ли, в этой комнате, или за ее пределами, когда имеете дело с вашими бюрократами, или дома со своей женой. Думаю, мы с вами действуем очень похоже. — Каитаро наклоняется вперед: — Можно мне стакан воду?

— Нет. Продолжайте свой рассказ.

— Когда я приехал в Токио, у меня не было ничего, даже фотокамеры. И что, по-вашему, я должен был делать, кроме как использовать самого себя?

Куросава молча кивает и ждет продолжения.

— Чего хотят люди? Одобрения? Признания? Привязанности? А вся штука в том, что ты нравишься мне, потому что я нравлюсь тебе, — вот так это и работает. Вы превращаете себя в зеркало для другого человека. Вы притворяетесь, будто вас интересуют его проблемы, излучаете одобрение и поддержку, отражаете то, что люди сами хотят видеть.

Куросава тянется к стоящему перед ним пластиковому стаканчику с чаем — напиток темный и густой, как вино, — и делает глоток.

— В скольких агентствах вы работали? — спрашивает прокурор. Но Каитаро игнорирует его вопрос.

— В течение нескольких недель я следил за Риной. Она вечно спешила — мама, ненадолго выбежавшая в магазин, пока дома за ребенком кто-то присматривает. Но однажды вечером Рина показалась мне совсем иной. Выражение лица, походка… Она как будто была наполнена печалью, которой я раньше не видел. И одновременно выглядела потерянной, беззащитной и открытой. Рина остановилась перед лотком с грушами нэшу. Она полезла в сумочку за кошельком, прядь волос выбилась из прически и упала ей на лицо. Но уже тогда я знал — она отнюдь не унылая домохозяйка, переставшая толком следить за собой, как, по всей видимости, считал ее муж, и не просто одинокая, уставшая от повседневной рутины женщина. Я подошел к Рине. Она взглянула на меня и немного насмешливо вскинула бровь. Рина обладала уверенностью, которой, как я думал, ей не хватает. Я спросил, не знает ли она, где тут можно купить хороший чизкейк. — Каитаро вздрогнул и уставился на прокурора, который внезапно начал хихикать.

— А, понял, — теперь ухмыльнулся и Накамура, — считается, что десерт повышает потенцию? Да, Рина тоже засмеялась и показала на киоск за ее спиной. Она все еще улыбалась, когда я пригласил ее на чашку кофе.

— И она пошла с вами? — спросил Куросава.

Каитаро качает головой, улыбка сползает с его губ.

— Она сказала, что замужем и у нее есть ребенок. Это заявление должно было сразу отпугнуть меня и призвать к порядочности. — Он сглотнул стоящий в горле ком. — Рина была порядочной женщиной. После всего, что я прочел о ней в досье, а затем после нескольких недель слежки и многочисленных фотографий мне казалось, что я знаю ее так, как не имею права знать. А еще мне было хорошо известно, к чему она возвращается домой, что ждет ее там. Я ответил, что знаю — она замужем. И показал на обручальное кольцо у нее на пальце. Рина выглядела растерянной, было очевидно, что уже очень давно никто не оказывал ей знаков внимания. Я поверить не мог — как же слепы люди! Я дал ей свою визитку, сказал, что она может позвонить, если вдруг передумает. Но Рина только покачала головой. Покинув ее с огромным облегчением, я шел через рынок, обдумывая, как убедить шефа оставить это дело, когда случилось нечто ужасное — Рина последовала за мной. И окликнула. Я обернулся. Она стояла там, на краю площади, немного смущенная и зовущая одновременно. Рина сказала, что у нее есть немного времени на кофе, если я, конечно, не передумал. «Меня зовут Рина, — улыбаясь, добавила она. — Рина Сато». В ее глазах светилась надежда, и это просто убило меня. Я велел ей идти домой, добавив, что ее первая реакция была верной. Эти слова и мой взгляд причинили ей боль — я помню выражение ее лица. Я развернулся и зашагал прочь, зная, что она смотрит вслед, но так и не обернулся. Потребовалось несколько недель, прежде чем я снова смог приблизиться к ней.

И все же вы приблизились, — замечает прокурор.

— Да, пришлось, — соглашается Накамура.

— Шеф заставил вас продолжить знакомство?

Каитаро пожимает плечами:

— Нет, я вернулся не поэтому.

— Разве не был назначен другой агент, Хару?

— Я не позволил бы ему прикоснуться к Рине.

— Итак, что произошло?

Накамура смотрит на свои руки, безвольно лежащие на коленях.

— Я вернулся в ее район, постоянно появлялся в тех местах, где бывала она. Но мне никак не удавалось заговорить с ней. И я постоянно думал о ней.

До приезда в Токио у меня было несколько подружек, мне нравилось проводить с ними время, заниматься сексом. Перебравшись сюда и устроившись на работу в агентстве, я продолжал встречаться с женщинами, но через некоторое время все изменилось, я стал избегать общения. С Риной все было иначе. Даже глядя на ее фотографии, я чувствовал, как меня тянет к ней. Я хотел оказаться в этом плену. И я хотел рассказать ей о Сато, о том, что он замышляет. Больше никакой игры, никаких зеркал и ловушек. Я мог бы предложить ей сделать компрометирующее фото и получить развод, или она могла бы развестись с ним на своих условиях. А потом мы начали бы встречаться уже по-настоящему.

— И почему же вы не сделали этого? — спрашивает Куросава.

— Взаимное притяжение — сильная штука, — медленно произносит Каитаро. — Это как химическая реакция. Но та же реакция может все разрушить. Если бы я рассказал, для чего меня наняли, отношения, которые ждали нас впереди, никогда не стали бы реальностью.

— Но вы могли просто оставить свою работу, — говорит прокурор. Однако Каитаро пропускает эту реплику мимо ушей.

— Когда мы вновь встретились, Рина почувствовала мою нерешительность. Мы вообще очень тонко чувствовали друг друга. Она понимала, что меня гложут сомнения, но, вероятно, списала их на смущение. Или на порядочность — качество, которое она так ценила. Я знал, что наши отношения, и без того хрупкие, не выдержат правды. И шанса начать все сначала, даже если я уйду из агентства, не будет. Я стал бы ей ненавистен. Все, что до того момента связывало нас, перестало бы иметь значение. — Накамура на секунду умолкает. — Но и оставить ее на растерзание Хару и Сато я тоже не мог.

Куросава молчит. Затем делает короткий взмах в сторону панели из тонированного стекла. Через несколько секунд в комнату заходит молодой человек, в руках у него пластиковый стаканчик с водой. Он опускает его на стол перед Каитаро. Тот кривит губы в улыбке, однако не притрагивается к воде.

— Мне никогда не приходилось играть с Риной, — произносит он негромко. — Ни одна из тех ролей, которые я, как профессионал, опробовал на других женщинах, не заставила бы Рину обратить на меня внимание. Она мгновенно уловила бы фальшь. Рина видела меня насквозь. Она вообще гораздо внимательнее приглядывалась к людям, чем они к ней. Как и я.

— Но все же вы рассказали ей о себе?

— Я просто был собой.

— То есть вы рассказали ей о своем детстве? Откуда вы родом? Где выросли? — настаивал прокурор. — Зачем выкладывать столько личной информации, а после оставлять «объект», с которым работал?

— Я не оставлял ее! — быстро откликается Каитаро.

— Нет, — с нажимом произносит Куросава, — оставили.

— Рина знала меня, — глядя прямо в глаза допрашивающему его человеку, говорит Каитаро. — Нет, не о моей работе… Она знала меня настоящего, и ее не пугало то, что она видела. — Он откидывается на спинку стула, его взгляд устремляется куда-то в пространство поверх головы прокурора. Впервые за время допроса лицо Накамуры светлеет, когда он вспоминает о былых надеждах. — Рина была моим домом, женщиной, которая не только понимала меня, но которой я нравился. Мы с ней были похожи.

— Она не хотела развестись?

— Нет, — свет на лице Каитаро гаснет, — поначалу не хотела.

— Так часто случается с вашими клиентами?