«Вот зараза, ведь знает же, как меня задеть!»
– Ещё чего не хватало! Ей и так наш добрый братец Лучезар почти половину серпеня6 даровал, хотя вряд ли по своей доброй воле. Тьфу! Тряпка, а не мужик! – Я решительно встала, отбросив за спину длинную косу, и направилась к умывальнику около печи. – Ай! Чтоб тебя леший за бороду оттаскал! – заворчала я, со всего маха налетев на лохань с водой. – Трут!
– Да, госпожа? – мгновенно возник передо мной старичок, сгорбившись, будто стараясь стать ещё ниже и незаметнее.
– Будь добр, зажги ещё свечей, а то темно, как у чёрта в… – я покосилась на Варса, скорбно поджавшего губы, то есть клюв, и приготовившегося меня отчитать за неподобающий стиль речи, и поэтому быстро вывернулась: – … в закромах!
Не хватало мне ещё нравоучений от какой-то хохлатой птицы!
– И убери бадью эту куда-нибудь подальше, пока я опять на неё не налетела, – добавила я более миролюбиво.
Боюсь, по моей милости бедный аука скоро заикаться начнёт – и так какой-то пришибленный ходит.
– Слушаюсь, хозяйка, – склонился он, хватаясь за ушки треклятой посудины.
Умывшись, одевшись и, надо же, обувшись без всяческих дальнейших происшествий, я уселась к столу.
– Трут, милый, а есть чего-нибудь перекусить? – беззаботно поинтересовалась я у хозяина избушки, изучая единственную свечу в светце, грустно стоявшую передо мной.
Филин недоумённо перевёл взгляд янтарных глаз на меня, видимо, намекая на то, что час для трапезы поздний и возможен вред для моей фигуры.
– И что ты так на меня смотришь? Не могу я, что ли, подкрепиться на дорожку?
– Конечно, можешь, – не стал перечить филин, чем сильно меня расстроил.
И вообще, я ещё не разобралась с тобой насчёт твоего бестактного поведения!
– Бестактного? Что ж, извольте, разбирайтесь, – невозмутимо проговорила птица.
– Так вот, умник, впредь так со мной разговаривать не смей! Ты должен почтительно, с глубоким уважением относиться к той, кому ты служишь. Ясно? И вообще, раз у меня бессонница, это не значит, что меня можно так бесцеремонно поднимать с постели! Ничего бы не случилось, если б я перенесла время наступления зимы на какой-то один-единственный денёк. У нас целый месяц в запасе. Я же права, Трут? – обратилась я к ауке, который шустро расставлял передо мной нехитрую снедь: кувшин с молоком, кусок пирога с капустой и куриными потрохами да чашу брусники в меду.
– Да, госпожа, вы, безусловно, правы, – не поднимая головы, пропел тот.
– А откуда молоко взял? – поинтересовалась я, одной рукой подставляя кружку, а другой отправляя в рот пирог.
– Так у людей же! Сегодня заплутали двое на болотцах близ Змеиного Яра, так я их и развёл по разным тропкам, покружил, помаял чуток. Один догадался, что это я с ним играюсь, вот и откупился тем, что в дорогу взял.
В следующий раз ты у них ещё и свечей для избы затребуй, а то живём, как в пещере, наставительно заметила я.
Кто ж со свечами в лес то ходит, госпожа? удивился Трут.
А что такого? Очень нужная вещь. Особенно для нашей избы, вновь намекнула я непонятливому ауке.
Трут растерянно посмотрел на меня, так и не поняв, чего от него хотят.
Свечи. Нам в избу нужны свечи. По крайней мере, мне уж точно нужно больше света. У меня, в отличие от Варса и тебя, нет ночного зрения.
Сделаем, хозяйка, всенепременно! Я достану! наконец дошло до ауки.
– Вот и славно. А второй чего? снова взялась за пирог я.
Какой второй?
Тот, который с первым по Змеиному Яру бродил.
– Ах, второй. Проворный оказался, гад. Пока я того крутил, сам дорогу нашёл.
– Теряешь хватку, смотрю, – погрозила я пальцем ауке – Хозяину7 это не понравится.
– Так я ж… – вдруг побледнел старичок.
– Ладно-ладно, шучу я! Ничего, в следующий раз отыграешься, – приободрила я нечистика, пережёвывая вкуснейшее лакомство. – И чего это их в такую даль понесло?
– Так в ближайших лесках почитай всю ягодку собрали, вот народ и тянется в глушь.
– Ах, ну да, ну да! Осень ведь в этом году хоть и подпортила конец лета, подмочила урожай людям своими дождями, да теперь лесными дарами откупается, утихомирить гнев людской пытается. Ну, Сенька, ну, лиса подлая! – сгоряча я прихватила горсть ягодок и отправила в рот, костеря про себя сестрицу на чём свет стоит. – Б-р-р-р, кислятина какая! – скривилась я и отставила тарелочку от себя подальше. – Варс, будешь?
Филин, нахохлившись, по-прежнему сидел под самым потолком, отвернувшись.
– Да ладно тебе, чего дуешься-то? Откушай ягодки лучше – и в путь. Пока рыжая-бесстыжая не сбежала. Ищи её потом по всем лесам, болотам.
Стоит заметить, я вовсе не собиралась откладывать наступление зимы на потом. Было бы слишком благородно с моей стороны позволить Авсении продолжать наслаждаться властью и дальше. Это совершенно противоречило моему образу. Я же Морана – злая, жестокая, а главное, подлая богиня Зимы, Холода и Смерти. Хотя кто из нас двоих подлее – ещё спорный вопрос, очень спорный (я, по крайней мере, не скрываю своей подлости).
Так что все мои капризы – это всего лишь капризы, а долг – дело святое. И это прекрасно понимали все: и я, и Трут, и Варсонофий – мой умный незаменимый советник-филин, который всегда рассуждал здраво и по делу. Хотя всё же и он порой вёл себя просто как зазнавшаяся, вредная и чересчур капризная птица! Как раз под стать мне, и всё-таки капризы – исключительно женская привилегия. Но, как говорится, дурной пример заразителен. А ещё на звание умнейшей и справедливейшей птицы претендует!
– Так что, будешь ягодку?
– Нам пора.
– Пора так пора, – не стала спорить на этот раз я и встала из-за стола, сладко потянувшись. – Трут, подай-ка кожух мой овчинный!
– Лучше полушубок, тот, что соболем отделан, – подал голос Варс.
– Что так? – поинтересовалась я.
– Солиднее так, – глубокомысленно изрёк тот и перелетел на стол.
Я молча пожала плечами: советник, что с него взять? Ему ведь по статусу советы давать положено! Я же не видела особого смысла красоваться перед сестрой: лучше уж на деле покажу ей, чего стою.
Трут же послушно поднёс мне полушубок и небольшой ларец с украшениями, из которого я выудила любимый серебряный обруч и перстни.
– Ну, теперь что скажешь? – поинтересовалась я у филина, поправляя длинные иссиня-чёрные волосы.
– В самый раз.
– Тогда в путь! Трут, посвети, – приказала я и проследовала за аукой к выходу из лесной избушки. – Что ж, как увидишь поутру глубокие сугробы снега (а я мелочиться не люблю), знай: зима окончательно вступила в свои права. Это я тебе как мастер своего дела говорю! – улыбнулась я Труту и, повернувшись, гордо ступила сапогами прямо… в болотную грязь.
***
– У-у-у, гадство! – взревела я, оттирая запачканный сапог о мох. – Терпеть не могу грязь, лужи, сырость осеннюю, фу! Терпеть не могу осень! И болота тоже терпеть не могу! – оглядевшись, буркнула я. – Как же я устала! Поскорей бы домой вернуться. Не могу я уже тут! – продолжала я ныть, напрочь позабыв, как совсем недавно радовалась тишине и покою в глуши, в лесной избушке.
Варсонофий же истуканом сидел на ближайшей осине и терпеливо ждал, когда я нажалуюсь всласть.
– И угораздило же крыше протечь именно в моём крыле! Нет чтобы у Лучезара или Сеньки… Ну у Лельки, в конце-то концов! Ведь нет же! Почему-то именно мне, мне приходится скитаться по чужим избам, пока мои милые сёстры и братец наслаждаются домашним уютом и теплом! Ну почему? Почему?! – С досады я даже пнула ствол дерева, на котором восседал мой рассудительный и спокойный советничек. С веток на меня прыснули тяжёлые осенние капли. – Это несправедливо! Они, наверное, сговорились все трое против меня. Ну почему? Почему?
Варс по-прежнему был нем, даже ухом не повёл. Видимо, решил, что это был риторический вопрос.