Ай! Прямо за шиворот мне что-то капнуло. Я недовольно подняла глаза. Кап! Теперь ещё и на нос. На ветвях высокой, раскидистой берёзы, под которой я так удачно остановилась, дружно таяли сосульки, даже не обращая внимания, на кого они смеют таять! Вот это уже наглость! Вот это уже перебор! Я нехорошо сузила глаза и дунула на берёзу. Та мгновенно покрылась инеем, как ей и положено, задрожав позвякивающими сосульками. Затем я перевела сердитый взгляд на безоблачное лазурное небо, с которого жарко светило рыжее солнце, прямо-таки издевательски подмигивая Зимней богине. Ну ладно, Авсения, принимай ответный ход!
Я закрыла глаза, медленно вдыхая тёплый осенний воздух, а выдыхая уже морозный, густой туман. И с каждым моим выдохом я ощущала, как медленно, но неумолимо воздух насыщается привычной мне морозной свежестью. Вот уже и тень облаков легла на моё лицо, закрывая собой неуместно тёплое высокое солнце, а я всё стояла, прикрыв веки, и выдыхала из лёгких зимнюю стужу. Открыла я глаза, только когда на мои щёки и ресницы медленно опустились первые невесомые снежинки. Я улыбнулась и с неприкрытой гордостью взглянула на пегие горы снежных облаков, внезапно выросшие на небосклоне и сонно сыплющие пушистыми хлопьями снега.
– Моя госпожа! Вы проснулись! – услышала я за спиной.
– Нет, это я во сне хожу, как лунатик! Щас ещё постою чуток и дальше досыпать пойду, – недовольно пробурчала я, поворачиваясь к Труту.
– Оу, простите…
Аука смутился и потупил взор, видимо, решил, что опять я не с той ноги встала.
– Трут, скажи мне лучше: как это вышло, что за одну ночь всё так сильно растаяло?
Лесной дух ещё сильнее согнулся, изучая носки своих латанных-перелатанных лаптей и избегая глядеть мне в глаза, что меня очень сильно насторожило.
– Трут! Сколько я проспала? – строже вопросила я у старичка.
– М-моя госпожа, я не знаю, как всё так вышло… Вы спали, и спали… Возможно, сказались все предыдущие бессонные ночи… И поэтому я не смел, не смел вас потревожить, – заикаясь, стал оправдываться лесовичок.
– Трут! Ответь на вопрос! Сколько… я… спала? Какой сегодня день?
– С-сегодня пятый день ледостава17, – быстро выпалил Трут.
– Что?! Не может этого быть! Целая неделя прошла18! – изумилась я. – Ты уверен?
Я, конечно, любила поспать, да и просто в кроватке поваляться, но чтобы так долго?!
– Д-да, моя госпожа! Простите меня, я не думал, что… Я виноват! – Трут плюхнулся на колени прямо в оттаявшую грязь и умоляюще протянул ко мне руки.
– Встань, Трут! Ты не виноват. Ничего же не случилось, подумаешь, немного снега растаяло, – устало проговорила я, но увидев, как он вздрогнул и ещё сильнее округлил глаза, поняла, что всё-таки поспешила с выводами.
– Трут? В чём дело? Что случилось?
И вдруг у меня похолодело в груди, точнее, там всегда холодно, но в этот раз прямо совсем стужей накрыло: в нашем разговоре не хватало ещё одного участника.
– Где Варсонофий?
– В-в и-избе, – пискнул аука.
– Его там не было, когда я проснулась, – я вдруг почувствовала, как моё и без того холодное сердце медленно покрывается ещё одним слоем вечной мерзлоты. – Что случилось? – еле слышно прошептала я.
– Я… я не знаю… Несколько ночей назад он просто пропал, улетел на охоту и не вернулся. Я искал, честно. Весь Бор прорыскал, но его нигде не было. А сегодня утром случайно наткнулся на него в Гадючьих Топях, он был без сознания, но цел. Я вмиг доставил его домой, а вас в избе не было. Потом я увидел, как с неба повалил снег, и почувствовал, что вы здесь, поэтому сразу кинулся сюда. Хорошо, что вы были совсем недалеко. Я правда-правда не знаю, как всё так вышло, госпожа! Я не виноват!
– За мной! Быстро! – кратко приказала я Труту и, резко развернувшись, пошлёпала по мягкому белому ковру к избе.
***
– Варс? Варсонофий? Как ты себя чувствуешь? – я заботливо приглаживала топорщившиеся в разные стороны перья филина.
– Как беспомощный маленький ягнёнок, которого пожевал, а потом почему-то выплюнул огромный скверно пахнущий волкодлак.
– Да? Ну ты и выглядишь соответствующе, если честно, – я внимательно осмотрела нахохлившегося филина, восседавшего прямо на столе, сплошь покрытом его пёстрыми перьями.
Варс мотнул головой, и в воздухе повисло ещё три невесомых пушинки. Отчего я вдруг почувствовала, как засвербело в носу. Я отодвинулась от птицы подальше. Странно, раньше не наблюдала за собой вообще никакой аллергии. Разве что на Авсению.
– Я смотрю, он и к тебе заглядывал? – хмыкнула птица.
– Кто «он»? – не поняла я.
– Волкодлак.
– Что? С чего это ты взял? – совсем запуталась я.
– А как же тогда ты объяснишь шишку на своём божественном лбу? – ехидно прищурил левый глаз филин.
Ах ты, лешачья бородавка! Неужели всё-таки вскочила? Я протянула руку к ушибленному месту и, ойкнув, отдёрнула, будто ошпарившись. Этого мне только не хватало! Поди, ещё и светится за три версты.
– Э-э-э, долго рассказывать, да и времени нет на глупости. Решать надо, что это за гадость такая в моём лесу завелась, и что с ней делать! – быстренько сменила я тему.
«Ага, щас я сразу и расскажу, как впотьмах с посудной полкой сражалась… Да я лучше свой любимый сарафан Сеньке отдам! Нет-нет-нет, ни за какие коврижки он не узнает сей постыдной правды!»
Варс только кивнул, но по его хитрющим янтарным глазищам я поняла, что ему-то и рассказывать ничего не нужно. Ведь у меня на лбу отпечаталась наша с посудной полкой давешняя встреча.
– Можно ещё вопрос? Последний, – стараясь сохранять невозмутимый вид, спросил советник.
– Ну? – неохотно буркнула я.
– Расскажи хоть, зачем ты поверх ночной рубашки ещё одну напялила? Замёрзла так?
– Да ну тебя! – совсем обиделась я.
Филин только хмыкнул.
– Хватит на всякие глупости отвлекаться. Давай, Варс, соберись-ка и поведай нам, – я кинула хмурый взгляд на притихшего возле печи Трута, – всё, что помнишь.
– Да немного-то я помню, Морана, – действительно собрался Варс и тяжко вздохнул.
– И всё же, – настаивала я.
Филин насупил кудлатые брови и, подумав, начал:
– В то утро, когда ты заснула, наконец, праведным и крепким сном новорождённого младенца, я тоже был здесь, и никак у меня из головы не выходило твоё озеро лесное. Думал, обязательно проведать его надо. Вечером, как следует выспавшись, полетел на охоту. Я почти всю ночь охотился, а перед рассветом решил наведаться к тому озерцу. Вот там-то это и случилось. Будто кто-то невидимые силки расставил, а я в них и попался, как заяц несмышлёный. Опутало меня что-то ледяными оковами, аж до самого сердца мороз пробрал, я и свалился кулём прямиком в снег. А там меня темнота накрыла, и больше я ничего не помню. Только сегодня очнулся. Огляделся, а я в избе уже. Вот и весь мой сказ.
– Н-да-а-а, дела… Значит, всё это произошло в ту ночь, когда я спала крепким, недельным сном.
Варс удивлённо приподнял брови. И я ему поведала свою часть истории.
– Неспроста всё это, Морана.
– И я не верю в такие совпадения. Трут, – повернулась я к духу, – а что там за травку ты мне заваривал, а?
– Госпожа! Не губите зря, не знаю я, что с вами приключилось! Не я это! Перуновыми усами клянусь, не я!
– Но-но-но! Усы-то тут причём? На тебя и не думает никто, успокойся. Иди лучше, за дровами сходи.
– Так есть ещё, – неуверенно промямлил он.
– Сходи, – с нажимом повторила я.
– Бегу уже, – спохватился старичок и стрелой вылетел за дверь.
Я помолчала мгновение, прислушиваясь, а затем повернулась к Варсу.
– Что думаешь? Мог?
– Вряд ли. Зачем ему это?
– Ему, может, и незачем, а врагов у меня хватает.
– Ты слишком мнительна.
– А как же отвар и нападение на тебя? Совпадение, по-твоему?