Хлопнув дверью, практически уже отставной майор, резво выбежал во двор пятиэтажного жилого дома. Он промчался мимо дворника, уронившего от неожиданности метлу, и бросился в сторону железной дороги. Благо, только что начиналось раннее летнее утро, и не очень многие видели обескураженного и взволнованного Аркадия Дмитриевича. Он пролетал мимо редких прохожих, не отвечая на их приветствия.

Почти потеряв самообладание, он бежал по шпалам, в сторону восходящего солнца, изображая из себя курьерский проезд. Его мощный «кузнечик» мотался из стороны в сторону, особо не вникая в жизненные проблемы своего хозяина и, можно сказать, старшего товарища. К счастью, этот забег Палахова закончился относительно удачно. Его остановили путевые рабочие и объяснили, что не стоит куда-то там бежать и при этом мешать ремонтным работам по замене шпал.

Одна из путейщиц, тридцатилетняя Василиса Акнокарова, почему-то, судорожно глотая слюну, тихо и томно сказала ему:

– У вас, оказывается, Аркадий Дмитриевич, такие большие и красивые… глаза.

– У меня один глаз красивый, а другой не очень, – несуразно ответил ей Палахов. – Полное безобразие получается. Несоответствие!

– Неужели ты, Василиса, напрочь забыла, что являешься моей законной женой? – пристыдил Акнокарову один из путейских рабочих. – Что ты так пристально разглядываешь этого чумного мужика, как будто он марсианин?

– Нет, Петя, он не марсианин, – тихо ответила. – Это наш местный офицер Палахов. Я не близко, но знаю его. Правда, почему-то я никогда не уделяла ему внимания и должного уважения. А ведь он его заслужил.

Чисто машинально, Аркадий Дмитриевич оглядел себя с ног до головы и определил, что он совершенно голый. Если, конечно, не считать фуражку на голове верхней одеждой.

В общем, заботливые путейцы обмотали его трепетное тело тряпками, служившими обтирочным материалом, показали Палахову, где находится его дом. После этого, Аркадий Дмитриевич, конечно же, пришёл в себя. Но не целиком, а фрагментами. В душе он понимал, что голым, абсолютно без одежды, на железнодорожных путях могут появляться только поезда, и совсем не потому, что им абсолютно нечего на себя надеть.

Но человек, к примеру, не пассажирский экспресс и не полевой кузнечик, а высокоразвитое существо. Ему принародно обнажатся никак нельзя. Аморально, безнравственно, неприлично даже в том крайнем случае, если есть, что показать.

Пассажир Палахов с некоторой грустью посмотрел левым глазом в окно вагона, где стремительно мимо движущегося поезда, как бы, пролетали деревья, дома, поселки, города… Своеобразная и необъяснимая иллюзия покоя поезда. Ему казалось, что всё стояло на месте, а рвался на восток лишь пассажирский состав.

В некотором раздумье он ехал в гости к своей двоюродной племяннице Марьяне. Решил немного отдохнуть, развеяться.

Почесав подбородок, Аркадий Дмитриевич погрузился в очередные личные воспоминания своей не очень понятной жизни.

Внезапно из воспоминаний его вырвал голос попутчицы, соседки по купе. Она чуть раньше уже сообщила ему, что её фамилия – Лемакина. А по имени-отчеству Ирина Трофимовна. Она преподаватель рисования одной из средних школ Приморья. Аркадий Дмитриевич внимательно посмотрел на молодую женщину. Симпатичная, крашеная блондинка лет тридцати или даже младше, в цветистом халатике. Поинтересовался он:

– Что вы сейчас сказали? Не понял.

– Я говорю, что вы так замерли над кроссвордом, – пояснила она, – и мне показалось, что… Мне, простите, почудилось, что вас уже нет, а за столиком сидит только окаменевшее тело.

– Нелепое сравнение, честно признаться.

– Это, всего лишь, образное сравнение. Я не собиралась вас обидеть.

– Я не в обиде.

– Может быть, кроссворд попался вам под руки очень сложный? Вот вы и впали в анабиоз.

– Нет! Что вы! Настолько простой кроссворд, дорогая моя соседка по купе, – Палахов широко улыбнулся, – что я абсолютно уверен – с ним справится даже школьник младших классов и даже более юные граждане.

– Мне уже не так скучно. Есть, с кем пообщаться.

– Мы всегда имеем возможность, Ирина Трофимовна, поговорить на любую тему. Например, о том, какая умная и любознательная в нашей стране молодёжь.

– Да бросьте, Аркадий Дмитриевич,– возразила Лемакина.– Сейчас, в основном, молодёжь совершенно ни чем не интересуется: книг почти не читает, классическую музыку, как и живопись, не признаёт, не понимает… Поэтому для них, юных, да ранних, любой кроссворд – загадка. Кроме компьютерных игр, мощной музыки, пивасика и секса ничего не признают.

– Что вы такое говорите, Ирина Трофимовна! Какая там живопись или классическая музыка? Это для них уже высшая материя.

– Вы сами себе противоречите, Аркадий Дмитриевич. Ведь минуту назад вы утверждали, что наши парни и девушки умные и любознательные.

– Всякие есть. Я, например, встречал юных огольцов, которые не сомневаются в том, что Наполеон Бонапарт двоюродный брат Александра Невского.

– Но это уже чересчур. Мне, педагогу, неприятно это слышать. Неужели, правда?

– Ещё какая! Некоторые даже считают их шведскими хоккеистами, но малоизвестными.

– Надеюсь, что вы утрируете. Но жаль, если дела обстоят примерно так, а не иначе. Я ведь педагог. Но очень многое моё сознание отказывается воспринимать.

– Понятно. Давайте лучше поговорим об эротике.

– Дорогой мой, Аркадий Дмитриевич, вы пытаетесь от вопросов воспитания подрастающего поколения перейти к нашему с вами тесному знакомству. Мне так показалось.

– Я тебя не совсем понимаю, Ирина. Считаю, что эротике и сексу следует уделять пристальное внимание. Ведь вы же знаете, что в ряде стран существует замечательный Праздник Фаллоса. Кстати, если есть желание, то мы можем устроить такой праздник с вами вдвоём. И ни одна чёрная сила нам не помешает!

– А где мы возьмём этот самый… фаллос?

– Не понимаю, Ирочка. У меня при себе, например, имеется такая штучка. Но я с нежностью и любовью с раннего детства «кузнечиком». Причём, не простым, а ныряющим, как раз, туда, куда ему положено. Пока особых претензий со стороны представительниц женского пола не наблюдалось.

– Не обижайтесь. Но мне почему-то кажется, что вы преувеличиваете свои возможности. Многие мужчины часто обожают прихвастнуть. Да и, вообще, тема нашего разговора не очень-то интересна.

Отставной майор с недоумением посмотрел на Ирину. У него даже возникло острое желание произнести какое-нибудь бранное слово, но он удержался. Он не был любителем и почитателем ненормативной лексики.

Трудно было Палахову не говорить на излюбленную тему, но он попытался наступить на «горло собственной песне». Ему зачастую трудно было даже самому себе признаться в том, что пусть не с раннего детства, но уже изрядно давно он зациклен на сексе. Он первым нарушил на короткое время наступившее молчание. Палахов решил попробовать почти сменить тему их дорожной беседы и немного поделиться с приятной дамой своим психологически состоянием.

Глубокая тайна сновидений, их необычность, например, интересная тема. Почему бы об этом ни поговорить в дальней дороге?

– Мне вот уже почти полгода снится незнакомая, – сказал Аркадий Дмитриевич, – но довольно интересная женщина из Подольска по имени Жанна. Она совершенно голая прилетает ко мне по ночам.

– И вы с ней, точно, не знакомы?

– Я её абсолютно не знаю. Но я совершенно не против таких встреч… даже во сне. Секс лежит в основе продолжения человеческого рода, а если сказать, в конце концов, без юмора, эротические занятия – одновременно и физическая зарядка, и удовольствие…

– Всё-таки, вы, Аркадий, решили опять поговорить об эротике.

– Почему же? Просто с моей стороны прозвучала констатация факта. Без нормального человеческого секса мы – ничто. Об этом даже знает мой «кузнечик». Я не сомневаюсь, что он с интересом слушает наш разговор.